Героиновая пропасть - Фридрих Незнанский

В принципе у Марата к генералам, к какому бы они ведомству ни принадлежали, было всегда отношение скептическое. Оно проявилось еще в Афгане, где он вдосталь нагляделся на всякого рода приезжих из Союза «проводников» воли Политбюро и хорошо знал им цену. И в переносном, и чаще в прямом смысле слова. Ну, генералы и генералы! Нашел, понимаешь, упрямый козел, чем хвастаться!

Конечно, понимал он, дело получалось громкое, хоть и бесполезное. Но на всякий случай попросил Теймура, среднего своего братца, провентилировать в известных тому кругах, чем удостоился Егор столь высокой чести?

Ответ брата сразу насторожил его.

Ну, что касается начальника МУРа, тут и сомнений нет, как говорится, по чину и почести. А кому, как не столичному угрозыску, и заниматься покушениями на заметную в дипломатическом мире фигуру. Но вот фамилия «важняка» Турецкого насторожила всерьез. По характеристике Теймура этому «генералу от прокуратуры», как правило, поручали наиболее серьезные и опять же громкие дела, которые обычно, до вмешательства Турецкого, тянутся годами, приостанавливаются ввиду нерозыска обвиняемых, отсутствия тех или иных свидетелей и важных доказательств, потом снова вроде бы возобновляются в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, но конца следствию так и не видать. Но с появлением Турецкого декорации резко меняются, ибо он действует круто, изобличает виновных и за редчайшими исключениями передает все свои дела в суд в сжатые сроки. За подобную хватку Турецкого далеко не каждый уважает в Генеральной прокуратуре — естественно, кому ж будет любезен напористый выскочка, и eгo «непослушание» старшим, то есть все тем же деятелям из кремлевского окружения, включая и Администрацию Президента, не говоря уже о руководителях родственных, так сказать, правоохранительных структур, стало притчей во языцех, принимая иной раз прямо-таки анекдотические формы. А все, оказывается, потому, что этому «танку-важняку» долгие годы покровительствует заместитель Генпрокурора по следствию Меркулов, сам тоже тот еще орешек. Ну а о тайных, нигде не афишируемых связях самого Meркулова вообще никто говорить не желает. Правда, иногда намекают, но весьма вскользь, будто он находится в давних дружеских отношениях со многими из тех, кто сегодня определяет и политику государства, и его охрану, и правовую защиту. Короче, тут и сам черт ногу сломит. А еще, по некоторым слухам, где-то в середине девяностых годов, при первом российском президенте, этот Меркулов, что называется, схлестнулся с очередным тогда Генеральным прокурором, причем из принципиальных соображений, и даже подал в отставку. И был якобы с огромным удовольствием отпущен на все четыре стороны. Но тот Генеральный, будучи послушной марионеткой некоторых кремлевских нуворишей, недолго праздновал победу. В самые короткие сроки он был также смещен, а новый Генеральный немедленно призвал Меркулова обратно и поручил ему курировать Главное следственное управление Генпрокуратуры. Так что отставка Меркулова была подана общественности как очередной отпуск, не больше.

Говорят, что подобной участи удостоился тогда же и Typeцкий. Он также покинул Генеральную прокуратуру, а затем, едва ли не с триумфом, вернулся.

И вот эти двое, как теперь понимал Марат Багиров, были очень опасны. Потому что непредсказуемы, опять же по упорным слухам, не поддавались ничьему влиянию. А это уже совсем скверно!

Но Марат не был бы дипломатом, да еще прошедшим весьма поучительную ближневосточную школу, если бы не был уверен, что нет на белом свете человека, лишенного каких-либо человеческих слабостей. А поскольку таковые обязательно имелись у всех без исключения, значит, их надо отыскать. Да, порой это нелегко. Но ведь, по правде сказать, вся наша жизнь в конечном счете игра на человеческих слабостях, в которой всегда выигрывает тот, кто упорнее, информированнее о своем противнике, артистичнее и безжалостнее.

Не страдая, как большинство «южных» людей, самооценочными комплексами, Марат размышлял и находил удовольствие в том, что выигрывающему в бесконечной гонке за первенство в жизни присущи как раз именно те качества характера, которыми мог гордиться и он сам. И тут не было хвастовства, напротив, сухая правда жизни…

Каков же вывод? Да вот хоть и самый примитивный, на первый случай. Сплетники, коим нет числа, сообщили Теймуру, что господин Турецкий слаб по женской части. Теймуру не надо было объяснять, о чем идет речь. А значит, что же? А то и значит, что, к примеру, ни за что не устоял бы «важняк» перед, скажем, комсомолкой Зоей! А раз это так, то можно что-нибудь подобное организовать. Сочинить, придумать, разыграть. Подставить, в конце концов, чтобы затем трезво и жестко диктовать свои условия.

Имеются также и другие средства воздействия на особо упрямых. Ведь и женат Турецкий, и дочку свою любит — чем не повод прижать маленько? Только не грубо, умеючи…

Поразмыслив таким образом, решил Марат поручить братьям поездить за этим «важняком», повисеть у него незаметно на «хвосте», поглядеть, куда и к кому ездит в служебное и нерабочее время, а там, глядишь, что-нибудь путное само и нарисуется. Это на первый случай. А вообще надо бы собрать побольше бытовой информации на всю эту компанию, включая и Меркулова, и Грязнова. Образуется. Не может не образоваться…

Кажется, еще вчера только сказал, а вот уже и появилась первая «ласточка». Не та, правда, что, как говорят, весну делает, а просто любопытная информация, которая должна навести на размышления.

Один из агентов Теймура донес, — кстати, достаточно опытный в таких делах человечек, в органах в свое время служил, да вылетел «по несоответствию», удобная формулировка избавляться от нежелательных или неудобных, а Теймуру наплевать, он пригрел, — так вот доложил он, что поздно вечером «клиент», вместо того чтобы ехать домой, отправился куда-то в Чертаново, считай, на край света. Агент, естественно, сел на «хвост». Он потом клятвенно уверял Теймура, что Турецкий, этот гад, не мог, не должен был его вычислить. Ну все-таки профессиональный «Николай Николаич» работал, не новичок. Однако уже в районе Варшавки, точнее, в кривых переулках между Чонгарским и Черноморским бульварами — там уже давно идет «бурное» строительство: сносят пятиэтажки и возводят высотки — Турецкий ушел от преследователя. Не сбежал, а именно ушел. И тоже вполне профессионально. Исчез, как и не был. И только час спустя агент обнаружил его «семерку», выезжающую из двора почтового отделения на Балаклавский проспект. Час спустя!

О чем это говорит? В первую очередь о том, что у Турецкого были все основания вести себя крайне осторожно. Если, конечно, агент действительно не засветился. Но он клялся, и пока пришлось поверить. Значит, необходимо усилить надзор и, может быть, даже в какой-то момент засветиться: известно же, что некоторые от слежки в открытую иной раз просто теряются и делают ошибки. Короче, вывод напрашивается однозначный: постоянно держать «важняка» в поле зрения, чтобы знать, что он роет…

Александр Борисович позвонил по телефону, который ему дал Костя, а тому его продиктовал Гена. Человек, взявший трубку, говорил низким голосом, почти басом, с явными начальственными нотками и едва заметным восточным акцентом.

— Галеев у телефона. Кто говорит?

Голос еще и недовольный, будто его хозяина оторвали от важнейших, прямо-таки государственных забот.

— Добрый день, Фарид Нурмухаммедович, Александр Борисович Турецкий вас беспокоит. Надеюсь, вы слышали такую фамилию?

— Слышал, — голос немного помягчел. — Чем могу служить?

— Очень хотелось бы рассчитывать на краткую встречу. Понимая вашу загруженность…

— Да разве это загрузка, уважаемый… Александр Борисович? Да, я вспомнил просьбу… товарища. Ну что ж, и когда вы собираетесь навестить старого отшельника?

Турецкому показалась, что Галеев иронизирует над собой.

— В любое время, которое покажется вам удобным. Да хоть прямо сейчас. С учетом, конечно, поездки. Я на машине.

— Ну что ж, — повторил бывший посол, — вам надо объяснить, куда ехать?

— Желательно.

— Записывайте. По Ново-Рижскому до так называемой бетонки. Там по кольцу налево, недалеко, около пяти километров, и перед Истрой направо, до Красновидова. А там просто спросите у любого пожилого человека, как проехать к Фариду, вам укажут. У нас тут нравы, слава богу, простые и меня знают. Поспеете к обеду, буду рад…

Интересное дело. А ведь Генрих, кажется, сказал, что Галеев не любит встречаться с людьми, у которых вдруг просыпается интерес к афганскому прошлому страны. То ли он действительно готовится отлить настоящую пулю многочисленным генералам и политикам, как защитникам «линии партии», так и ее противникам, а потому не желает раньше времени зря растрачивать порох, то ли ему просто давно уже надоела болтовня дилетантов, возможно информированных о частностях, но совсем не представлявших себе подлинной общей картины трагической эпохи советской истории.