Большевики - Михаил Алексеев

Должен сказать, что к этому времени наша партия проявила особенно сильную террористическую деятельность. Не проходило и дня, чтобы газеты не сообщали о таинственных убийствах царских чиновников. Не прошло и месяца после того, как я сдал золото, и царское правительство ополчилось на нашу организацию. Пошли поголовные аресты, казни, высылки на поселение. Наша организация лишилась почти всей своей верхушки. Наше движение было разгромлено.

Вот в самый разгар гонений я получил секретную экстренную бумагу из ЦК партии о том, чтобы немедленно прекратить работу и уничтожить все компрометирующие документы. Не вести работу вплоть до особого распоряжения. У меня была целая папка таких бумаг: мандаты, переписки, расписки. Я их все в тот же час сжег и очень хорошо сделал. Я еще сидел у печки, шевеля золу, как ко мне в комнату без стука вошло несколько полицейских во главе с жандармом и принялись производить самый беззастенчивый обыск. Разумеется, они ничего не нашли.

Прошел год. Разгул полицейской реакции все усиливался в нашей стране. Не было никакой возможности даже помышлять о работе.

И вот в это время, в один летний день получаю секретное извещение из Окружного комитета о немедленной явке. Недолго думая, собираюсь и уезжаю в город.

Комитет состоял из трех человек. Все мы друг друга хорошо знали на лицо. И поэтому, когда я вошел в помещение, то все мы сердечно поздоровались. Я, разумеется, спрашиваю:

— В чем дело, товарищи?

Тогда один из комитетчиков говорит мне:

— Ты помнишь, Амазасп, наш приказ год тому назад о сдаче 25-ти тысяч рублей, собранных в округе?

— Как же, помню, — отвечаю я. — Такой приказ получил я и ваш уполномоченный Сурен. Мы сдали деньги Джаваду, как и было сказано в приказе.

Комитетчики переглянулись.

— Видишь что, Амазасп, — говорит один из них. — Эти деньги в Турцию не были переправлены.

— Как не были переправлены, — кричу я. — Ведь мы-то деньги сдали?

— А есть ли у тебя расписка? — спрашивает самый старый член Комитета.

— Была, — отвечаю я. — Но вам же известно, что ЦК разослал циркуляр, в котором предлагал немедленно уничтожить всякие компрометирующие документы. Я уничтожил вместе с ними расписку.

— А когда был этот приказ из ЦК? — спрашивает меня член комитета Гурген, мой старый друг.

Я отвечаю.

— Нет, — сказал Гурген. — Мы такой бумаги из ЦК не получали.

— Так в чем же дело? — говорю я. — Можно послать запрос в ЦК.

— Нет, это невозможно.

— Почему? — спрашиваю я.

— Тот ЦК, о котором ты говоришь, арестован ровно год тому назад.

Я начал нервничать.

— Тогда вызовите вашего уполномоченного Сурена; он был со мною при сдаче золота. Он заверит.

— Сурен поехал в Турцию и три месяца тому назад убит в бою.

Я растерялся.

— Ну, что же тогда делать? — спрашивал я у Комитета.

— Не знаем, — уклончиво отвечали мне. — Деньги были у тебя. Ты их должен был сдать. У тебя должна быть или расписка или свидетели, которые должны доказать нам, что золото тобою сдано. Тогда мы будем искать виноватого.

— Какая подлость. Утаить святые народные деньги — воскликнул старик. — Кто это мог сделать?

Я был в состоянии одурения. «Без вины виноватый» — думал я. Мне пришел на помощь Гурген.

— Подумай. Может быть, с тобой был кто-нибудь другой, кто бы сумел доказать, что ты золото сдал.

— Или вспомни хорошенько… Может быть, ты забыл золото сдать, — сказал старик.

— Я не подлец, — гневно вскричал я.

— Ну, тогда мы ничего не знаем, — уклончиво ответил старик.

Вдруг меня осенила мысль.

— А где Джавад? — поспешно спросил я.

— Джавад здесь, — ответили мне.

— Ведь он от меня принял деньги.

Члены Комитета переглянулись.

— Хорошо. Мы вызовем Джавада. А пока можешь итти, Амазасп. Но из города никуда не уезжай. Завтра приходи.

На квартире, где я остановился, я не застал никого. И наедине сам с собою хорошенько посмеялся над этим приключением.

— Хорошо, — думал я, — что Джавад здесь. То-то мы посмеемся завтра в Комитете. — Джавад был моим хорошим другом еще с детства. Мы вместе с ним окончили гимназию, причем всегда сидели за одной партой. Я очень любил Джавада. Это был подвижной, энергичный человек — ростом с товарища Борина.

Ночь я проспал хорошо. А к десяти часам утра я не спеша отправился в Окружной Комитет.

В Комитете я застал всех в сборе. Возле старого члена Комитета сидел сам Джавад. Я горячо бросился к нему, но он отстранил меня и даже не подал руки. Я остолбенел.

— Джавад говорит, — начал старик, — что никакого золота он от тебя не принимал и что в тот вечер в условленном месте он прождал бесцельно.

— Не может быть, — закричал я не своим голосом. — Не может быть. Джавад забыл.

Тут я прямо обратился к Джаваду.

— Ведь ты помнишь… и начал ему рассказывать все, как было, подробно.

Джавад качал отрицательно головою. Смотрел на меня, понимаете, со снисходительной усмешкой.

— Ничего подобного не было, — говорит он. — Это наверное тебе, Амазасп, приснилось.

— То есть, как приснилось? — волнуюсь я. — Ведь деньги ты от меня принял. И выдал расписку.

— А ну, покажи расписку.

— Уничтожил, — говорю я. — По распоряжению ЦК.

— Ну, кто поверит таким сказкам? — говорит и смеется Джавад. — Ты просто забыл, Амазасп, что деньги не сдал, подумай. Ты вспомнишь наверное, где у тебя лежит золото. Подумай.

Я стоял, как дурак, с раскрытым ртом.

— Ну, на сегодня довольно, — сказал нам старик.

— Ступайте по домам. А завтра будьте здесь. Нам нет никакого дела. Деньги должны быть во что бы то ни стало отысканы. Этого так оставить нельзя. Ступайте.

Остаток дня и ночи я провел в горячке. Я не знал, кому верить — себе или тому, что говорил Джавад. Стал вспоминать до мельчайших подробностей этот случай. И чем дальше я думал, тем больше убеждался, что прав был я. Наверное Джавад забыл — надо ему помочь вспомнить… Я не мог допустить мысли, чтобы Джавад сознательно лгал на меня.

На следующее утро я пришел в Комитет раньше всех. Через полчаса туда же пришел Джавад. Я стал ему рассказывать все до мельчайших подробностей. Джавад слушал и ядовито улыбался.

— Нет, ты положительно сошел с ума, — сказал он мне, когда я кончил. — Ты хочешь свалить свою вину на меня?

— Джавад, — говорю я… — Но, может быть, ты растратил эти деньги? Ты скажи мне это. Мы вместе упросим Комитет простить тебя. Ну, сознайся.

— Ступай к дьяволу, — закричал громко Джавад. — Ты хочешь, чтобы я за твою вину поплатился жизнью.

Пришли три члена Комитета.

— Ну, как? — спрашивают. — Вспомнили, где находится золото?

— Он уговаривает меня взять его вину на себя — с сострадательной улыбкой сказал Джавад. — Ясно, что или деньги растрачены, или припрятаны.

— Что вы скажете, Амазасп? — обратился ко мне старик.

— Что я могу сказать? — тут же ответил я. — Деньги я сдал Джаваду. Но он, как видно, забыл про это.

Вижу я, что уже двое членов Комитета смотрят на меня исподлобья. Потом комитетчики вышли в другую комнату на совещание.

Через пять минут они пришли обратно и старик заявил мне:

— Даем вам сроку до завтрашнего утра, Амазасп. Или вы нам представите расписку — или укажете, где золото. Мы этого дела так оставить не можем.

— Завтра последний срок, — сказал другой член Комитета, грозно глядя на меня. — Это дело вам так не пройдет. Это дело пахнет кровью.

— Идите, — проговорил старик. — И до завтра подумайте!

Я протянул им на прощание руку. Но все, за исключением Гургена, отвернулись и не подали мне руки. Рыдания сдавили мне горло, и я, как помешанный, выбежал на улицу.

Дома я отказался от еды и до глубокой ночи ходил по комнате терзаемый страшными мыслями. Временами мне казалось, что я схожу с ума. В моей голове никак не укладывались две мысли. То, что я мог забыть, на самом деле, куда спрятал золото, и то, что Джавад, мой старый школьный товарищ, такой низкий подлец. Или то, или другое… Я и плакал и рвал на себе волосы и уже думал стреляться. Наконец, утомленный страшными для меня переживаниями дня, я свалился в постель и заснул. Вначале во сне меня мучил кошмар. Мне снились сотни наших стариков, старух, зверски зарезанных. Грудных детей, посаженных на колья. Истерзанных девушек, женщин. И все они тянулись ко мне окровавленными, изрубленными руками и жалобно просили: «Отдай нам золото». Я во сне кричал, как мне потом рассказывал мой квартирный хозяин. Затем, вдруг мне приснился момент памятного мне вечера сдачи золота. Вот, приезжаю я и Сурен к темным холмам… Сурен идет искать людей… Я слышу лошадиный топот… Увожу лошадей, отправляюсь к дороге и т. д. Вот я сдаю золото Джаваду, он пишет мне расписку, ее заверяет Сурен. Я кладу расписку в карман. Возвращаюсь домой и зашиваю расписку в обшлаг пальто…