Поле мечей. Боги войны - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приближенные послушно, без единого слова, вылезли из бассейна и поспешили прочь от своего непредсказуемого господина.
Юлий и Октавиан ехали по дороге, направляясь в город. Оставить за спиной шум порта и погрузиться в тишину сельских просторов оказалось очень приятно. За легион волноваться не приходилось: Брут прекрасно справится и с разгрузкой, и с размещением людей. Каждого из центурионов выбирали индивидуально, так что положиться на них можно было полностью. До тех пор пока первые из легионеров не получат разрешение на время покинуть лагерь, не произойдет ровным счетом ничего непредвиденного.
Цезарь взглянул на Октавиана и порадовался: как красиво и уверенно мальчик держится верхом! Упорные тренировки вместе с отборным отрядом сделали свое дело, и теперь можно было подумать, что он родился в седле. Никто не скажет, что этот уличный паренек впервые увидел лошадь в девять лет.
Всадники спокойно ехали по вымощенной стертыми от старости камнями дороге, время от времени обгоняя медленно тащившиеся тяжелые повозки. Нагруженные зерном и вином, драгоценностями, кожами, железными и бронзовыми изделиями, они двигались в Рим – город, который поглощал все, что ему предлагали. Возницы щелкали кнутами, подгоняя волов и ослов, и Юлий знал, что всем им предстоит проделать неблизкий путь к рынкам столицы.
Равномерное постукивание копыт усыпляло, однако Юлий никак не мог сбросить напряжение. Впереди ожидала встреча с семейным склепом, и ему не терпелось увидеть могилы близких.
Наконец, когда солнце поднялось почти в зенит, Юлий не выдержал и пришпорил мерина. Октавиан сделал то же самое, и всадники стремительно помчались к цели, провожаемые одобрительными возгласами торговцев и возниц.
Семейная усыпальница представляла собой скромный куб из темного мрамора, прилепившийся к краю дороги. До городских ворот отсюда было меньше мили. Разгоряченный быстрой ездой, Цезарь спешился и оставил коня пастись на буйно разросшейся вокруг склепа траве.
– Ну вот и приехали, – коротко заметил он.
Подойдя к стене, начал молча читать высеченные на мраморе знакомые имена. Увидев имя матери, смежил веки. Он заранее готовился к встрече, но все равно от мысли, что ее прах покоится именно здесь, на глаза навернулись слезы.
Имя отца было высечено уже десять лет назад, однако буквы все еще оставались резкими, ничуть не потеряв четкости. Почтительно склонив голову, Юлий провел пальцами по контуру надписи.
Третье родное имя оказалось таким же отчетливо-резким, как и та непреходящая боль, которая сверлила сердце Цезаря. Корнелия. Она тоже здесь, скрыта и от солнечных лучей, и от его объятий. Он уже никогда не сможет ее увидеть.
– У тебя нет вина, Октавиан? – повернулся Юлий к юноше после долгого молчания.
Он пытался держаться прямо, но лежавшие на могильном камне руки почему-то отказывались подчиняться.
Октавиан порылся в сумках и вытащил небольшую глиняную амфору, которая стоила больше месячного жалованья легионера. Фалернское вино – самое дорогое, зато лучше его нет на свете, а значит, лишь оно достойно памяти самых дорогих сердцу людей. На верхней плите усыпальницы было вырезано небольшое углубление в виде чаши, на дне которого виднелось небольшое, величиной с монету, отверстие. Распечатывая амфору, Юлий спросил себя, водит ли старая Клодия сюда его дочку, и если да, то совершают ли они обряд кормления мертвых. Трудно представить, что старушка сможет когда-нибудь забыть Корнелию.
Темное густое вино наполнило чашу, а потом начало медленно капать внутрь склепа.
– Эта чаша – отцу; он дал мне силу. Эта – матери; она оберегала меня своей любовью. Эта, последняя, – Корнелии, любимой жене. – Юлий помолчал, глядя, как сочится сквозь мрамор вино. – Я любил ее при жизни и глубоко чту ее память сейчас, когда она ушла. – Цезарь повернулся, чтобы отдать амфору Октавиану; глаза были красны от слез, но он не стеснялся слабости. – Закупорь понадежнее, парень. По дороге домой, в поместье, нам предстоит навестить еще одну могилу, а Тубрук одной чашей не обойдется.
Сказав это, Юлий заставил себя улыбнуться и снова сел верхом. Печаль немного отступила, и копыта коня снова мерно застучали по дороге, оживляя повисшую над длинным рядом склепов тишину.
Подъезжать к имению оказалось неожиданно страшно. С этим красивым местом связано столько воспоминаний и столько боли!.. Внимательный взгляд сразу отметил сорняки, буйно разросшиеся среди поля злаков. Не укрылись от Юлия и признаки запустения и разрухи: заросшая дорога, покосившийся забор. И тут послышался знакомый гул – пчелы! Его пчелы! Глаза Цезаря оживились.
Вид белых стен причинил боль. Краска кое-где облупилась, и Юлий ощутил острый укол совести. Этот дом стал частью того страдания, что переполняло сердце.
Вот ворота, возле которых он мальчиком ждал возвращавшегося из города отца. За ними конюшни, там он познал первый поцелуй. Еще немного дальше – площадка, на которой он много лет назад едва не погиб от руки Рения. Несмотря на ветхость, это его родной дом, то самое важное место в мире, где он вырос и стал человеком. Но если бы навстречу мог выйти, широко улыбаясь, Тубрук! Если бы его встретила Корнелия!
Юлий остановился перед запертыми воротами и прислушался к тишине, погрузившись в воспоминания и словно надеясь, что через минуту-другую они станут явью.
Над белой стеной неожиданно возникла голова незнакомого человека, и Юлий улыбнулся: интересно, значит, с внутренней стороны все еще сохранились невидимые отсюда ступеньки. Их он знает столько же, сколько помнит себя самого. Его ступеньки. Его родной дом.
– Что привело вас сюда? – поинтересовался человек равнодушно.
На всадниках были самые простые доспехи, однако манеры Цезаря явно внушили сторожу почтение.
– Я приехал навестить Клодию и свою дочь, – ответил Юлий.
Глаза человека широко раскрылись от удивления, и голова исчезла: сторож побежал докладывать о прибытии гостя.
Через некоторое время ворота медленно открылись, и Юлий проехал во двор. Октавиан не отставал ни на шаг. Было слышно, как вдалеке зовут Клодию, и Юлий снова погрузился в воспоминания.
Отец погиб, защищая вот эту самую белую стену. Тубрук принес его в дом на руках. Воспоминание вызвало озноб, несмотря на жаркое солнце. Поместье густо населено призраками. Интересно, удастся ли ему когда-нибудь снова почувствовать себя здесь спокойно и свободно? Или прошлое уже не захочет отпустить?
Клодия поспешно вышла на крыльцо и замерла, увидев, кто приехал. Как только Юлий спешился, она согнулась в низком поклоне. Время
