Звонок за ваш счет. История адвоката, который спасал от смертной казни тех, кому никто не верил - Брайан Стивенсон

— Да, я тоже не верю в убийства людей.

Она, похоже, несколько успокоилась.

— Это так тяжело — столько горя! Мы не можем болеть за того человека, которому вы пытаетесь помогать, но не хотим оплакивать еще и его. Хватит уже убийств в этом деле!

— Не знаю, что мне удастся сделать, чтобы помочь всем вам, но я очень хочу помочь, — ответил я. — Пожалуйста, свяжитесь со мной после 18 августа, и я проверю, что удастся выяснить.

Затем третья женщина осторожно спросила, может ли она сказать своему сыну, чтобы тот написал мне: он сидит в тюрьме, и ему нужен адвокат. И вздохнула с облегчением, когда я вручил ей свою визитку. Выйдя из зала суда, мы торжественно распрощались.

— Мы будем молиться о вас, — сказала она мне при расставании.

По дороге к машине я думал: может быть, стоит попросить этих людей сказать прокурору и адвокатам штата, что они не желают казни Ричардсона? Хотя было ясно, что штат действует вовсе не от лица и по поручению жертв. Поначалу в зале суда было полно юристов, представлявших штат, и других чиновников, наблюдавших за слушанием, но они давным-давно ушли, не перемолвившись и словом ни с одной из несчастных женщин, стоявших в дальнем конце зала. Я никак не мог отделаться от ощущения трагической иронии ситуации: этим женщинам казалось, будто я — их единственная надежда на помощь.

К тому времени как я вернулся в Монтгомери, судья, проводивший слушание, отказал в отсрочке казни. Он постановил, что наши доказательства «несвоевременны», то есть он не может их рассмотреть. Оставалось меньше недели до казни, и в следующие пару дней я подавал одно ходатайство за другим. Наконец, накануне казни я подал петицию о пересмотре дела и ходатайство об отсрочке казни в Верховный суд США. Даже в делах со смертными приговорами Верховный суд дает поручение о пересмотре лишь небольшого числа дел. Петиция в вышестоящий суд об истребовании и пересмотре дела удовлетворяется очень редко, но я все это время понимал, что Верховный суд — наш единственный шанс отсрочить казнь. Даже когда суды низших инстанций удовлетворяли ходатайства об отсрочке, штат подавал апелляцию, поэтому Верховный суд почти всегда принимал окончательное решение — дать разрешение на приведение приговора в исполнение или нет.

Казнь была назначена на одну минуту первого ночи 18 августа. Я закончил составлять петицию и отправил ее факсом в Верховный суд поздним вечером 16 августа, а все следующее утро провел в своем офисе в Монтгомери, встревоженно дожидаясь решения суда. Я пытался занять себя чтением документов из других дел, включая и дело Макмиллиана, но не рассчитывал, что ответ из Верховного суда придет раньше второй половины дня. Правда, это не помешало мне все утро гипнотизировать взглядом телефон. При каждом звонке мой пульс ускорялся. Ива и Дорис, наша администратор, знали, как я жду этого звонка. Мы подали губернатору подробную петицию о помиловании вместе с письменными показаниями родственников и цветными фотографиями, но я не рассчитывал на ответ. В петиции мы подробно рассказывали о службе Герберта в армии и объясняли, почему ветераны войны, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, достойны сострадания.

Особых надежд у меня не было. Майкл Линдси получил от жюри присяжных пожизненное, а вместо этого был казнен; Хорас Данкинс был психически больным человеком, и губернатор не пощадил его. Вероятно, Герберт вызвал бы у него еще меньше сочувствия.

В течение того дня я регулярно разговаривал с Гербертом по телефону, всякий раз сообщая ему, что новостей пока нет. Я не мог рассчитывать, что сотрудники тюрьмы передадут сообщение, если Верховный суд пришлет постановление, поэтому попросил его звонить мне каждые два часа. Какими бы ни были новости, я хотел, чтобы он узнал их от человека, которому он небезразличен.

Герберт познакомился в Мобиле с женщиной, с которой переписывался все годы тюремного заключения. Они решили пожениться за неделю до казни. У Герберта не было денег, и ему нечего было оставить ей в случае, если бы его казнили. Но он был ветераном войны, поэтому его родственники имели право получить американский флаг после его смерти. Он назначил получателем флага свою новую жену. В дни, предшествовавшие казни, Герберта, казалось, больше волновал вопрос флага, чем грядущая казнь. Он то и дело просил меня узнать, как именно будет вручен этот флаг, и требовал, чтобы я взял с властей письменное обязательство его выдать.

Родственники новой жены согласились провести с Гербертом пару часов перед казнью. Власти тюрьмы позволили им остаться примерно до десяти вечера, после чего должна была начаться подготовка осужденного к казни. Я еще оставался в офисе, дожидаясь вестей из Верховного суда. Когда часы пробили пять часов, а новостей все не было, я позволил себе осторожную надежду. Если бы Верховный суд не убедили представленные аргументы, полагал я, постановление по нашему ходатайству было бы вынесено раньше. Так что чем ближе был конец дня, тем больше я приободрялся. В шесть вечера я расхаживал по своему крохотному кабинету, нервно гадая, что именно может обсуждать Верховный суд, когда до казни осталось всего ничего. Ива и наш второй следователь, Бренда Льюис, ждали новостей вместе со мной. Наконец, когда до семи оставалась пара минут, телефон зазвонил. На проводе был секретарь Верховного суда.

— Мистер Стивенсон, я звоню, чтобы сообщить вам{41}, что Верховный суд только что вынес постановление по делу № 89–5395; в ходатайстве о приостановлении казни и передаче петиции в вышестоящий суд — отказано. Мы в скором времени вышлем факсом в ваш офис копии постановления.

Герберт познакомился в Мобиле с женщиной, с которой переписывался все годы тюремного заключения. Они решили пожениться за неделю до казни.

На том разговор и закончился. Повесив трубку, я никак не мог отделаться от мысли: зачем бы мне могла понадобиться копия постановления? Кому, по мнению секретаря, я буду ее показывать? Через считаные часы Герберт будет мертв. Больше не будет никаких апелляций, не нужно будет вести никакие записи. Не знаю, почему меня так поразили эти мелкие детали. Может быть, просто думать о процедурных абсурдностях постановления суда было не так угнетающе, как об их смысле. Я обещал Герберту быть с ним во время казни, и мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать: нужно поторапливаться, чтобы успеть добраться до тюрьмы, до которой было два часа езды.

Я сел в машину и поехал в Атмор. Мчась по межштатному шоссе в сторону тюрьмы, я видел длинные лучи