Хозяин её жизни (СИ) - Росс Софи

Сначала я не поняла. Подумала, что это завуалированная просьба в случае чего принести ему таблеток. А потом мне в голову ударил истинный смысл его слов.

Он хотел мои пальцы на своем… На своем члене.

Ты взрослая девочка, Аврора, и способна выговаривать такие слова без заикания.

— Что будет дальше? — мне срочно нужно было сменить тему.

— Здесь где-то должна быть еда. Поухаживаешь за временно одноруким, маленькая? — у Чеширского кота не такая хитрая улыбка.

— Ты понимаешь, что я не об этом. Мне звонила сестра, я понятия не имею, где она сейчас. Ей плевать на меня, она не собирается возвращать деньги…

— Дело не в деньгах. Если ты забыла, я уже все компенсировал, так что сестричка твоя явно прихватила что-то еще, раз уж теперь за нами гоняются с пушками, — он о чем-то задумался, а я затянула последний узел на бинтовой самодельной повязке, потому что приготовленная Дамиром оказалась слишком маленькой для его плеча.

— Откуда ты знаешь того человека из клуба? В нашу первую встречу он так легко отпустил меня с тобой.

— Старые знакомые. Я знал его отца и вынужден был пересекаться с этим отморозком, — отвечает сухо, без подробностей.

Хмурится, на лбу появляются морщины, которые мне тут же хочется разгладить. Я даже тяну руку к его лицу, но вовремя осекаюсь, потому что в мыслях проигрываю его реакцию на мои прикосновения. Те слова, что он сказал мне в душе, когда напряжение от агрессии в мой адрес отделял лишь тонкий волосок, никак не выходят из головы.

— Он был важен для тебя? Его отец? — я вижу это в глазах Дамира.

Там плещется что-то запретное для сильного мужчины. Что-то, способное пошатнуть его непоколебимую сталь и доказать наличие в нем человечности. Грусть с каплями боли.

Не та боль, которая рвет душу на мелкие клочки. Уже пережитая, затихшая, приглушенная временем. Боль, от которой невозможно избавиться, но к которой привыкаешь.

Рука Дамира в моих волосах. Пальцы перебирают влажные после душа пряди, скользят от затылка к шее. Гладят, приручают к его прикосновениям, сбивают мою оборону и заставляют прикрыть глаза от этой внезапной нежности, потому что я готова расплавиться прямо сейчас, если и дальше буду тонуть в его взгляде.

Двигаюсь ближе, кладу ладонь ему на грудь и стараюсь унять дрожь в пальцах, боясь даже дышать.

И я бы назвала этот момент до безумия идеальным, если бы в следующую секунду Дамир не заставил меня очнуться болезненной хваткой и резким рывком, выбив из меня намотанными на кулак волосами беззащитный всхлип.

— В душу мне лезешь, девочка?

Хватка становится жестче. Дамир кривит губы, а мне на короткий миг кажется, что это из-за моего тихого хныканья, потому что на самом деле он не хочет делать мне больно.

Не хочет, но делает.

Глава тридцать первая. Мир

— Почему ты делаешь это?

Пальцы из её волос я выпутал почти сразу же. Девочка сразу отодвинулась и усиленно принялась делать вид, что аптечка сейчас — самое важное во всей гребанной вселенной. Сложить бинты, закрутить все то, что она зачем-то открыла. Я уверен, что на мне эта царапина нормально затянулась бы без лишней химии.

— Делаю что, маленькая? — откидываюсь на спинку дивана и закрываю глаза. Где-то рядом должна стоять бутылка с крепким пойлом вместо обезболивающего.

Уж куда приятнее обжечь горло хорошим виски, чем глотать колеса, от которых перестаешь контролировать свои реакции.

— Отталкиваешь меня. Защищаешься, как будто я хочу навредить тебе. Закрываешься и делаешь вид, что ничего не чувствуешь, — она замирает и шуршит упаковочной этикеткой от бинта, а я хочу прижать девочку к себе и замереть с её дыханием на шее.

Сраная сентиментальность впервые за долгое время.

— А ты почему это делаешь? — парирую в ответ и ловлю её взгляд, который она упорно прячет от меня.

— Я?

— Ты. Провоцируешь меня, притягиваешь к себе, а потом притворяешься, что я силой затащил тебя в мои руки. Считаешь меня чудовищем, а сама в тайне мечтаешь о монстре? — усмехаюсь, даю понять, что замечал каждый её взгляд не слишком удачно скрытый взгляд.

— Ничего такого я не…

Мне даже перебивать малышку нет необходимости, чтобы она поняла, насколько неубедительно это звучит.

— Мне кажется, что ты сам этого боишься, — она сразу замолкает и подрывается на ноги. Увеличивает расстояние между нами, обходит стол и пытается смахнуть себе в руку мусор, но окровавленных салфеток слишком много, и они просто падают на пол.

У девочки трясутся руки, и, по-моему, она вот-вот зальет своими слезами гостиную.

Я не хочу видеть её слезы и тем более не хочу быть причиной, что их вызвала.

— Иди сюда, — хлопаю по колену, и, на удивление, малышка сама забирается на меня, все время поглядывая на повязку, которая за эти несколько минут успела пропитаться кровью в паре мест. — Ты всегда такая послушная, когда волнуешься? — нарочно дразню её и сглатываю, когда она начинает вертеться своей милой задницей в опасной близости к члену, а потом пальчиками лезет мне в волосы и, как кошка, включает режим «вибрации» коготков.

— Расскажи мне что-нибудь о себе? О своей жизни? Василиса, она… Твоя дочь? — переводит тему. А я решаю подыграть.

Мир не рухнет, если я удовлетворю хоть часть любопытства этой маленькой занозы в одном месте. И совсем не о члене идет речь.

— Она — внучка женщины, которая была моей соседкой, пока я рос. Женщины, которая подкармливала вечно голодного пацана и позволяла ему ночевать у себя, когда его родители напивались до совсем бессознательного состояния и дом превращался в проходной двор, хоть сама и сидела иногда на хлебе и воде.

— Она заботилась о тебе… Твои родители, мне так жаль, что тебе пришлось пережить всё это. Ни один ребенок в мире такого не заслуживает.

Я задумался, поэтому не сразу заметил, что у неё почти до неприличия разъехался халат, а сама девочка слишком прониклась парочкой предложений и совершенно не замечает, что еще немного и я смогу увидеть то, где еще недавно были мои пальцы.

Сам не верю, что делаю это, но я запахиваю полы халата и лишаю себя соблазнительного вида её стройных ножек.

Всё-таки тянусь за бутылкой, но, как только та оказывается в моих руках, малышка ловко перехватывает её за узкую часть и тянет на себя, робко показывая мне кивками головы, что заливать боль таким способом — не лучшая идея.

Соглашаюсь, потому что улыбка на её губах того стоит.

— У Марины была дочь, которая связалась не с той компанией. Залетела непонятно от кого, Марина запретила ей делать аборт из-за резуса и вероятности больше никогда не иметь детей. Потом пошли наркотики, дальше ожидаемый передоз. Марина оформила на себя опеку, я к тому времени уже поднялся. Перевез их в нормальный район, до смерти дочери Марина не хотела брать ничего от меня, потому что из-за её мягкого характера все перешло бы дочери. Да и стыдилась она, отказывалась от помощи. Считала, опять же, я хочу помочь из-за того, что чувствую себя обязанным…

— А тебе просто искренне хотелось помочь человеку, который был тебе дорог, — перебивает и прикусывает нижнюю губу, к которой я тут же тянусь большим пальцем и обвожу контур.

Воистину, женщины — то, что может уничтожить даже самую надежную броню.

Глава тридцать вторая. Аврора

Дамир явно не в восторге от своих откровений и моих выводов.

Он опять замкнулся в себе, ушел — в прямом смысле этого слова, взял свои сигареты и вышел на улицу, потому что заметил, как я сморщила нос от «предвкушения» табачного дыма — и оставил меня в полной растерянности перебирать содержимое аптечки от желания хоть чем-то занять руки.

В халате было не очень удобно. Я постоянно запиналась, а еще меня не покидало ощущение, что пояс слишком слабо завязан, так что я с какой-то маниакальной периодичностью затягивала его, пока не стало трудно дышать.