Небесный странник - Владимир Корн

      На центральной площади помимо губернаторского дворца и городской ратуши, есть и два храма - Создателя и Богини-Матери. Вообще храмов Богини-Матери в Джессоре целых четырнадцать, я точно знаю, от Энди. Мы в те времена вместе с ним и с Гвенаэлем еще на 'Барракуде' служили.

      Так вот, одна гадалка предсказала ему, что сильное проклятье на него наложено. И для того, чтобы снять его, необходимо в течение дня, до захода солнца, во всех четырнадцати храмах Богини-Матери перед алтарем колени преклонить и особую молитву прочесть. Проклятие - дело серьезное и Энди весь город оббегал, пока все четырнадцать нашел. Последний где-то аж на самой окраине оказался, в предместье.

      Когда он закончил, лицо его осунулось, а ноги заплетались так, что, выйдя из последнего храма, мой друг без сил рухнул у самого входа. Наверное, вид у него был еще тот, потому что ему даже милостыню подавать начали.

      Что самое интересное, бегал он зря: на самом не было у него никакого проклятия - это Гвенаэль нанял гадалку. Очень злая шутка получилась, если не принимать во внимание одного обстоятельства.

      Однажды Гвенаэлю повезло в кости, и он сумел сорвать банк - два золотых нобля. Большая сумма, чего уж говорить, но потратить ее Гвен так и не смог - Энди занял у него эти деньги, пообещав вскорости отдать. Но не тут-то было, Гвен до сих пор деньги ждет, а Энди продолжает уверять - вот-вот отдам, даже не сомневайся. Так что Гвена тоже понять можно...

      Хвала Создателю, с башни в этот день никто не прыгал. Или успели уже убрать все, что осталось после падения двух влюбленных сердец. При прошлом посещении Джессора мне так не повезло. Мы как раз проходили мимо, кстати, с Энди и Гвеном, когда народ заволновался, женщины завизжали и вдруг раздался такой звук, как будто с высоты мех с вином сбросили. Жуткое зрелище - упавшие с большой высоты на гранитную брусчатку тела.

      Ладно сами, о своих матерях подумали бы, им-то каково? Нет, не понимаю...

      Еще башня интересна тем, что на нее однажды летучий корабль в тумане налетел. Башня выдержала, а корабль - нет. Небольшой такой корабль, чуть больше моего 'Небесного странника', с грузом лучшего в герцогстве итайского рома. Вероятно, из-за груза все и произошло. Столкнувшись с башней, корабль рухнул. От удара об землю открылся грузовой люк в борту, и по всей округе раскатились бочки с ромом. Удивительно, но многие из них оказались целы. Рассказывают, что с тех пор джессорцы, как только город погружается в туман, сразу же начинают прислушиваться - а не повезет ли им еще раз с дармовой выпивкой?

      Башня Несчастных Влюбленных очень высокая. Пожалуй, не намного ниже, чем та скала у Гволсуоля, откуда мы прыгали в море.

      Николь смотрела на нее, придерживая рукой шляпку, чтобы не упала, а я поглядывал на ее амулет, ну и на все, что с ним рядом.

      - Наверх не полезем, - на всякий случай предупредил я. - Вдруг прыгать придется?

      Да и не пустит нас никто: возле башни день и ночь городская стража дежурит, даже непонятно, как в нее попасть умудряются, деньги платят, что ли? Николь посмотрела на меня так, как будто бы я сказал что-то крайне неприличное.

      'Знаешь что, милая, я, может, тоже из-за любимой могу с башни вниз головой спрыгнуть. Но только в том случае, если это ей жизнь спасет. А чтобы вот так - ни за что!'

      Потом мы сидели под тентом какой-то харчевни, ели замечательный фруктовый пирог, которыми Джессор славится на все герцогство, и пили вино. Хорошее такое вино, вкусное и очень дорогое. Если бы не спутница, мне бы и в голову не пришло его покупать, разве только с ножом у горла.

      - Когда я была маленькая, - рассказывала Николь, - я смотрела на корабли в небе и думала, что у летающих на них людей крылья как у птиц, представляешь? Иначе как же им не страшно подниматься в небо?

      - Так оно и есть на самом деле, - пожал плечами я. - Крылья у нас действительно имеются, но мы их под одеждой прячем. А у тебя они разве еще не выросли?

      У Николь замечательный смех, мне он очень нравится.

      Харчевня расположилась на неширокой кривой улочке, отходящей от главной площади Джессора куда-то в сторону моря. Судя по доносящемуся из-за домов крику чаек, оно совсем рядом.

      По противоположной стороне улочки прошел человек в низко надвинутой на лицо шляпе, и отчего-то его походка показалась мне знакомой. Человек этот задержался на мгновенье перед входом в ломбард, застыл в раздумье, а потом решительно открыл двери и скрылся за ними. Так, неужели?.. Или мне все же показалось? На какое-то время я даже забыл о Николь, в ожидании, когда человек покажется из ломбарда. Уж слишком он походил на Кьюля, одного моего знакомого.

      Повстречать Кьюля мне хотелось уже давно, я четвертый год об этой встрече мечтаю. Так мечтаю, что иногда, если вспомнишь о нем перед сном, сон напрочь улетучивается.

      Я машинально провел рукой по боку, где под одеждой всегда прячется нож. Хороший нож, острый как бритва, с очень удобной рукояткой, будто прилипающей к ладони, когда берешь ее в руку.

      - Люк, ты высматриваешь, с кем бы тебе сегодня ночью в кости сыграть? - привел меня в себя голос Николь. Она смотрела на меня как будто бы даже с обидой.

      'Нет, Николь, я не гляжу на трех тех миленьких девиц, беседующих у входа в ломбард, я их вообще не вижу. Должок у меня есть от одного человека, и я давно хочу его получить'.

      Человек вышел на крыльцо ломбарда, застыл на миг, видимо раздумывая, куда ему теперь направиться, пересыпал из ладони в ладонь монеты (среди них блеснула парочка ноблей), взглянул на весело щебечущих девиц, а затем решительным шагом направился вниз по улице в сторону порта.

      Это действительно он, Кьюль. Что делать?

      Первая мысль, пришедшая мне в голову - броситься за ним. И совсем не потому, что в руках у Кьюля я разглядел золото. Другой у него долг ко мне, совсем другой, за такие долги кровью положено расплачиваться, и даже жизнью. Я взглянул на застывшую с потухшим взглядом Николь, затем вслед Кьюлю, чья спина через несколько шагов должна спрятаться за поворотом улочки...

      С Николь ничего не случится, если я ее брошу здесь одну, она действительно может за себя постоять. Да и что может случиться с ней днем, в центре города? А вот Кьюля я могу больше никогда уже не увидеть. И опять при воспоминании о нем у меня будет пропадать сон. И что же делать?

      'Да пропади он пропадом, этот Кьюль! - решил я. - Никуда он не денется, мир тесен. Если я брошу Николь, то, как мне кажется, порвется тонюсенькая ниточка, что сейчас связывает меня с ней'.