ВОПРОС КРОВИ - Иэн Рэнкин

Вот почему Ребус и выбрал свой постоянный и излюбленный Оксфорд-бар, ютившийся в закоулке на задах Джордж-стрит и удаленный как от места работы Керта, так и от Сент-Леонарда.

Они сидели в заднем зале за столиком у дальней стены. Кругом — ни души. Середина недели и ранний вечер привлекли и в главный-то зал лишь несколько парочек, уже собиравшихся уходить, и одного завсегдатая, который только что вошел. Ребус принес за столик напитки — пинту пива для себя, джин с тоником для патологоанатома.

— Слейнте,[3] — сказал Керт, приподняв стакан.

— Ваше здоровье, док! — Ребус все еще был не в состоянии поднять кружку одной рукой.

— Вы держите ее, как чашу с причастием, — заметил Керт и добавил: — Хотите поделиться, как это вас угораздило?

— Нет.

— Но ходят разные слухи.

— Да по мне, пусть они хоть пачками ходят! Наплевать. Вот ваш звонок меня заинтриговал. Расскажите, в чем дело?

Приехав тогда домой, Ребус отмокал в теплой ванне с музыкой в качестве гарнира. Джеки Ливен пел о мужественных романтиках Файфа — как это Ребус забыл включить его в список! Тут и раздался звонок Керта.

Можно поговорить? А что, если не по телефону? Сегодня вечером?…

Ни словом, ни намеком о причине, просто условились встретиться в пол-восьмого в Оксфорд-баре.

Керт не спеша смаковал свой джин.

— Ну, как жизнь протекает, Джон?

Ребус впился в него взглядом.

Есть люди, разговаривая с которыми нельзя сразу приступать к сути дела: возраст и достигнутое положение обеспечивают им право на известную преамбулу. Он предложил патологоанатому сигарету, тот взял ее.

— Выньте из пачки и для меня тоже, — попросил Ребус. Керт повиновался, и оба мужчины некоторое время молча курили.

— У меня дела в ажуре, док. А как вы поживаете? Часто тянет звонить копам по вечерам и тянуть их в заднюю комнату какого-нибудь затрапезного бара?

— По-моему, «затрапезный бар» выбрали вы, а не я.

Легким кивком Ребус признал справедливость этих слов.

Керт улыбнулся.

— Вы не отличаетесь терпением, Джон.

Ребус передернул плечами:

— Да я готов хоть всю ночь здесь просидеть, но приятнее все-таки было бы знать, о чем речь.

— Речь идет об останках некоего Мартина Ферстоуна.

— Вот как? — Ребус сел поудобнее в своем кресле и положил ногу на ногу.

— Вам, конечно, он знаком, не правда ли? — Когда Керт затягивался, щеки у него совсем вваливались. Курить он начал лишь лет пять назад, словно ему не терпелось проверить, насколько это приблизит его конец.

— Был знаком, — сказал Ребус.

— Ах да, конечно… в прошедшем времени, как это ни прискорбно.

— Не слишком прискорбно. Признаться, не сильно горюю по нему.

— Как бы там ни было, профессор Гейтс и я… словом, мы считаем, что есть кое-какие темные места.

— В пепле и костных остатках, вы имеете в виду?

Керт медленно покачал головой, не желая поддерживать шутку.

— Судебная экспертиза еще прояснит нам многое из того… — Конец фразы он проглотил. — Старший суперинтендант Темплер постоянно теребит нас. Думаю, Гейтс завтра с ней встретится.

— Но какое это все имеет отношение ко мне?

— Она считает, что вы можете оказаться, так или иначе, причастны к убийству этого человека.

Последние слова повисли в облаке сигаретного дыма между ними. Ребусу не было нужды переспрашивать: Керт понял невысказанный вопрос.

— Да, мы рассматриваем возможность убийства, — сказал он, неспешно наклоняя голову. — Есть признаки того, что он был привязан к стулу. Я прихватил с собой фотографии… — Он потянулся к стоявшему рядом на полу портфелю.

— Док, — сказал Ребус, — наверно, вам не полагается показывать их мне.

— Знаю. И ни за что не показал бы их вам, если б считал, что есть хоть малейшая вероятность вашей сопричастности к этому. — Он поднял глаза на Ребуса. — Но я вас знаю, Джон.

Ребус покосился на портфель.

— Многие и раньше заблуждались относительно меня.

— Возможно.

Перед ними на мокрые пивные подставки легла картонная папка. Ребус взял ее, раскрыл. Внутри лежало несколько десятков фотографий, снятых в сгоревшей кухне. На заднем плане еще курился дымок. В Мартине Ферстоуне трудно было признать человека. Он больше напоминал почерневший и облупленный манекен в витрине магазина. Он лежал ничком. Позади него валялся стул — две ножки и то, что осталось от сиденья. Но что удивило Ребуса — это плита: по какой-то непонятной причине поверхность ее почти не пострадала. На конфорке все еще оставалась жаровня. Господи ты боже — ее немножко почистить, и можно пользоваться опять. Трудно представить себе, что жаровня выдержала то, чего не смог выдержать человек.

— Обратите внимание на положение стула. Он упал вперед вместе с жертвой. Весьма вероятно, что человек сначала очутился на коленях, потому что стул опрокинулся, а потом, соскользнув с колен, растянулся на полу. Видите, как он руки держит? Совершенно по швам.

Ребус видел, не понимая, что из этого следует.

— Мы полагаем, что обнаружили остатки веревки… синтетической бельевой веревки. Верхний слой расплавился, но нейлон — материал стойкий.

— В кухне часто хранятся веревки, — сказал Ребус, сказал, просто чтобы поспорить, потому что вдруг понял, к чему все это ведет.

— Согласен. Но профессор Гейтс… ну, он отдал это на экспертизу…

— Потому что считает, что Ферстоуна привязали к стулу?

Керт ограничился кивком.

— На других снимках… на некоторых из них, взятых крупным планом, вы можете заметить куски веревки.

Ребус заметил.

— И вот вам последовательность событий: человек находится в бессознательном состоянии, привязанный к стулу. Он приходит в себя, видит, что кругом бушует огонь, чувствует, что ему трудно дышать от дыма. Он пытается высвободиться, стул опрокидывается, и тут уж он начинает задыхаться по-настоящему. Его душит дым, и он погибает от нехватки воздуха раньше, чем огонь сжигает его путы.

— Это лишь версия, — сказал Ребус.

— Да, конечно, — негромко подтвердил патологоанатом.

Ребус еще раз проглядел снимки.

— Так что же, внезапно выяснилось, что это убийство?

— Или преступная подготовка убийства. Думаю, что адвокат мог бы оспорить убийство, доказывая, что не веревка убила Ферстоуна и что связали его только из желания напугать.

Ребус взглянул на него:

— Видно, вы много думали над этим.

Керт опять поднял свой стакан:

— Профессор Гейтс завтра будет беседовать с Джилл Темплер. Он покажет ей эти снимки. Судебные эксперты скажут свое слово… Кругом шепчутся, что вы там были.

— С вами, случаем, не связывался один репортер? — Ребус увидел кивок Керта. — И звать его Стив Холли? — Опять кивок. Ребус громко выругался как раз в тот момент, когда к столику подошел бармен Гарри убрать пустую посуду. Гарри насвистывал — верный знак, что у него сладилось с очередной бабенкой. Возможно, он собирался этим похвастаться, но неожиданный всплеск эмоций Ребуса заставил его отказаться от этого намерения.

— Каким же образом вы собираетесь?…

Керт не мог подобрать нужных слов.

— Обороняться? — договорил за него Ребус. Он хмуро улыбнулся. — Тут обороняться я не смогу, док. Я действительно был там. Все это знают, а кто не знает, скоро узнает. — Он поднес руку ко рту, хотел вгрызться в ноготь, но вовремя вспомнил, что не сможет этого сделать. Его обуревало желание стукнуть кулаком по столу, но исключалось и это.

— Всё это, конечно, улики косвенные, — сказал Керт. — Почти всё. — Он потянулся через стол и нашарил одну фотографию — снятая крупным планом голова, лицо человека с открытым ртом. Ребус почувствовал, как булькнуло у него в желудке выпитое пиво. Керт указывал на шею Ферстоуна. — Выглядит как лоскут кожи, но это другое. — На шее висело что-то. — На покойном не было галстука или чего-то вроде галстука?

Предположение показалось Ребусу настолько забавным, что он даже рассмеялся.

— Это же муниципальный дом в Грейсмаунте, док, а не какой-нибудь аристократический клуб в Нью-Тауне!

Ребус хотел поднести к губам кружку, но передумал. Он покачал головой, представив себе Мартина Ферстоуна в галстуке. Почему бы уж тогда не в смокинге? И не с дворецким, подающим ему сигареты на подносе?

— Дело в том, — продолжал доктор Керт, — что если на нем не было галстука либо шейного платка или чего-то наподобие этого, повязанного вокруг шеи, то можно заподозрить, что во рту у него был кляп. Вполне вероятно, что рот ему заткнули платком, завязав его на затылке. Но Ферстоун каким-то образом сумел высвободить рот, хотя и слишком поздно, чтобы позвать на помощь. Платок соскользнул и повис на шее.

Ребус увидел эту картину.