Рассказы (с сайта автора) - Александр Рудазов

Печка цела - больше ничего и не надо.

А потом в дом новый хозяин въехал - и снова ведь купчина! Теперь уже из новых - пузатый такой, с цепью золотой на шее. Лет десять прожил… и исчез. Посадили, говорят. Куда, за что, почему - Прокоп не интересовался. Кого они волнуют, люди? Под ногами не путаются, жить не мешают - и ладно.

Что поделаешь, недолюбливает Прокоп людей. Огромные, громоздкие, неуклюжие и глупые-преглупые. Да еще со зрением беда - домовых в упор не замечают. Домовые людей видят, а люди домовых - никогда. Прокоп перед хозяевами, бывало, чуть ли не гопака отплясывал - смотрят, но не видят. Домового ведь только боковым зрением увидать можно, да и то не всегда. Ну, или если он сам этого захочет - но зачем ему этого хотеть, спрашивается? Это раньше домовые, бывало, показывались иногда, а теперь… ни к чему это, баловство одно. Молодежь еще иногда, бывает, шалит, хулиганит - люди этих мальцов «полтергейстом» прозвали, «шумливым духом».

Ну, все мы когда-то были детьми…

Оно, конечно, как раз дети-то домовых и видят. Совсем еще маленькие - младенцы. Если младенец смеется или плачет невесть с чего - точно домовой ему или козу состроил или рожу страшную скорчил. Ну а потом они подрастают и глаза приучаются отсеивать «то, чего не бывает». А домовым только того и надо.

Еще пьяные домовых порой замечают. И те, кто травки всякие нехорошие курит, да зелья поганые через иголки впрыскивает. А только кто ж им поверит-то? Они сами своим глазам не верят - примерещилось что-то, и все тут. Да и нечасто такое бывает - глаза нужно так залить, чтоб вообще никаких больше мыслей не осталось.

Ну, что животные домовых видят, это ни для кого ни секрет. Твари бессловесные, безгрешные много такого замечают, чего люди знать не знают, ведать не ведают. Особенно у кошек ловко получается - кошки все видят, видимое и невидимое. У собак похуже - эти домовых не глазами видят, а носом чуют.

Прокоп поежился и поднял воротник. Ночка выдалась холодная. Лето хоть пока и не кончилось, а все одно - прохладно по ночам, ветерком с Волги веет. Еще пара дней, и осень явится - с дождями, с ветрами…

Старенький домовой грустно посмотрел на предмет, зажатый в ладони, вздохнул и юркнул через дорогу - в дом напротив. Так и не понял он, о чем в этом письме говорилось, пусть уж Венька разберется, он паренек смышленый, мерекает во всякой механиции. А он, Прокоп, для этого стар - поздно ему переучиваться.

Домовые-то живут ого-го сколько - вот и не поспевают за людьми, те очень уж быстро меняются. Вроде еще совсем недавно царь был. Потом - царя скинули, коммунизм строить зачали. Домовые первые лет тридцать и понять-то не могли - что за коммунизм такой, зачем надобен? Постепенно начали соображать некоторые. Михей в городе самым первым суть уловил - он вообще башковитый мужик. И решил - раз уж Большаки этот самый коммунизм строят, так и им, Малому Народцу, не зазорно будет. Надо тоже перенять.

Ну ладно, переняли.

И на тебе! Фу-ты, ну-ты, лапти гнуты! Не успели за дело взяться как следует - так уже все! Нету больше коммунизма! Опять Большаки в другую сторону развернулись! Старое все снова поломали - и опять сызнова! Теперь уже что-то другое затеяли - не с царем, но вроде похоже. Ну и вот стоило ради каких-то семидесяти лет огород городить?! Только-только начали, как уже все - конец! А им-то, им-то что делать?! Домовым-то?! Они же уже взялись, уже настроились! Домовые быстро перестраиваться не умеют! Вот уж больше пятнадцати лет прошло, а они все трепыхаются, все еще не поняли до конца, что уж и нет никакого коммунизма! И еще, наверное, столько же пройдет, пока окончательно поймут. Михей, вон, в затылке чешет, никак разобраться не может - что ж делать-то теперь? Опять старое ломать, новое строить? Да сколько можно-то?!

Михей, он вообще старается в ногу со временем идти. За Большаками поглядывает, все у них перенимает - ну чисто мартышка. Даже ликом - копия нынешнего городничего, только маленький. Их теперь почему-то по-аглицки кличут - мэрами. А чем «городничий» плохо было? Михей, вон, городяник - значит, наибольший домовой из всех, за всем городом приглядывает.

Снова скрипнула дверь. Теперь уже другая - дверь подъезда. Венька в четырехэтажке живет - тоже старенькой, но все ж поновее, ей и пятидесяти еще не исполнилось. На третьем этаже. Нет, он, правда, во всем доме живет, но на третьем квартира есть пустая, вот Венька там все время и болтается. С этим своим… как его… компьютером.

– Венька! - тихо поскребся в дверь Прокоп. - Венька, ты дома?

– Есть децл, - послышалось оттуда. - Заходи, старый, мы тебе чаю на спину нальем.

Прокоп бесшумно просочился в тоненькую, почти неразличимую щель между дверью и косяком. Стены, заборы, двери для домового - не более чем дорожная разметка для человека. Не преграда. Надо - в любую щель прошмыгнет, хоть с волосок, а если даже такой нет - и сквозь стену пройти можно.

Особенно если ты не обычный домовой, а господар!

В пустой однокомнатной квартире из мебели имелась только телефонная розетка. И компьютер. Перед ним, прямо на полу, сидел и курил Венька - мелкий и очень уродливый гремлин. Прокоп сдернул с головы старый помятый картуз и начал мять его в руках, не зная, с чего начать. Предстояло просить об одолжении, а Прокоп этого жутко не любил - не к лицу ему, старому господару, кому-то обязанным быть.

– Кхе! Кхе! - закашлялся он, ощутив сладковатый дымок. - Охти мне, Венька, да что ж ты делаешь-то, идол?! Табачищем навонял! Постыдился бы!

– Мой дом - хочу воняю, хочу нет, - невозмутимо ответил гремлин. - И это, кстати, не табак.

Прокопа передернуло. Домовые не только никогда не курят сами, но и вообще не выносят табачного запаха. Впрочем, некоторые еще как дымят - те, что опустились до звериного состояния, «обесенились». Но Прокоп-то не из таких - он домовой порядочный, всякой дрянью не балуется и курильщиков не любит.

Да и самих гремлинов Прокоп не любит, что уж тут поделаешь… И то сказать - за что их любить-то? Гремлины - народец молодой, всего несколько веков по земле бродят. Говорят, немецкие зелейники, алхимиками именуемые, в своих пробирках их вывели. Так ли было, не так ли, теперь уж никто не ведает.

Разбрелись гремлины по свету, расплодились неимоверно. Технику обожают страстно - особенно им эти новомодные компьютеры полюбились. В этой ихой Сети Интернет гремлинов на самом деле океан - Венька рассказывал, что ему подобные обожают ползать по форумам и чатам (что это такое - Прокоп не понял), а там кривляются, да обкладывают всех по матушке. Сам Венька постоянно пасся в каком-то «жэжэ» - а как это переводится, так и не объяснил, только хихикал долго. Вредные они, гремлины, характерец у них зело гнусный, да противный. А умишко - крохотный, только на пакости и пригодный.

Но в технике фурычат лучше всех, тут не поспоришь.

Венька - гремлин молодой, четыре года всего. Они - твари быстроживущие, уже в три года взрослые, а в тридцать - дряхлые старики. Не позавидуешь. Да и выглядит неказисто - мелкий, тощий, кожа пупырчатая, в бородавках, зеленовато-бурая, пятнистая. Уши огромные, глазищи плошками, пастенка вся в зубишках мелких, ноздри вертикальные, узкие, носа вообще нет.

– Ты у меня сегодня первонах, старый! - сообщил Венька. - Народ чего-то с утра неактивный, за весь день ни одного камента! Нет, я так тысячником не стану! А хочеццо… Хотя чего в нем хорошего, если вдумаццо?

– Венька, прекрати свой жаргон, надоел уже! - повысил голос домовой.

– Кисакуку! Ты с какова горада? - ехидно спросил гремлин.

– Венька, не дури!

– ПНХ! - фыркнул гремлин. - Старый, ну до чего ж ты не продвинутый… Учи албанский!

Прокоп сурово насупил седые бровищи. Здоровенные, как у филина, они составляли предмет его искренней гордости. Венька пошевелил ушами, противно хихикнул, но мордочка молодого гремлина все же слегка посерьезнела. Разумеется, он знал, что ругани домовые не переносят - шутки шутками, но если переступить черту, домовой-господар может и убить. Сила в ручищах Прокопа огромная - он даже Большака при нужде задушить может, не то что гремлина.

– Ладно, старый, тебе чего? По делу - или так, каменты почитать?

– Да мне вот… письмо передали… того… - засмущался Прокоп.

– И чего?

– Ну так… это… дом мой сносят… - утер глаза старый домовой. - Сто лет стоял, никому не мешал, а теперь вот… и-и-и!… автостраду расширять будут, будь она неладна… Кому дом-то мой помешал?!

– Раскас жызненный, - безразлично пожал плечами Венька. - А я-то при чем?

– Так я на них пожаловался! В Москву! Самому столичнику! Он в Кремле живет! - указал на потолок домовой. - И вот…

– Чего?

– Да чего?… Велели мне свою анкету прислать…

– Тема по-прежнему не раскрыта, - глубокомысленно заметил гремлин.

– Так прислать ее велели мылом! - наконец дошел до сути Прокоп. - А как я ее мылом-то пришлю?… новомодное, что ль, чего-то?

Венька только теперь обратил внимание на предмет, робко зажатый в морщинистой лапке старичка-домового.