Надежда - Талан Светлана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ведь он все равно преступник! – возмутилась я. – И должен понести наказание.
– По закону – да. Но от того, что он будет сидеть за решеткой, мне нет пользы, и профессора к жизни уже не вернешь. За преступление отсидит тот, другой. А этот будет землю рыть, чтобы мне помочь. Ведь его отпечатки пальчиков до сих пор в моей домашней картотеке, и деваться ему некуда. Надо честно отработать свою свободу.
– Ты его думаешь послать на этот раз следить за Наумом? – спросил Вася.
– Его. Наум его ни разу не видел и ничего не заподозрит. Записывающей и снимающей аппаратурой я его уже снабдил. Осталось только ждать. Только ждать. – Юра задумался и стал нервно барабанить кончиками пальцев по столу.
– Ничего, Юра, теперь Наум у нас на крючке. – Вася похлопал друга по плечу. – Скоро будет он у нас вертеться, как вьюн на горячей сковородке!
– Хлопнем по рюмашке за удачу? – предложил Юра и потянулся к бутылке коньяка.
– Только не нахлопайся до чертиков, – попросила я.
– Васек, ты меня видел хоть раз пьяным? Только скажи честно! – потребовал Юра. – Ну, давай!
– Честно? – улыбнулся Вася.
– Да!
– Видел. Помнишь, когда нас на втором курсе посылали на уборку картошки в колхоз?
– Васек, ты не прав. То был самогон, настоящий деревенский самогон! Откуда мне было знать, что он такой крепкий? Нет, тот раз не считается. Ты вырос в селе и знал, что самогон – это коварный змий! Ты меня об этом не предупредил.
– Согласен. Тот раз считать не будем. Тем более что человек как-то же должен узнать свою норму, предел своих возможностей. Понимаешь, Павлина?
– Нет, не понимаю.
– Надо один раз в жизни напиться, чтобы понять, что ты свою норму превысил и что это ни к чему хорошему не приводит, – посмеиваясь, объяснил Вася и принялся с аппетитом уплетать тоненькие пластинки твердого сыра. Прожевав, он поинтересовался: – А ты, Павлина, знаешь уже свою норму?
– Нет, – засмеялась я. – Я не пью.
– Правильно делаешь. Не бери с нас пример.
– Васек, тебя послушать, так мы с тобой законченные алкоголики! – возмутился Юра.
– Павлина, я шучу, – посерьезнев, сказал Вася. – Я просто шучу. Мы с Юрой выпиваем очень редко. Ты не думай о нем плохо. Он самый лучший друг и прекрасный человек. Если ты еще в этом не убедилась, то со временем убедишься.
– Я знаю, что Юра – самый лучший. По крайней мере для меня, – сказала я тоже серьезно.
– Давайте на следующие выходные организуем вылазку на природу, – предложил Юра. – Мне так неудобно перед Павлинкой, что прошло лето, заканчиваются ее каникулы, а мы так никуда и не съездили.
– Я не против, – сказала я.
– Вася, ты не будешь возражать, если мы захватим маму Павлины?
– А почему я должен возражать? Берите кого угодно, только не заставляйте меня чистить котелок песком. Ужасно не люблю это делать! Поверишь ли, Павлина, если меня заставят это делать – считай, отдыха не было. Сразу падает настроение.
– Я сама почищу, – засмеялась я.
– Может, и Степана Ивановича взять? – обратился ко мне Юра. – Алевтине Викторовне будет веселее.
– Я только за. Может, Вася, ты пригласишь свою Олю?
– Ольку? А почему бы и нет? Возьмем и Ольку, – обрадовался Вася.
Я посмотрела на Юру:
– А как же твоя мама?
– О моей маме не беспокойся. Она никогда не скучает. У нее куча знакомых, подруг, друзей. К тому же она неплохо отдохнула в Египте. Только позавчера домой вернулась.
– Ну, тебе виднее, – сказала я и обратилась к ребятам: – Кыш из-за стола, если хотите, чтобы я все быстренько убрала и вымыла посуду!
– Хотим! – в один голос, басом пропели друзья и, поднявшись, отошли от стола, чтобы мне не мешать.
Мое счастье
Под большим котелком потрескивал сухой хворост, а рядом Юра с Васей наложили его целую гору.
– Дровишек хватит? – спросил раскрасневшийся Юра Степана Ивановича.
– Хватит, хватит с лихвой, – довольно ответил тот, ловко ломая хворост.
Мама, расстелив на траве старое одеяло, сидела у костра и чистила картошку.
– Сейчас мы с вами, Степан Иванович, такую кашу сварим, что молодежь за уши не оттянешь, – сказала она, бросая очищенную картофелину в кастрюльку с водой.
– Да разве они умеют так готовить, как мы? Тут тонкостей хватает. Надо знать, что за чем класть, когда помешать кашу, а когда дать ей просто потомиться на углях, – важно, со знанием дела, сказал Степан Иванович.
– И специи. Специи имеют большое значение, – подхватила мама. – Кажется, бросил перец, лаврушку – и все. Ан нет! Кроме них есть еще много специй, и надо знать, что куда класть.
– И заметьте, Алевтина Викторовна, немаловажно, когда положить.
– Да, – поддержала его мама, – одни специи надо в начале приготовления, чтобы они полностью отдали блюду аромат, другие – в середине, а третьи – только в конце. Иногда им даже нельзя давать кипеть, иначе весь аромат исчезнет.
– Служил со мной один кореец, – начал рассказывать очередную историю из своей жизни Степан Иванович. – А у них, у корейцев, знаете ведь, специи в большом почете, и кладут их в немалых количествах…
Я решила не мешать им общаться. К тому же и мама, и Степан Иванович, увлекшись разговором, позабыли обо мне. Я тихонько поднялась и побрела к озеру. На берегу, под большой тенистой вербой стоял мангал, возле него колдовали над шашлыками Юра и Вася.
– Павлина, та знаешь тонкости приготовления этого божественного блюда? – увидев меня, спросил Вася.
– Нет! Только не это! – со смехом воскликнула я. – Не знаю и знать не хочу.
– Но почему?!
– Я только что покинула двух милых людей, чтобы не знать тонкостей приготовления полевой каши и использования специй.
– Ясно. – Вася развел руками. – Придется урок кулинарии отложить до более подходящего случая.
– Не забивай, Васек, девушкам головы бог знает чем. Оля уже не выдержала и сбежала от тебя в озеро, – сказал Юра, бросив на меня влюбленный взгляд.
– Действительно, где Оля? – спросила я, ища глазами подругу Васи.
– Где-то плавает моя лебедушка. – Вася махнул рукой в сторону озера.
Я зажмурилась, взглянув на тихую гладь озера, на которой играли яркие лучи августовского солнца и, отражаясь, били в глаза. На песчаном берегу водоема было много детей. Они лепили что-то из песка, таская маленькими пластмассовыми ведерками воду, насыпали лопаточками песок в свои самосвалы и перевозили его из одной кучи в другую. Кто-то катался на катамаране, кто-то дремал на надувном матрасе, разнежившись под ласковыми солнечными лучами. Люди спешили насладиться последними летними днями.
Олю я увидела в компании молодых людей. На ней был вызывающий ярко-малиновый купальник, разделявший едва заметной полоской ее округлые ягодицы. Она была блондинкой с изящной фигурой. Казалось, у нее все было почти идеальным: выразительные глаза, тонкий нос, красиво очерченные губы, но было в ней что-то отталкивающее. Я никогда не полагалась на интуицию, но при первой встрече с Олей, когда она протянула мне свою тонкую холодную руку, я услышала внутренний голос: «Она – плохой, неискренний человек. От нее жди неприятностей». Теперь я пыталась отбросить эти мысли, считая их ошибочными, и старалась отыскать в Оле что-то хорошее. Разве может человек с такой приятной внешностью быть черным внутри? Я видела, как Оля, о чем-то разговаривая с молодыми людьми, томно заглядывает в глаза длинноволосому парню с атлетической фигурой, эффектно отбрасывает рукой волосы за спину и заигрывающе поводит оголенными бедрами. Попрощавшись, она послала парню воздушный поцелуй и направилась к нам, виляя задом. «Наверное, я просто старомодная дикарка», – решила я и помахала Оле рукой.
– Ну что, шашлык готов, мальчики? – спросила она, подходя к нам.
– Ждет, когда ты его приготовишь, – буркнул Вася.
– Васенька, ну что ты такой нервный? – Оля игриво надула губки. – На работе злишься, здесь – тоже. От злости появляются ранние морщины. Так нельзя!