Одна минута и вся жизнь - Алла Полянская

Дана тщательно накладывает макияж. Два дня назад она оставила истекающего кровью мужчину на мокром от осенней мороси асфальте. И теперь он объявился. Дана вставляет контактные линзы. От них страшно устают глаза, но деваться некуда. И надо следить, чтобы не отрастали светлые волосы — Дана подкрашивает корни, выбрасывая тюбик тут же — на случай тайного или явного обыска.

Она облачается в темно-зеленый костюм, ее бледное лицо выглядит несчастным. Ей страшно. Она, любитель-дилетант, должна сыграть партию с гроссмейстером. И выиграть. Проигравшему достается смерть.

Машина ждет там, где они расстались в прошлый раз. Дана садится в салон. Ее рука сжимает рукоятку ножа. Она не взяла пистолет, это опасно, хотя зеленый шарик покоится в желтой коробочке из-под «киндер-сюрприза» — это чтобы случайно не погибнуть самой. Реакция мгновенная, смерть — тоже.

Машина останавливается, Дана открывает дверцу. Массивная фигура вырисовывается на фоне серой каменной стены.

— Сюда, пожалуйста.

Дана идет за провожатым. Страх исчез. Она думает о том, что может случиться, но бояться нет сил. Белая пластиковая дверь открывается и Дана входит.

— Я рад, что вы пришли.

Он лежит на кровати на высоко подложенных подушках. Дана видит его бледное лицо, светло-русые, коротко стриженные волосы и серые глаза. В этом лице есть сила и упрямство. Дана понимает, что этот человек не остановится ни перед чем — если уж поставит себе цель. Она и сама такая.

— Больных надо навещать. Вот, принесла вам конфет.

— Спасибо, но я почти не ем сладкого.

— Отдадите своей девушке или жене. Как вы себя чувствуете?

— Почти сносно. — Он улыбается. — Никакой девушки у меня нет. И жены тоже.

— Я не спрашиваю у вас отчета.

— Вы — злюка.

— Это что-то меняет?

— Нет. Ничего не меняет. — Он умоляюще смотрит на нее. — Вы боитесь меня?

— Нет. Я просто вас не знаю.

— Я скоро выйду отсюда, и мы сможем узнать друг друга ближе. Если вы захотите.

— Я ничего не обещаю. В следующий раз и меня пристрелят за компанию. В общем, такой сценарий мне совсем не по вкусу.

— Вы правы, я в отчаянии.

— Но я не сказала «нет».

— Вы не сказали «да».

— Я крайне редко говорю «да». Это слово плохо держится в моей памяти.

Он смотрит на нее. Ему нравится белизна ее кожи, зеленый омут ее глаз, холодных и далеких. Ему хочется посмотреть, какими станут эти глаза в минуты любви, но эта женщина умеет выстроить барьер, который невозможно преодолеть. И это официальное «вы». Наверное, так чувствуют себя охранники королевы. Все правильно. Он и есть охранник. А она? Константин ловит себя на мысли, что совсем ничего не знает о ней. Только имя и номер сотового.

— Вы расскажете мне о себе?

— Нечего рассказывать. — Дана понимает, что ступает на тонкий лед. — Знаете, есть на свете такой город — Верхнеярск?

— Нет.

— И абсолютно ничего от этого не потеряли. Как и я, когда уехала оттуда, чтобы больше никогда не возвращаться. А здесь пока присматриваюсь.

— У вас нет работы?

— Пока — нет. Но это ерунда, я что-нибудь придумаю.

— Я могу вам помочь. Это просто.

— Посмотрим. Я еще ничего не решила. Мне пора, Костя.

— Пойдете в ночной клуб?

— Нет. Я больше люблю «Макдоналдс».

— Вы придете еще?

— Мне здесь не нравится. Но я могу вам позвонить.

— Вы удивительное создание. Я хочу узнать вас получше.

— Тогда выздоравливайте.

Она дотрагивается до его руки. Пальцы у нее холодные и тонкие. Она выходит из палаты и возвращается в машину.

— Проследи за ней. — Константин привык добиваться того, чего хочет. — Узнай, где живет, узнай все, что можно. Только если она тебя заметит — пеняй на себя.

Небольшой юркий парень выскальзывает из палаты. Константин мысленно ругает себя, но ничего не может с собой поделать. Он хочет знать об этой женщине все. Он и сам не понимает, что происходит, но холодное отстраненное лицо незнакомки приходит в его сны.

— Ну, Костя, вот и ты попался. — Он прислушивается к себе и грустно усмехается: — Признай, приятель, ты влип. Эта крошка, сама того не зная, сильно тебя зацепила.

За свою тридцатисемилетнюю жизнь Константин Подольский видел много разных людей. Его родители, научные работники, имели широкий круг общения, и сам он был человеком контактным. Он обладал интуицией и напористостью, поэтому не пошел в науку, как ожидали родители, и впоследствии стало понятно, что это был правильный шаг. Костя с самого детства занимался единоборствами и стрельбой, потом окончил Академию МВД и несколько спецкурсов, после чего подался в телохранители. К тому времени он уже содержал родителей, которые со своей наукой едва не умерли с голоду.

Удача улыбнулась ему, когда Сергей Иванович Градский, тогда еще начинающий депутат, предложил Косте место начальника охраны. У Константина уже была отличная репутация и солидный счет. Новая работа открывала путь к власти.

Очень быстро Константин понял, кого охраняет. Он много повидал в жизни, но такую грязь видел впервые. Градский не уставал удивлять своего главного телохранителя. Костя собственными глазами видел его похождения. Очень часто ему приходилось вытаскивать полубесчувственное тело из машины, когда шеф сопротивлялся и пытался завести мотор. Сергей Иванович, выпив, очень любил проехаться с ветерком, ходили упорные слухи, что в своем родном Белгороде он таким образом насмерть убил нескольких человек.

— Это все — скот. — Градский любил порассуждать об электорате. — Ты им только пообещай бесплатную похлебку — и они твои. А потом можно все. А они согнутся и терпят. Тянут лямку и везут. Значит, именно этого и заслуживают. Знаешь, Костик, эти старухи с железными зубами, деды в фетровых шляпах, толстозадые бабы — все они расходный материал. Проживут свою жизнь, подохнут, зароют их — и все. Туда им и дорога. Никто о них никогда и не вспомнит. А я творю историю.

Костик сжимал челюсти и молчал. Он прятал опасный блеск в глазах, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заехать в выхоленное лицо шефа. Охранники под его началом работали слаженно, Градский ценил это и все больше доверял Константину.

То, что произошло первого сентября, Константин помнил как в тумане. Весть о том, что шеф, удрав к очередной девке перед самыми переговорами, надрался и сбил насмерть ребенка, буквально сразила Подольского. Он принял решение выйти из игры. Но он был осторожен и понимал, что теперь нельзя просто так взять и уйти. Он слишком много знал. Поэтому, когда босс приказал ему отвезти документы матери убитой девочки, Костя повиновался.

Женщина, открывшая ему дверь, была похожа на тень. Константина поразили ее глаза — огромные, дымчатые, они были пустыми и мертвыми. Этот неживой взгляд и бескровное лицо вызвали у него жалость и стыд. Ему хотелось сквозь землю провалиться, когда он протянул ей бумаги. Он хотел сказать что-то ободряющее, но слова застряли в горле. Женщина просто не видела его.

А ему пришлось самому следить за ней. Шеф впервые за все время был напуган и подавлен случившимся.

— Я не хотел, не хотел! — Градский закрыл лицо руками. — Боже, какой ужас, этот ребенок, я не хотел!

Костя делал свою работу. Он шел за женщиной сквозь ночь и довел до самого кладбища. Он не пошел за ней на могилу, поэтому не видел, что она сделала. Да если бы и видел, то вряд ли понял бы. Но Костя не пошел за ней, не мог. Эта женщина имела право побыть там одна.

Он следил за ней в аэропорту. Он видел, как парень из охраны проводил ее на посадку. Он видел, что это уже не живая женщина, и ему было стыдно за себя.

— Будь ты проклят, идиот! — Костя мог теперь говорить что угодно, толку-то?

А потом кто-то прислал шефу туфельку. Это была маленькая лаковая туфелька, розовая и очень красивая. Сергей Иванович испугался до икоты.

— Кто, кто это сделал?!

— Возможно, мать девочки? — Константин чувствовал себя негодяем.

— Исключено. Она не знает, кто я такой. Нет, это не она. Это тот, кто знает.

— Возможно, любезнейшая Дарья Андреевна.

— Узнай наверняка, слышишь? Я не позволю себя шантажировать.

Костя распорядился, и за адвокатом начали следить. Но в тот вечер, когда она умерла, проклятый идиот-соглядатай выпил пива. И отлучился в сортир. А когда вернулся, дверь в офис была открыта. На полу покоился труп.

Они перерыли все, что могли, но никаких материалов не нашли. У Константина возникло ощущение, что кто-то поработал здесь до них, но это было просто ощущение. Он никому о нем не сказал. С того дня, когда он увидел маленькую девочку на асфальте, ему стало наплевать на судьбу Градского.

Константин никогда ни с кем не делился своими мыслями и соображениями. Вращаясь среди политиков, наблюдая все изнутри, он многократно благословлял свою врожденную осторожность. Он мог только догадываться, какие силы стоят за каждым депутатским мандатом. Он знал, что городская Дума сродни шахматной доске, за которой играют мастера, переставляя фигуры. И игроки предпочитают оставаться в тени по многим причинам.