Серебряная тоска - М Валигура

- Ты чё, совсем дурак? - Серёжка пристально и как-то зло поглядел на Корнеича.

Затем достал из кармана три таких же червонных бумажки, швырнул их перед Корнеичем веером и подмахнул к ним прижатую рукой.

- Ну, чего таращишься, чучело? Сгребай. Да бери ты свою долю. Пришёл и на нашу улицу праздник - клиенточку я распотрошил на стольник. Сорок тебе, сорок мне, двадцать Петру Алексеевичу.

Корнеич, всё ещё не веря, пугливо взял бумажки и сунул их в карман ватных штанов.

- Хотя стоило б тебя тринадцатой лишить, - сурово покачал головой Серёжка, - раз шуток не понимаешь.

Корнеич угодливо хихикнул.

- Ладно, старик, бери лопату - и за работу. К вечеру могила должна быть готова.

Я своё дело сделал, делай же и ты своё.

Корнеич с готовностью схватил лопату и глянул на Серёжку глазами собачьей благодарности.

- Серёженька... Сергей, то есть, Васильевич...

- Иди, Корнеич, иди работай.

- Тьфу, - сказал он, когда дверь за Корнеичем вежливо прикрылась.

У директора кладбища Петра Алексеевича Тимошенко не было ни дяди с парализованными ногами, ни седой бороды, ни густых бровей, но чёрная машина "Волга" несомненно была. Были и очередные посетители - молоденький лейтенант милиции и молодая же заплаканная женщина - судя по внешности, скорее сестра, чем жена лейтенанта.

- Ну чем же я могу вам помочь, дорогие мои! - всплёскивал руками Пётр Алексеевич. - Нет места на кладбище, нет! Сам недавно любимую тётю в Энгельсе похоронил. И даже там очередь на год вперёд. Это что-то ужасное, как возросла смертность.

- Но поймите, - робко сказал лейтенант, - это же был наш папа...

- Всё понимаю, всё понимаю и сочувствую, но поделать, увы, ничего не могу.

Женщина заплакала. Лейтенант погладил её по голове и сделал шаг вперёд.

- Мы могли бы договориться, - сказал он, покраснев.

- Что вы имеете в виду? - Тимошенко поднял на него недоумевающие глаза.

- Ну-у... - Лейтенант явно не знал, как начать. - У нас, в общем, есть с собой... ну, определённая сумма...

Тимошенко грозно поднялся из-за стола.

- Лейтенант, - укоризненно сказал он, - вы ведь ещё так молоды.

- А что? - неожиданно резко вскинулся лейтенант. - Что делать-то?

- Не начинать свой жизненный путь с преступления. Я уж не говорю о чести мундира. Вот если б вы остановили меня за превышение скорости, а я начал предлагать вам взятку, как бы вы поступили?

- Повесил бы, - неожиданно зло ответил лейтенант. - На первом же столбе.

- Что-о? - у Тимошенко округлились глаза.

- Пойдём, Ваня... - Заплаканная женщина потянула лейтенанта за рукав.

- Без всякой жалости, - вырываясь, добавил лейтенант. - Высоко и коротко.

- Вон!!! - завопил Тимошенко. - Вон из моего кабинета!

Лейтенант только рукой махнул, и они с сестрой направились к дверям. Те вдруг сами раскрылись перед ними.

- Можно к вам, Пётр Алексеевич? - спросил Серёжка. - Здравствуйте, кивнул он посетителям.

- До свидания, - свирепо буркнул лейтенант, хлопая дверью.

Серёжка повернул к директору удивлённое лицо.

- Проходи, Серёжа, проходи, - ласково сказал Тимошенко. - Вот видишь, чего только не приходится... Лейтенант милиции взятки предлагает... Я ещё с ума не сошёл - от представителя властей взятки брать. Вот будь он генерал или, хотя бы, полковник... - Тимошенко расхохотался. - А с этими лейтенантами-капитанами...

Бережёного Бог бережёт. Кстати, о полковниках - была ж у тебя сегодня эта...

полковничья вдова?

- Была, Пётр Алексеевич, - улыбнулся Серёжка. - Просила вам кое-что передать.

Вот. - Продолжая улыбаться, он протянул Тимошенко Петру Алексеевичу две красненькие бумажки.

Тот ответил на улыбку и спрятал червонцы в нагрудный карман.

- Молодец, Серёжа, хорошо работаешь.

- Пришлось постараться.

- Вот и старайся. Господь любит старательных. Ну, и я тоже. Работа у нас хоть и грязная, с землёй дело имеем, но - рука руку моет.

- Кстати, Пётр Алексеевич, у меня к вам просьба.

- Чем смогу - помогу.

- Можно мне сегодня с работы пораньше... в смысле, прямо сейчас уйти?

- Другому б отказал, а тебе говорю - иди.

- Спасибо, Пётр Алексеевич. Понимаете, там с другом...

Тимошенко приподнялся, опершись о стол руками.

- А вот тут ты, Серёжа, не прав. Я ведь, заметь, не спрашивал, зачем, я просто сказал: иди. Никогда ничего не объясняй, пока тебя не спрашивают. Вот спросят - отвечай, и по возможности правду. По возможности. А начнёшь объяснять без нужды - сразу в неправде заподозрят. Иди, в общем.

От кладбища Серёжка поймал такси и поехал в центр - к Кольке.

Колькин коммерческий ларёк располагался на главной саратовской артерии - Кировском проспекте, он же Немецкая улица, он же просто Проспект. Ларёк стоял в длинном ряду ему подобных, словно проклонированных с одного прототипа.

Неторопливая толпа перетекала от ларька к ларьку, подолгу задерживаясь, но редко покупая, мечтая, видимо, о наморднике для кусачих цен.

В Колькином ларьке сидело двое. Оно выпивало и закусывало. Выпивало шведскую водку "Абсолют" и закусывало голландскою тушёнкой из банки. Этими двумя были:

сам Колька и его напарник Паша Нагрудный - двухметровый амбал приблизительно тех же габаритов вширь, с лицом с интеллектом карманного удава.

- Бонжур, - приветствовал обоих Серёжка. - Николай Васильевич, Павел Иванович - как трогательно наблюдать встречу автора со своим персонажем!

- О, Серёга, привет! - обрадовался Колька, а словоохотливый Паша молча протянул руку.

- Ну, мальчики, как дела? Почём нынче мёртвые души?

- Да пошёл ты, - пробасил в ответ Паша.

- Сказал он, - подхватил Серёжка, - сняв воображаемую шляпу с воображаемой головы. Нальёте гостю?

- Из стакана будешь? - спросил Колька.

Серёжка посмотрел на Кольку, прикрыл из жалости глаза и кивнул головой.

- Буду.

- Держи.

Серёжка выпил, втянул ноздрёй воздух, а от закуски отказался, заявив, что голландская тушёнка по сравнению с русской - дерьмо, а "Абсолют" вообще не нуждается в закуске. Паша угрюмо погрузился ложкой в банку с голландским дерьмом, набил рот и так же угрюмо зачавкал.

- Да, мужики, весело тут у вас, - заметил Серёжка, подставляя стакан по-новой. - Ревизора ждёте, Николай Васильевич?

- Братву, - ответил за Кольку Паша.

- А, жур дё пэ, - понимающе кивнул Серёжка.

- Чио-о? - громыхнул Паша.

- День расплаты, говорю. Скачет к вам всадник бледный на бледном коне. А ты, Павлик, если хочешь, чтоб тебя лучше слышали, уменьшь громкость своего телевизора.

- Чио-о? Какого телевизора? - прохрипел Паша шёпотом.

- Ну, я вижу, ты меня уже понял.

Паша скучно отмахнулся от него и вновь занялся тушёнкой.

- Ну, и сколько с вас сегодня скассируют? - равнодушно поинтересовался Серёжка.