Детонация - Василиса Раса

– Я не знаю, куда он делся, отец. Но уверен, охота именно за нами. Он точно знал, что делает. Миссия на юг больше не состоится. Апелийцы закрыли проход, и прямой границы с Интой мы больше не имеем. Мне жаль. – Александр в отчаянии прикрыл глаза и осторожно и медленно втянул воздух. – Когда ты почувствовал удар?

– Почти два месяца.

– Как раз тогда и было…

– Значит, они, кто бы это ни был, пытаются прервать линию и физически, и параллельно стереть наш резерв. Подобрались очень близко. А значит, государь под угрозой.

– Я должен был… – от сковавшей тревоги дышать было совсем невозможно, – хотя бы тебя… – Кашель душил, пронзительной болью издирая грудину.

– Не надо, – старый граф сдержанно остановил сына. – Замок я как смог укрыл. Теперь надо думать о здоровье. Только о здоровье, Алекс! – повторил умоляюще, с жаром.

Молодой граф промолчал. Мучительно, отчаянно стремясь самое страшное исправить.

– Не трать сил, прошу, – шептал отец. Поправишься, и тогда сделаем это вместе. Но только тогда.

Смолчал снова. Им уже не перевернуть столько дней. Даже вместе.

Дверь тихо отворилась, и в комнату спиной, чуть склонившись, сиделка вволокла многоярусный столик. Тот звенел баночками, и воздух наполнился крепким ароматом микстур. Алекс поморщился и, сжав зубы, отвернулся к окну.

– Отдыхай, – еле слышно промолвил отец. Кончиками пальцев тронул руку.

Сиделка сначала робела. Ему, казалось, даже не дышала в углу у двери. А потом вдруг, шумно вздохнув, решительно двинула нелепую звенящую этажерку к нему. Сжал зубы, притворился спящим. И всё-таки вздрогнул, когда услышал рядом неожиданно ровное и строгое:

– Александр Николаевич! Время ваших инъекций. Обнажите ваш графский зад, будьте добры.

Едва не подскочил на кровати. Сдержался. Да и не смог бы он ещё. Ожидал увидеть кого угодно: сухую длинную медсестру, уездного доктора возраста хорошо умудрённого, да даже Кати Самовар, что всю его сознательную жизнь принимала телят у всего поместья. Но только не эту маленькую девчушку, что, выпрямившись в струну, стояла, загораживая свет, с ним рядом.

– Если вы не в состоянии перевернуться, скажите, я поверну вас сама, – густым взрослым голосом сказала эта… совсем ещё дитя?

– Кто вы? – Алекс закашлялся, попытался сдержаться и зашёлся кашлем совсем невыносимо сильным.

– Мы будем делать гимнастику, чтобы очистить дыхательные пути и выгнать из лёгких…

– Отвечайте, – сдавленно и строго перебил зазнайку.

– Ваша сиделка, – после паузы сказала сквозь зубы.

– А-а… Надо же… – потянул ворчливо и зло. – Значит, измываться надо мной не входит в ваши обязанности. Уйдите.

– Я, кроме прочего, дипломированный врач, ваше сиятельство, – произнесла холодно и непростительно высокомерно. – И в мои обязанности входит уход за вами, а также облегчение ваших страданий.

Александр сдавленно засмеялся. Сначала неуверенно, а потом громче и громче. И снова зашёлся надсадным кашлем.

– Да перевернитесь же вы, наконец! Иначе всажу укол вам прямо в ногу, и вы неделю ходить не сможете!

– И что с того? – спросил, утирая выступившие слёзы. – Я не встаю уже… Сколько?

– Две недели. – Она вдруг отвела глаза, живо отвернулась. И, ему показалось, чуть-чуть покраснела.

– Ясно, – прищурился мрачно. Он это исправит. Непременно исправит и это. Две недели. Что ж, будем знакомы.

– Как твоё имя? – не слишком вежливо. Но с её стороны тоже. Нагло. О чём думал отец? А матушка?

Ответила не сразу, набирая в странную колбу горько пахнущую жидкость:

– Александра, – и воспользовалась замешательством, подсунула колено под его бок, рывком повернула на живот. Он не успел ещё даже выпрямиться, когда резкая боль рванула ягодицу и так же скоро отпустила. – Простите меня, Александр Николаевич, – девушка, вдруг неожиданно извиняясь, смягчилась. И голос оказался совсем не скрипучим, бьющим по голени поленом, – по-другому никак нельзя. Иначе бы вы не согласились, – и трогательно заулыбалась.

Он был красен, как Домович в весенний праздник.

– Пригласите отца, – прошипел, сощурив глаза, – немедленно, – мучительно смежил веки, не желая её больше видеть.

– Сию минуту, ваше сиятельство, – сухо откликнулась выскочка и неслышно удалилась.

Это что, издевательство такое? Но за что? Ещё и это?

Отец неслышно проскользнул в дверь, остановился у кровати:

– Она лучшая в уезде, Алекс. И все новаторские приёмы ей знакомы. Ты жив сейчас только… благодаря ей.

– Премерзко, – процедил сквозь зубы и открыл наконец глаза.

– Совсем нет. Мы с матерью так не думаем. И император… он присылал своего медика. Сначала был именно он. Но тебе стало хуже. Алекс, – взмолился неожиданно старый граф, – прошу, не прогоняй девочку. Она вот-вот поставит тебя на ноги.

– Чем же тогда она занималась целую неделю? – выпалил тихо и зло и снова зашёлся сухим, сдавленным кашлем.

– Спасала тебя, сынок. – Николай Александрович устало опустился на краешек кровати, поник плечами и голосом. – Не дайте, боги, пережить такое снова, – мазнул невидящим взглядом по окну, – какая горькая несправедливость. Не понимаю. Никогда не мог этого понять, почему мы можем сделать это для кого угодно, для целой империи. Да что там, для целого мира! И не можем для нашей семьи! Ты думал об этом, Алекс? – взглянул на сына совершенно безумными глазами.

– Разумеется, думал, – глухо ответил младший Сневерг. Горько и неожиданно легко рассмеялся, – Чтобы не ввести во искушение, батюшка. Чтобы не меняли снова и снова, себе лишь в угоду.

– Но разве бы ты смог? Смог бы думать только о себе, своих прихотях, желаниях, когда мир на пороге войны, когда гибнут лучшие? – Отец смотрел на сына, не веря.

– Не знаю, отец. Мы ведь никогда не пробовали, – попытался коротко пожать плечами, но снова закашлялся. – А может, если бы у нас была эта возможность, может, мы и не смогли бы устоять.

– Неправда, сын. Это не про нас. И ты это знаешь! – откликнулся яростно и потрясённо.

– Но сейчас ты готов пожертвовать всем за одну лишь возможность меня исцелить, отец! Это ли не искушение? – и добавил равнодушно: – Это ли не проверка…

Николай отшатнулся, вспыхнул взглядом и снова поник. Плечи опять опустились. Закрыл медленно глаза.

– Прав ты, Саша. Прав, – поднялся тяжело. – Об одном прошу, – задержался перед дверью, – не прогоняй девочку. Ещё хотя бы месяц.

– Она тыкает иголками мне в зад и требует, чтобы я перед ней оголился! Совершенно при этом не смущаясь, отец!

– Она врач, Алекс. И свое дело отлично знает, поверь!

Младший Сневерг демонстративно закатил глаза и сполз пониже с подушек, но тут же зашёлся раздирающим кашлем снова. Сидя не так тяжело дышать. Всё-таки лёжа гораздо хуже, поёрзал чуть-чуть, ища положение. Рана болела заметно меньше и страшно чесалась. Повязка на ней теперь стала тоньше. Надо бы посмотреть, что там. Но сил ни встать, ни сесть давно не было, и Алекс на минуту прикрыл глаза, слыша приглушённо тихий скрип двери. Наверное, отвратительная выскочка всё же вернулась.