Крейсер Ее Величества «Улисс» - Алистер Маклин

— Это ложь, сэр! Грязная, подлая ложь! — прошамкал он, с трудом шевеля разбитыми губами. — Ничего подобного я не говорил...

Слова его перешли в клохчущий визг: кулак Ральстона обрушился на бормочущий, окровавленный рот Карслейка. Пошатнувшись, тог грохвулся о палубу, отворив при этам дверь в штурманскую рубку, и остался лежать бесформенной грудой. Тэриер и Гастингс тотчас кинулись к старшему торпедисту и ехватили его за руки, но Ральстон и не пытался сопротивляться.

Несмотря на вой ветра, всем показалось, что на мостике воцарилась мертвая тишина. Когда Вэллери заговорил, голос его прозвучал безжизненно:

— Старпом, вызовите пару морских пехотинцев. Отправьте Карслейка в каюту и пришлите к нему Брукса. Гастингс...

— Слушаю, сэр.

— Отправьте старшего торпедиста в лазарет, пусть ему сделают перевязку и все, что полагается. Потом посадите на гауптвахту. Приставьте часового.

Понятно?

— Так точно, сэр.

В голосе Гастингса прозвучало удовлетворение.

Вэллери, Тэрнер и артиллерийским офицер молча наблюдали, как. два рослых солдата морской пехоты понесли вниз Карслейка, все еще не пришедшего в себя, как в сопровождении Гастингса ушел с мостика Ральстон.

Вэллери двинулся было следом, но, заслышав сзади голос Итертона, замедлил шаг.

— Прошу прощения, сэр. Вэллери даже не оглянулся.

— Поговорим потом, Итертои.

— Прошу вас, сэр. Это очень важно.

В голосе артиллериста прозвучало нечто такое, что заставило Вэллери остановиться. Он нетерпеливо обернулся.

— Я не о себе хлопочу, сэр. Не пытаюсь оправдаться. Мне нет оправдания.

— Он впился глазами в командира корабля. — Когда Ральстон передавал предохранители Карслейку, я стоял у входа в рубку акустика. Я слышал каждое слово.

Лицо Вэллери словно окаменело. Он взглянул на Тэрнера. Тот тоже напряженно ждал.

— Так ли было дело, как рассказывал Ральстон? — Несмотря на усилие Вэллери казаться спокойным, голос его прозвучал хрипло, почти тревожно.

— Именно так, сэр, — едва слышно проговорил Итертон. — До малейшей подробности. Ральстон сказал сущую правду.

На мгновение закрыв глаза, Вэллери с усилием отвернулся. Он не стал протестовать, почувствовав у локтя руку старшего офицера, который помог ему спуститься по крутому трапу. Не раз старина Сократ говорил, что он на собственной спине тащит весь корабль. Он внезапно почувствовал всю, до последней унции, тяжесть этого бремени.

Когда прибыл посыльный, Вэллери и Тиндалл обедали в адмиральской каюте.

Погруженный в думы, командир крейсера смотрел на свою нетронутую тарелку.

Тиндалл разгладил радиограмму.

— "Иду указанным курсом. Соблюдаю график. Волнение умеренное. Ветер свежеет. — Адмирал откашлялся я продолжал:

— Рассчитываю прийти на место рандеву в указанный срок. Коммодор конвоя Эф-Ар-77".

— Черт меня побери! Волнение умеренное, ветер свежий! Как по-твоему, он в том же океане находится, будь он неладен, что и мы, или как?

Вэллери едва заметно улыбнулся.

— В том-то и вопрос, сэр.

— В том-то ив вопрос, — отозвался Тиндалл. Потом повернулся к посыльному. — Передайте следующее:

«Идете навстречу сильному шторму. Время и место рандеву остается без изменения. Вы, возможно, запоздаете. Будем ждать на условленном месте до вашего прибытия». Сформулировано достаточно вразумительно, командир?

— Пожалуй, да, сэр. Радиомолчание?

— Да, разумеется. Прибавьте еще вот что: "Соблюдать радиомолчание.

Командующий 14-й эскадрой авианосцев". Отправьте депешу немедленно, хорошо?

Потом пусть радист закроет вахту.

Дверь осторожно притворилась. Налив себе кофе, Тиндалл взглянул на Вэллери, сидевшего напротив.

— Все еще думаешь о том парне. Дик?

Едва заметно улыбнувшись, Вэллери закурил сигарету. И тотчас закашлялся.

— Прошу прощения, сэр, — произнес он. Помолчав немного, поднял глаза. — Какое безумное честолюбие вынудило меня стать командиром крейсера! — проговорил он невесело.

— Я тебе не завидую, — усмехнулся Тиндалл. — По-моему, я уже слышал подобные слова. Что же ты собираешься предпринять в отношении Ральстона, Дик?

— А что бы ты предпринял на моем месте? — спросил в ответ Вэллери.

— Упрятал бы его за решетку до возвращения из России. Посадил бы на хлеб и воду. Заковал в кандалы, если хочешь.

— Ты никогда не умел убедительно врать, Джон, — улыбнулся Вэллери.

— Угадал! — захохотал Тиндалл. У него потеплело на душе. Втайне он был доволен. Редко, очень редко Ричард Вэллери снимал с себя надетую им самим маску официальности. — Всякому известно: избить офицера флота его величества — тяжкое преступление. Но если Итертон сказал правду, то я только сожалею о том, что Ральстон не произвел полную косметическую операцию на физиономии этого негодяя Карслейка.

— Боюсь, что Итертон не лжет, — покачал головой Вэллери. — Но вся беда в том, что корабельный устав (до чего пришлась бы по вкусу эта фраза Старру!)... устав требует, чтобы я наказал жертву преступления, а не преступника, едва не убившего ее1 Он умолк, сотрясаемый новым приступом кашля. Тиндалл отвернулся, чтобы Вэллери не увидел печали на его лице, не заметил ни сострадания, ли гнева, которые он испытывал при мысли о том, что Вэллери — этот рыцарь без страха и упрека, самый порядочный человек и самый верный — на глазах тает, возможно, умирает у него на глазах из-за слепоты и бессердечности штабной крысы, засевшей в Лондоне, за две тысячи миль отсюда.

— ...Этого бедного юношу, — продолжал наконец Вэллери, — который потерял мать, брата и трех сестер... По-моему, отец его где-то плавает.

— Как насчет Карслейка?

— Поговорю с ним завтра. Мне бы хотелось, сэр, чтобы вы присутствовали при этом разговоре. Я сообщу ему о том, что он остается на корабле лишь до возвращения в Скапа-Флоу. Там я его спишу с крейсера... Не думаю, чтобы он захотел предстать перед трибуналом, даже в качестве свидетеля, — прибавил он сухо.

— Конечно, не захочет, если он в здравом уме, — согласился Тиндалл. — А ты уверен, что он действительно в своем уме? — нахмурился он, пораженный внезапной мыслью.

— Карслейк?.. — Вэллери помолчал в нерешительности. — Да. Я в этом уверен, сэр. Во всяком случае, он был в своем уме. Правда, Брукс в этом не слишком уверен. Говорит, лейтенант ему нынче вечером что-то не понравился.

По мнению Брукса, с Карслейком творится неладное. А в этих экстремальных условиях самые незначительные отклонения от нормы вырастают до невероятных размеров. — Вэллери улыбнулся. — Хотя Карслейк вряд ли считает отклонением от нормы совершенное дважды посягательство на его достоинство и личность.