Инспектор Уэст сожалеет - Джон Кризи

— Понятно. Вы пользуетесь моей беспомощностью, чтобы провести тщательный обыск, инспектор.

Я сожалею лишь об одном, инспектор, — добавил он добродушно, — что вы не хотите быть откровенным со мной. Я уже говорил вам, что хочу быть полезным во всех отношениях. И, должен признаться, для меня тяжело быть подозреваемым в убийстве собственного сына.

— Ни в чем подобном вас не подозревают, — совершенно искренне заверил его Роджер. — Но все же необходимое расследование должно быть произведено.

Ему было ясно, что Келем пытается выяснить истинную причину интереса, проявляемого полицией к его особе.

Однако в планы Роджера не входило открывать свои карты.

— Есть одно дело, в котором вы могли бы помочь мне…

— Какое именно? — спросил Келем.

— Сэр Рандольф Мерлин, естественно, не желает сообщить мне, какой препарат ваша жена… наркотик…

Он не договорил, потому что Келем внезапно изменился в лице. Он выпрямился, вцепился руками в край одеяла, губы его сжались, а единственный глаз гневно сверкнул. Роджер впервые заметил сходство между ним и Александром.

— Она тяжело больна! — выкрикнул он. — О никаких наркотиках не может быть и речи.

— Очень жаль, что вы так восприняли мой вопрос. Никто, кроме полиции, об этом знать не будет. И если вы не ответите на мой вопрос сейчас, я ведь все равно узнаю это другим путем. А откажется отвечать Мерлин, придется созывать врачебный консилиум. Я думал, что вы предпочтете поменьше шума.

— Повторяю, наркотики не имеют никакого отношения к моей жене.

В комнате повисла напряженная тишина. Из холла донесся шум пылесоса. Роджер вздрогнул от неожиданности, а Келем посмотрел на дверь. Он еще не овладел собой, о чем свидетельствовали сжимающиеся и разжимающиеся пальцы.

И Роджер вдруг понял, что он близок к цели. Он не рассчитывал легко перебороть Келема, но ему стало ясно, что тот знает, что его жена страдает от наркотического отравления, причем это каким-то образом связано с той тайной, которая окружала его самого.

— Неужели нельзя прекратить этот шум! — закричал Келем. — Каждое утро я должен выносить эту пытку. Велите им выключить этот чертов пылесос!

— Скоро все и так успокоится, — попробовал было уговорить Келема Роджер, но тот упрямо повторял:

— Прекратите шум!

Совершенно неожиданно Келем сдался. Роджеру оставалось только пойти к дверям, потому что у Келема началась форменная истерика.

Пылесос гудел у самой двери, так что ее створка даже стучала по аппарату. Роджер не смог перекричать гудение мотора, и ему пришлось похлопать девушку по плечу. Она выпрямилась и повернулась к нему. Прежде чем до него дошло ее намерение, она подняла ногу, чтобы ударить его в живот. Он заметил это и успел уклониться от удара, но при этом не сумел удержаться на ногах, и она ринулась мимо него в спальню.

Гарденер вскочил в тревоге, но Роджер спохватился, и прежде чем девушка достигла двери, он был уже на ногах.

Эта горничная была Этель Дауни!

Она выхватила пистолет из кармана белого передника. Роджер видел, как ее рука поднялась, когда она бросилась к Келему, который с посеревшим от ужаса лицом откинулся на подушки.

Все произошло в одно мгновение!

Не успела Этель прицелиться, как Роджер, схватив на бегу стул, в отчаянии устремился за нею. Стул задел за ковер, и девушка промахнулась.

Пуля пролетела так близко, что он ощутил даже движение воздуха, но все обошлось благополучно.

Не помня себя от злости, Роджер с такой силой схватил Этель за руку, что та завопила от боли. Пистолет упал на пол. Но даже и теперь она пыталась вырваться, пустив в ход ноги, руки и даже зубы. Она так вцепилась ему в лицо ногтями, что Уэст почувствовал острую боль, так как в третий раз пострадал только что подживший кончик его многострадального носа.

Но на помощь пришел Гарденер. Он влепил этой фурии такую затрещину, что та закачалась из стороны в сторону, сразу утратив способность сопротивляться.

— Мегера! — прохрипел сквозь зубы Гарденер.

— Чисто сработано, — похвалил Роджер. — Наденьте-ка на нее наручники. — Он видел, как Гарденер с явным удовольствием выполнил это распоряжение, потом холодно сказал:

— Это было грубой ошибкой с вашей стороны. Вас подослал Александр?

— Предположим, что да!

— Я займусь вами позже, — сказал Роджер. Потом обратился к Келему, который все еще не мог справиться с нервной дрожью:

— Пуля не задела вас?

— Нет, у меня все в порядке, но ваш нос…

— Всего лишь царапина, — сказал Роджер, зажимая нос платком, — которую я вполне заслужил. Великолепное проявление братской любви, не правда ли?

Келем затаил дыхание.

— О чем… о чем вы говорите?

— Эта девица — эмиссар вашего сводного брата, — Роджер кивком головы указал на Этель. — Пора прекратить скрытничать, делать вид, что вы помогаете нам. Вы прекрасно понимаете, что для успешного следствия нужно знать все детали. Только сегодня вы меня уже дважды обманули. Ведь нам известно, что мистер Александр — ваш сводный брат и что причина болезни вашей жены — наркотики. Мы со временем узнаем также, какая тайна вынуждает вас хранить молчание. Лучше бы вы добровольно сделали заявление, а не заставляли нас рыться в вашем прошлом… Никому не нравится перебирать грязное белье… И я хотел бы…

Он замолчал, потому что Гарденер, который отвел Этель Дауни в соседнюю комнату, постучал в дверь со словами:

— Инспектор, доктор Мерлин… Я хочу сказать, сэр Рандольф Мерлин снова пришел. Он хочет видеть вас.

— Пригласите его сюда, а потом отвезите задержанную в Кеннанроу, — распорядился Роджер. Он взглянул на Келема и спокойно добавил: — Может быть, для вас это последняя возможность сделать заявление и начать действовать заодно с полицией. Воспользуйтесь ею.

В эту минуту вошел Мерлин.

Если он и был в какой-то мере раздосадован своей неудачей, то сейчас он очень успешно скрывал это. Он улыбнулся Роджеру, положил шляпу, перчатки и трость на стул, потом, потирая руки, подошел к Келему.

— Ну, Энди, наконец-то я вижу тебя. Как ты себя чувствуешь, старина?

Роджер поразился приподнятому настроению Мерлина. К тому же он не предполагал, что у них такие близкие приятельские отношения.

— Ничего нового, — ответил Келем. — Помолчи одну минуточку, Рандольф, мне надо подумать.

Он закрыл глаза и замер, а Мерлин с упреком воззрился на Роджера, который не сводил глаз с лица раненого финансиста.

Молчание казалось бесконечным. Роджеру чудилось, что он видит, какая напряженная внутренняя борьба идет сейчас в душе Келема, и молил Бога о том, чтобы Мерлин не вздумал вмешаться.

Наконец Келем открыл глаза.

— Хорошо, Уэст, — сказал он с сомнением в голосе, — Рандольф, не перебивай меня. — Он снова замолчал, потом заговорил более твердо: — В течение нескольких лет мой сводный брат Александр преследовал меня, шантажировал, мучил, вынуждал совершать такие поступки, которые противоречили моим желаниям и принципам. Для шантажа было две причины. Прежде всего, я приобрел некоторую известность в финансовых кругах. Я никогда не добился бы этого, если бы стало известно, что…

— Энди! Нет никакой необходимости…

— Нет, пусть все выйдет наружу, — сказал Келем. — Не перебивай меня. Я собирался сказать, Уэст, что не смог бы достичь нынешнего положения, если бы стало известно, что в свое время я был приговорен к трем годам лишения свободы за растрату. Не здесь, а в Америке…

Роджер молчал, он был удивлен. Ему давно было известно, что прошлое сильно давит на настоящее. Но известие, что преступление было совершено в Америке и повлекло за собой три года тюремного заключения, было новостью для него.

— Я в юридическом плане расплатился за свой проступок, — продолжал Келем. — Но не собираюсь представлять себя невинной жертвой. Я действительно растратил деньги своего клиента, хотя, как и все люди, повинные в том же самом грехе, рассчитывал возместить их до того, как это будет обнаружено.

Понятно, что этот печальный эпизод из моей жизни помешал бы мне сделать финансовую карьеру в Англии. Я не думал, что здесь это кому-либо известно, потому что в Америке я жил под другим именем и считался американским гражданином. В Англии я начал с нуля, — в его голосе послышались иронические нотки, — и уже добился значительных успехов. Меня разыскал мой сводный брат, Александр, который никогда не отличался особой щепетильностью, но всегда был дьявольски умен и хитер. Природа наградила нас обоих талантом финансиста. Различие между нами, по-моему, заключается в том, что он человек аморальный, в то время как я стараюсь не преступать границы дозволенного и стремлюсь быть честным во всем. Однако не буду тратить время, стараясь обелить себя.

Он снова замолчал и потянулся к ночному столику за портсигаром. Роджер подал ему сигареты и помог закурить.