Убей страх: Марафонец - Артем Абрамов

Но тут разом погасли нити лазеров, японцы-инопланетяне ломанулись в проём, кто-то в башке — эквивалентом недавнему утюгу! — горячо прошептал: «Беги!» — и Чернов рванул вперёд, распихивая мелких туристов. Лишь успел крикнуть на древнееврейском Кармелю, всё ещё стоящему у входа в аттракцион «Древний гананский город»:

— Жди! Ни на что не реагируй! Я побежал!

И дал жару.

Он успел до закрытия периметра. Прикинул на бегу: от кого забор-то? От внешнего нашествия или от внутренних побегов? Артистов от туристов берегут или наоборот?.. Не стал искать ответа. Просто нырнул в проход между своим «аттракционом» и мощной каруселью, увидел с неким всё же восхищением, что карусель крутилась стандартно — кони, кареты, авто, космические корабли, только крутились они сами по себе. Ни тебе привычных сварных конструкций, ни тебе будки с механиком. Просто летают по кругу милые сверкающие ёмкости, в которых сидят детишки, летают неясно как, причём бесшумно. Не иначе — антигравитация. И подальше — гигантское колесо обозрения, всё из себя пылающее огнями, гремящее музыкой, но где же колесо? Опять непонятка: кабинка за кабинкой, в каждой — любители посмотреть на мир с высоты, да только кабинки движутся сами собой вопреки закону всемирного тяготения, который неизвестно для кого в этом ПВ открыл Исаак Ньютон. Или в этом ПВ не было никакого Исаака, почему и тяготение отсутствует?..

Но как бы там ни было, Чернов бежал по местному Диснейленду, замечательно ощущая притяжение родной планеты, равное одному «g», что и положено наукой физикой. А что до кабинок с колясками — так нехай крутятся, как хотят. Чернову до них дела нет. Чернову Зрячего найти бы…

Система сбоила на глазах. Первый Сдвиг из Сокольников — мощнейший «сладкий взрыв», как и в добрые беговые времена. Второй Сдвиг из мира Панкарбо — «взрыв» был, кто спорит, но не похожий на обычный, куда слабее. Третий Сдвиг из так и не опознанного места встречи с монголами-немонголами — да просто раскалённым утюгом по башке, причём — изнутри! Плюс — безо всякого Зрячего. Или среди испанских монголов Зрячий спрятался и молчал, как в танке? Иначе с какой стати всё-таки они скопом бухнулись ниц, услышав имя Бегуна?..

Чернову хотелось логики.

Но, судя по всему, логики в действиях Великого Передвижника не наблюдалось. Или напротив: вся логика заключалась в её категорическом отсутствии. Последнее тем более убедительно, что Сдвиг из монгольской Испании — ко всему вышеперечисленному — вообще обошёлся без бега! Вопрос рвётся наружу сам собой: зачем тогда нужен именно Бегун? Впрочем, и ответ не задерживается: а вдруг этот парк аттракционов — не ПВ никакое, а этакий отстойник всех времён и народов для посещения туристов из разных ПВ?.. Во загнул, сам себя оценил Чернов… Но если поразмыслить на бегу да плюс к тому вспомнить читанное из фантастики, то не так уж и крепко загнул. Найдёт Зрячего — значит это не отстойник, а полноценное ПВ. Не найдёт — не исключено, что отстойник. Если последнее верно, то ещё вопрос: как тогда из него выбираться Чернову вместе с целым городом? Опять звать Небесный Огонь? Или ещё что-нибудь библейское — покруче?.. Или это вообще — конец Пути?..

Грустные размышления прервал резкий толчок и немедленное торможение. Два крепких парня в кожаных комбинезонах и пилотках держали Чернова за руки. На пилотках — жетоны с латинскими буквами «SS», над правыми нагрудными карманами — овальные бляхи с двуглавым орлом в серёдке и надписью по краям: «SECURITY SERVICE. DOWN OF JACKSONVILLE». To есть «Служба Безопасности. Низ (что значит „низ“? выходит, есть и „верх“, то есть „up“?..) Джексонвилля». В свободных от Чернова лапищах — короткие чёрные трубки, похожие на фонари известной фирмы «Maglite». Полиция?.. Местная охрана?..

— Куда прёшь, парень? — ласково поинтересовался один из «эсэсовцев».

А второй добавил целую серию вопросов:

— Украл? Наширялся? Кого-то потерял?

— Тороплюсь, — туманно объяснил Чернов, даже не пытаясь вырваться.

Он и в родном ПВ никогда не сопротивлялся представителям власти, считая это занятие непродуктивным и вредным.

— Здесь никто не торопится, — объяснил первый. — Здесь люди культурно отдыхают и ловят кайф. А ты своими действиями, парень, портишь красивую картину культурного отдыха. Ну-ка предъяви свою идентификационную карту…

— У меня её нет, — честно признался Чернов.

— Как нет? — прямо-таки опешил первый, даже хватку ослабил. — Куда она могла деться?.. — Сунув трубку под мышку, свободной рукой задрал Чернову рубаху, обнажил живот. Сказал с ужасом: — Смотри, Гай, чисто…

И второй с не меньшим ужасом подтвердил:

— Совсем чисто…

Легко было догадаться, что у Чернова на животе отсутствовало нечто: то ли бирка, то ли печать, то ли татуировка, но в любом случае имеющее название «идентификационная карта». И это тоже подходило под определение «фигец котёнку Машке». Чернова опять зажали с боков, поддёрнули вверх и легко понесли сквозь толпу, которая сама расступалась перед «эсэсовцами», влекущими в каталажку злостного преступника с чистым животом. Каталажкой оказался чёрный экипаж, похожий на яйцо. С тупой его стороны раздвинулись створки, Чернова кинули внутрь, створки сомкнулись, и он оказался один-одинёшенек в полной темноте на жёстком, пластиковым на ощупь полу. А яйцо снялось с места и бесшумно (как без двигателя вовсе!..) воспарило в воздух и полетело в пугающую неизвестность.

Попал, оригинально подвёл итог Чернов. А что с вефильцами теперь будет? Так и останутся аттракционом?.. Дерьмовый из тебя Моисей получился, дорогой Чернов: не начав толком Исхода, всё провалил к такой-то матери… К слову, мама-покойница как раз любила повторять сыну-бегуну:

— Когда быстро бегаешь, не хватает времени на подумать.

И была права: «на подумать» времени-то и не хватило… А яйцо довольно скоро завершило полёт, створки опять распахнулись, две могучие руки вырвали Чернова из тёмного нутра, и он оказался в длинном коридоре — перед железной решёткой. За решёткой находился лифт.

Первый «эсэсовец» задрал дверь к потолку (никакой на сей раз автоматики, всё вручную!), пихнул в лифт арестанта, потом сам зашёл с напарником. Лифт ехал медленно, но недолго. Остановился, выпустил троицу в такой же длины коридор, но — с запертыми дверями по обеим сторонам. В дверях — глазки.

Тюрьма, тоскливо догадался Чернов. «Эсэсовец» отпер одну из дверей висящим рядом на крюке огромным ключом, опять пнул Чернова в спину со словами:

— Посиди пока. До выяснения.

И дверь закрылась.

А перед Черновым во всей своей неприглядности (общей, получается, для любых времён и стран) была тюремная камера на два десятка двухъярусных коек, полутёмная (два махоньких зарешечённых окошка у потолка), с ржавого вида местом общего пользования в углу, с тусклой голой лампочкой у входа. Она-то и осветила нового заключённого, что позволило обитателям камеры его рассмотреть и нестройно приветствовать: