Публикации на портале Rara Avis 2018-2019 - Владимир Сергеевич Березин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот что я скажу — в этом самом месте, где этот, быть может, прекрасной души и замечательных профессиональных свойств, человек собрал некоторое количество сочувствующих ему друзей, описывается словом «испанский стыд». Замечу, что идея о яйце паровоза — решительно прекрасна. (Другое дело, что её исполнение, возможно, ужасное, а, возможно, и нет — мне это неведанно). О, как бы я распорядился этой идеей из непрочитанного рассказа! Какое бы у меня было паровозное яйцо! Это был бы настоящий стимпанк, и в мастерских имени Андрея Платонова рождались, оплодотворённые загадочным веществом существования, паровозы — и серии ОВ, называемые «овечки» и паровозы «СУ», и машина «ИС», которая одним своим видом вызывает чувство воодушевления, такое, что растроганная радость пробуждается в человеке, как при чтении стихов Пушкина. Ну, у меня, конечно, были бы там ещё чекисты в скрипящих шофёрских тужурках и запах угля, и предчувствие войн, и слова «габардин» и «лишенец». Но автор рассказа с конкурса мне был неизвестен — и, может, вёл свой паровоз прямиком из Ромашково. Мне этот рассказ мог вовсе не понравиться — не в этом дело.
Урок саморазоблачения заключается в том, что если люди глумится над тем, что не могли раньше определить пол паровоза, и не знали, что они разного пола бывают, то они сильно рискуют. (А в комментариях к суждению члена неизвестного жюри — трэш, угар и содомия).
Было бы любопытно наблюдать всё это «автор, что вы курили?» по отношению к
По морям, играя, носится
с миноносцем миноносица.
Льнет, как будто к мёду осочка,
к миноносцу миноносочка[62]
— и далее по тексту классика.
Это очень интересная проблема — учёные люди её называют «эпистемологическая неуверенность».
Человек сталкивается с непонятным, и не знает, хорошо это или плохо, более того, он не обязан высказывать своего мнения, но хочет для снятия неуверенности присоединиться к какому-то мнению. Это может быть как коллективное осуждение, так и коллективное восхваление — не важно. Важен лишь первичный толчок чужого авторитета. Сразу же возникает проблема с авторитетом — часто он оказывается негодным экспертом (просто в силу малого наличия шаблонов для сравнения, узкого поля зрения, будучи специалистом в одном, он вовсе не является специалистом в другом, ну и тому подобное далее).
В заключение — два совета.
Во-первых, известно кто довольно много написал о паровозах, как о живых существах (Шкловский бы вторил этому, описывая автомобили, как женщин разного характера).
Рецепт тут прост — каким бы смешным или нелепым тебе бы ни казался чуждой текст — не торопись. Подожди. Запиши свои впечатления, если не можешь не записать.
Но есть и ещё один, оптимистический совет — в старой истории, которую рассказывали про поэта Твардовского, который был ещё главным редактором журнала «Новый мир», было чудесное слово «задеёт».
Твардовский раскладывал стихи, присланные в редакцию на две стопки. «Это, — говорил Твардовский, — задет. А вот эта, вторая не задеёт». Это очень важное ощущение любого отборщика — прислушаться к себе. Задеёт или не задет? Ну, а потом продолжить работу в соответствии с этим.
26.03.2018
Уплочено (о продажности разного рода)
Скажите нам лучше, сколько вам платят хонтийцы? Или вам платит Пандея?
А. и Б. Стругацкие, «Обитаемый остров»
Есть такая тема, которая всегда занимает общественное сознание, как только оно, общественное сознание, обнаруживает любое суждение. Эта мысль «Сколько ему заплатили?».
Одной из самых интересных ангажированных книг была «Москва, 1937» Лиона Фейхтвангера. О ней написано достаточно много, и парадоксом было то, что она угодила потом в спецхраны. Не оттого, что изображение СССР в ней было критическим, а как раз из-за того, что неписаный договор между заказчиком и исполнителем был выполнен точно.
Причём уже после исполнения социального заказа, когда автор давно жил в Америке, он вдруг оказался «буржуазным космополитом» и «литературным торгашом». А тогда, в 1937 году, ему делали дорогие подарки и начали печатать собрание сочинений. И тут возникает вопрос честности — с одной стороны, Эренбург говорил, что Фейхтвангер ничего не понял в советской жизни и искренне заблуждался. С другой стороны, Бабель рассказывал, что всё он понял. Сыграли ли роль дорогие подарки — неясно. Паперный писал: «Есть некоторые свидетельства, что мотивы, по которым Фейхтвангер стал апологетом Сталина, тоже носили материальный характер. Литературовед Марк Поляков рассказал мне о своем дальнем родственнике, Германе Чайковском. В 1937 году тот служил в НКВД и был приставлен к Фейхтвангеру как переводчик. „Не спускай с него глаз, — была дана ему инструкция, — и записывай всех, с кем он встречается“. Через три дня начальник вызвал Чайковского и сказал: „Все. Можешь за ним больше не следить. Еще две-три инкунабулы, и он наш“. Инкунабулами (от латинского слова, означающего „колыбель“) называют книги, напечатанные после изобретения Гутенберга, но до конца XV века. Ценность их исключительно высока. Фейхтвангер же, как известно, был фанатичным библиофилом. Похоже, что подлинность подаренных ему в Москве инкунабул помогла ему поверить в подлинность сталинских процессов»[63]. И в тот момент, когда обыватель слышит об этих инкунабулах, у него наступает облегчение — теперь всё понятно. И ты, Брут, продался большевикам.
Если зарегистрирован акт купли-продажи, то мир становится яснее: всё в мире происходит оттого, что любое суждение оплачено. Всё непонятное становится
