Край бокала - Кэтрин Гаскин

— Наверное, это была моя ошибка, — заметил Прегер. — Возможно, лучше было бы привезти ее в Германию, пусть разоренную и голодную, лишь бы она была со мной и почувствовала, что она мне нужна. Я тогда надеялся, что, тратя на нее деньги, я возмещаю то время, которое мы могли бы провести вместе с ней. Но это не так. Лотти так и не стала моей. Она ненадолго приезжала сюда, в замок Тирелей, а потом я снова ее терял. Но теперь, когда ее нет, это уже не имеет значения…

Я изумленно поглядела на него. Вряд ли в это можно было поверить. Я помнила его полный боли крик, обращенный тогда ко мне.

— Не огорчайтесь, мисс д'Арси, — сказал он, словно отвечая моим мыслям. — Родителям не следует себя обманывать. Все, чего я мог ожидать от Лотти, — настоящие родственные отношения в будущем, когда она станет постарше и если я доживу до этого.

— Но я думаю, после ее брака с Коннором, живя неподалеку от вас… — начала я.

— Лотти не осталась бы в Мирмаунте, с Коннором или без него, — перебил он. — Видите ли, мисс д'Арси, Лотти сначала увлеклась им. Женщины находят Коннора обаятельным, но он человек мужественный и, пожалуй, слишком прямодушный. Его обаяние лишено таинственности. Как только Лотти показалось, что ей уже ничего не надо делать, чтобы удержать Коннора, что супружество будет лишено приключений, она заскучала. Дальше — еще хуже.

— Но зачем она вышла замуж за него? Разве она сама не понимала, что к чему?

— Она ошиблась. Сюда она приехала разочарованной. И может быть, надеялась найти здесь простое семейное счастье. А может, она смотрела на все это как на игру — иначе к чему бы все эти сумасшедшие перестройки дома, конюшни и планы ткацких фабрик? А может быть, поскольку моя компания, как и другие, занималась только выпуском массовой продукции, ее привлекла идея ручного стеклоделия, и захотелось, чтобы о Шериданах (и о ней самой) снова заговорили в Европе. Кто знает? Возможно, даже она сама точно не знала, чего ей тогда хотелось.

— А что же Коннор? — спросила я.

— Вы правы, мисс д'Арси. Коннор не был игрушечным мужем. Ее развлечения его мало интересовали, но он серьезно относился к стеклоделию Шериданов и к той роли, которую в этом должна была играть Лотти. Я сам человек серьезный. А от Лотти я и не требовал этого. Она — дитя войны и хаоса. Но Коннору удалось удерживать ее в Мирмаунте, на одном месте, восемь месяцев. Даже больше, чем я ожидал.

— Вас не устраивал этот брак?

— Я был решительно против. Потому что предвидел: у этого брака нет будущего. Для Лотти это было игрой, хотя она сама в этом не призналась бы, а для Коннора — все дьявольски серьезно. Мне же не хотелось, чтобы они прошли это бессмысленное испытание, которое… которое так завершилось.

О Лотти в тот раз больше не говорили. Но когда Отто Прегер проводил меня до машины, он вдруг сказал:

— Не подвезете ли меня немного? Сегодня я еще не выходил из дому.

— Конечно.

Он уселся на сиденье рядом со мной. Я бы улыбнулась, глядя на него — серьезного, основательного, объемистого немца, сидевшего в небольшой машине, но странное выражение его лица не позволяло мне сделать это. Когда мы переехали мост перед замком, он тихо сказал:

— Отвезите меня к Северной сторожке, если у вас есть время.

От удивления я чуть не выпустила руль из рук, но промолчала. Почему бы, в конце концов, Прегеру не поехать туда? И все же стремление постоянно видеть место гибели дочери казалось мне странным и болезненным.

Словно отвечая на мой мысленный вопрос, он заметил:

— Если я пойду на прогулку пешком мимо Южной сторожки, то должен буду зайти в гости к сельским работникам, которые живут в домиках, — они обидятся, если я этого не сделаю. Но сегодня я не в духе и не смогу общаться с их детьми. Им надо улыбаться, а мне иногда бывает не до улыбок.

У Северной сторожки я затормозила, но Прегер не сделал попытки вылезти из машины. Мы поехали дальше.

— Брендан рассказал мне о нем и Лотти и о той ночи, когда она погибла. — Я вынуждена была это сказать. Прегер доверил мне свои переживания, которыми он, по-видимому, не делился ни с кем — он говорил со мной даже о той Лотти, которую никто не знал. Я не могла обманывать его.

— Так вы хорошо знаете Брендана Кэролла? — спросил он.

— Нет, я знакома с ним недавно, хотя уже знаю о нем довольно много. — Я вспомнила нашу беседу с Кэроллом. Он ведь тоже горюет о Лотти. — Он сожалеет обо всем и решил, что мой приезд сюда может хоть как-то возместить вашу утрату. Конечно, это не так, но он старается…

— Да, — мрачно кивнул Отто. — Он старается. Но его роль во всем этом гораздо меньше, чем ему кажется.

— Что вы имеете в виду?

— Кэролл был только одним эпизодом в истории гибели Лотти. То, что он вообразил себе после встречи с ней в Копенгагене, вполне могло быть его иллюзией, а для Лотти их встреча, возможно, была только приключением, не более. Лотти, насколько я знаю ее, и не помышляла о каких-то серьезных отношениях с ним. Она тогда очень устала от Мирмаунта и от Ирландии, к тому же целую неделю лил дождь. Почему бы не сказать Брендану, что она готова поехать с ним на пару дней в Копенгаген. Брендан был для нее, пожалуй, очередной игрушкой, которую бы она бросила после того, как эта игрушка наскучит.

— Почему вы так говорите о Лотти? — вскричала я. — Это невозможно! Мне не следовало бы это слышать.

Он сурово посмотрел на меня.

— Лотти нет в живых, а вы — живая, и стали участницей событий, которые происходят после ее ухода. Я слишком близко знал смерть, чтобы теперь не ценить жизнь и не понимать, что умершие должны служить живым. Я не хочу вам представлять фальшивый образ Лотти, принцессы Златовласки, какой ее видели окружающие. Ей было интересно какое-то время играть такую роль, но теперь это не может продолжаться. Также я бы не хотел, чтобы вы поверили в историю, которую Брендану подсказывает чувство вины. Ни он, ни Коннор не чувствовали глубоко, что собой представляет Лотти. Не то чтобы они вовсе не знали женщин, но ни один из них не представлял себе ее себялюбия, честолюбия и легкого отношения к жизни. Но и порицать за это только ее нельзя. Во многом я сам виноват — так уж ее воспитывал. Она пришла в мир в эпоху хаоса, когда не существовало ничего святого и все делалось только ради выживания. О прочем никто всерьез не заботился, не научилась этому и Лотти. Некому было учить ее. Ни Брендан, ни Коннор не сравнились бы с ней по себялюбию. Не они ее соблазнили, а она их.

— И все же трудно в это поверить, — сказала я. — Зачем она вообще вышла замуж? Разве девушке такого склада не было бы достаточно простой интриги?