Алая королева - Виктория Авеярд

В течение долгого времени, показавшегося мне несусветной мукой, девушки старались сделать из меня «приемлемую». Они мыли меня в ванне, наносили на кожу краску и макияж, короче, превращали в дуру, которой мне полагалось быть. Хуже всего было с макияжем. Мою кожу намазали белесой пастой. Три баночки на меня извели. Серебристой, влажной на ощупь мазью покрыли лицо, шею, ключицы и руки. В зеркале я видела, как цвет жизни меня покидает. До меня дошло, что этот макияж должен скрыть природный розовый оттенок моей кожи, мою красную кровь. Отныне считается, что я серебряная, и я выгляжу как серебряная. Бледная кожа… темные глаза и губы… Я казалась себе холодной и жестокой… Лезвием бритвы… Я выглядела как серебряная. Я была красавицей. Я ненавидела то, чем стала.

Как долго это продлится? Как долго продлится обручение с принцем? Даже мне все это казалось полной чушью. Никто из серебряных, никто в здравом уме не возьмет меня в жены, особенно принц Норты. Усмирение мятежа и попытка скрыть мое истинное происхождение ничего не объясняют.

Тогда в чем же причина?

Когда горничные облачили меня в платье, я почувствовала себя трупом, который нарядили перед похоронами. Я понимала, что это недалеко от истины. Девушки из красных не выходят замуж за серебряных принцев. Я никогда не буду носить на голове корону, не сяду на трон. Что-то произойдет, скорее всего несчастный случай. Ложь меня возвеличила, ложь меня со временем и погубит.

Платье темно-пурпурного цвета усыпано серебром. Материя шелковая, украшенная полупрозрачными кружевами. «У всех домов есть цвета», — вспомнила я, думая о разноцветных, словно радуга, благородных семействах. Должно быть, цвета дома Титанос, мои цвета, — пурпурный и серебристый.

Когда одна из горничных потянулась к моим сережкам, пытаясь отобрать последнее напоминание о прошлой жизни, меня охватил безотчетный страх.

— Не тронь!

Девчонка отскочила от меня, быстро-быстро моргая глазами. Две других замерли на месте.

— Извини.

Серебряная никогда не извиняется. Откашлявшись, я немного успокоилась.

— Оставьте серьги, — мои слова прозвучали твердо и властно. — Все остальное меняйте, но только не серьги.

Три дешевых металлических украшения, каждое — подарок брата, останутся при мне.

— Этот цвет вам идет.

Я развернулась. Горничные одновременно присели в реверансе. За ними стоял Кол. Теперь я порадовалась тому, что макияж покрывает мои зардевшиеся щеки.

Принц сделал рукой порывистый жест, и горничные быстрехонько устремились прочь, как мышки от кота.

— Я не особенно разбираюсь во всех этих королевских делах, но уверена, что быть здесь… в моей комнате… вам не положено.

В свои слова я вложила столько презрения, сколько могла. В конце концов, его вина в том, что я в это вляпалась.

Принц сделал несколько шагов в мою сторону. Я отступила на шаг и оказалась на подоле собственного платья. Или я буду стоять на месте, или упаду. Не знаю, что хуже.

— Я пришел извиниться. При посторонних это невозможно.

Принц остановился, заметив, что мне не по себе. По его щеке пробежал нервный тик. Кол осмотрел меня с ног до головы, должно быть вспоминая беспомощную девчонку, которая недавно пыталась обворовать его. Теперь я совсем не была на нее похожа.

— Извини, что вовлек тебя во все это, Мара.

— Марина. — Имя прозвучало как-то фальшиво. — Теперь меня так зовут.

— Мара — вполне подходящее прозвище.

— Я не думаю, что нечто во мне можно назвать подходящим.

Кол еще раз пристально меня оглядел. Кожа моя запылала под макияжем.

— Как тебе Лукас? — спросил он, отступив от меня на шаг.

Очень любезно с его стороны.

Стражник из дома Самос, первый нормальный серебряный, с которым я здесь познакомилась.

— Ничего… мне так показалось.

Королева его точно от меня отдалит, если узнает, как любезно Лукас со мной обходился.

— Лукас — хороший человек. Его родственники считают его слабаком из-за излишней, по их мнению, доброты.

При этих словах взгляд Кола посуровел. Возможно, и ему ведомо это чувство.

— Он будет служить тебе верой и правдой. Я за этим прослежу.

Какая заботливость! Он предоставил мне доброго тюремщика.

Но я прикусила свой язычок. Неразумно грубо отвечать на добро.

— Спасибо, ваше высочество.

В глазах молодого человека засверкали искорки, а губы расцвели легкой улыбкой.

— Меня зовут Кол. Ты ведь знаешь.

— А вы знаете мое имя и откуда я на самом деле, — с горечью в голосе произнесла я.

Он слегка кивнул, словно чего-то стеснялся.

— Вы должны позаботиться о них…

О моей семье. Перед мысленным взором пронеслась вереница лиц, теперь столь от меня далеких.

— Обо всех, если сможете, — добавила я.

— Конечно, позабочусь, — уменьшая расстояние между нами, сказал Кол. — Извини.

Слова отозвались в моей голове эхом памяти.

Стена огня. Удушающий дым. Извини. Извини. Извини.

Это был Кол! Именно он поймал меня, лишив возможности убежать из этого ужасного места.

— Вы извиняетесь за то, что лишили меня единственной возможности отсюда сбежать?

— Ты собиралась ускользнуть от всех хранителей и стражников, преодолеть стены и леса, а потом вернуться в свою родную деревню и ждать, пока королева собственной персоной не отправится за тобой? — обиделся на меня принц. — То, что я тебя тогда остановил, — только во благо и тебе, и твоей семье.

— Я могла бы легко затеряться. Вы просто меня не знаете.

— Королева разорвала бы весь мир на кусочки, лишь бы найти маленькую девочку-молнию.

— Не называйте меня так. Так меня называет ваша мать.

Маленькая девочка-молния. Пожалуй, это прозвище было куда обиднее нового имени, к которому я до сих пор не привыкла.

Принц невесело рассмеялся.

— Она мне не мать. Это Мейвен ее сын, а не я.

По положению его нижней челюсти я догадалась, что лучше не затрагивать этой темы.

— А-а-а…

На большее меня не хватило. Мой голос был едва слышен, но слабое эхо подхватило его и вознесло к сводчатому потолку. Вытянув шею, я внимательно оглядела комнату, впервые с того времени, как переступила ее порог. Такой роскоши я никогда прежде не видела: мрамор и стекло, шелк и перья. Свет, льющийся из окон, утратил оранжевые краски дня. Дело шло к сумеркам. Скоро наступит ночь, а вместе с нею начнется новая для меня жизнь.

— Утром я проснулась одним человеком, а теперь должна стать другим, — пожаловалась я скорее себе, чем ему.

— У тебя получится.