На рубеже (СИ) - Иминова Ольга

— Если будет нужно, я тебя скручу и на руках принесу домой, — металл в голосе, прищуренные глаза и сжатые кулаки показывали, что Алекс зол. Но он быстро успокоился и уже совершенно другим голосом продолжил:

— Богдан, всё не так, — он тяжело вздохнул, — я был рядом не нянькой, а наставником. И я уже в таком статусе, что не обязан докладывать обо всех поступках моих подопечных их родителям. Я всё решаю сам. И моя задача — чтобы эти поступки не выходили за рамки приличия. Иначе грош цена мне, как наставнику.

Алекс говорил так уверенно, что в какой-то момент стала понятна вся несуразность обвинений в его адрес. Но подростковое нежелание принимать истину в сочетании с чувством обмана и обиды, сдобренное изрядной порцией алкоголя, подавило тогда в нём возможность мыслить реально. Он повернулся и пошёл прочь.

— Ты куда? — крикнул ему вслед Алекс.

Не оборачиваясь, он махнул рукой в сторону и пробормотал:

— Какая разница куда, если там, где до этого всё было хорошо, сейчас всё перевёрнуто вверх дном.

Он зашёл в первый подвернувшийся бар и заказал выпивку. В голове носилось множество мыслей, и одна не давала ему покоя: «Кто же я на самом деле?». Он бесконечное количество раз задавал этот вопрос самому себе и не находил ответа. Да и как тут найдёшь, когда в висках стучит, мысли путаются и на ум приходят версии одна ужаснее другой. Взяв в руки стакан, он повертел его и поставил на стойку бара. Его мутило. То ли от количества выпитого, то ли от чувства неопределённости, а может, и от того, и от другого.

Тогда он и понял, что пора закругляться.

Выложив бармену деньги, он вышел на улицу и увидел, что Алекс стоит на том же самом месте, где он его оставил.

— Ты что, так и будешь здесь стоять? — крикнул он. — Пошли уже, наставник.

Вернувшись домой, он не произнёс ни слова. Нина пыталась что-то сказать, но Алекс жестом её остановил.

С трудом поднявшись в свою комнату, он повалился на кровать. «Ладно, завтра я что-нибудь придумаю. Хотя, наверное, за меня уже всё придумали мои родители и мой друг-нянька-наставник», — с этими мыслями он провалился в сон.

Когда он проснулся, солнце уже заполнило светом всю комнату. «Значит, уже далеко не утро», — решил он и снова закрыл глаза. Голова раскалывалась, во рту пересохло, но на душе, как ни странно, было легко. Пить хотелось страшно.

Жадно опустошив кувшин с водой, кем-то заботливо поставленный на стол, он умылся и спустился в столовую. В доме было тихо. Интересно, где все?

Снова почувствовав жажду, он достал из холодильника апельсиновый сок и большими глотками осушил весь пакет. В этот момент за спиной раздались шаги. Повернувшись, он столкнулся с настороженным взглядом мамы. По Нине было видно, что эта ночь была для неё очень тяжёлой: глаза ввалились, веки припухли, и вся она как-то осунулась.

— Мам, я в порядке, — проговорил он. — До меня не всё дошло, но то, что сейчас всё будет не так, как было раньше, и будет что-то ещё, я понял.

Нина молча смотрела на него. Было видно, что он её нисколько не успокоил.

— Где Алекс? — спросил он, оглядывая комнату. — Мне его теперь так называть?

— Зови его как прежде. Они с отцом на террасе, — ответила Нина, не поддавшись на его провокацию.

— Что, разрабатывают план моей дальнейшей жизни? — не унимался он.

— Богдан, ну зачем ты так? Мы же хотим тебе помочь, поэтому и позвали Алекса. Он лучший. Ты даже не представляешь, каких трудов отцу стоило его заполучить. У него заказов хоть отбавляй, — объясняла ему мама, пытаясь смягчить ситуацию. Но сделала только хуже.

— Заказы? Отлично, меня ещё и выбирали. Как козла на ярмарке, — он чувствовал, что злость переполняет его. Он весь затрясся, мышцы напряглись, глаза налились кровью.

— Марк, Алекс, — в ужасе закричала Нина. — Скорее сюда!

Тут же в комнату вбежал Алекс. Не сказав ни слова, он обхватил его руками и потащил к дивану, при этом умудряясь давать указания родителям. Закинув его на диван и навалившись сверху, Алекс произнёс спокойным голосом:

— Если ты не успокоишься, мне придется тебя связать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но он и сам уже понял, что что-то не так и испугался. Его ломало и трясло, пот катил градом, глаза готовы были вылезти из орбит. Он что-то рычал, пытаясь вырваться из рук Алекса, но тот крепко прижал его к дивану. В комнате появился отец с ведром.

— Лей, — крикнул ему Алекс.

Отец выплеснул ведро на них и отскочил. По его лицу ударили кубики льда. Он до сих пор помнил это ощущение. Холодная вода сделала своё дело, и он стал приходить в себя. Его продолжала бить дрожь, но теперь уже гораздо меньше. Вскоре она совсем прекратилась, но Алекс продолжал прижимать его. Наконец и внутренняя дрожь прекратилась, и он понял, что успокоился.

— Можешь отпустить меня, — сказал он и сам испугался своего голоса: сиплый, хрипящий, незнакомый.

— Точно? — спросил Алекс, не отпуская. — Когда произойдет новый виток гезогенерированного облака в созвездии Крейса?

— Ты что, обалдел? — произнёс он. — Это облако — вымысел. Мы же только недавно это обсуждали.

— Ну, слава богу, — произнёс Алекс, слезая с него. — С возвращением.

— С каким возвращением? — не понял он.

— С первым, — вздохнув, произнес Алекс, усаживаясь рядом.

— Первым? Я что… — он в ужасе не смог закончить фразу. За него это сделал Алекс:

— Хотел обратиться на глазах у своей матери. Вот это была бы история. До чего же мне не нравятся эти ваши первые разы! Но ты что-то раненько начал, до полнолуния ещё четыре дня.

— А что, это случается только в полнолуние? — с дрожью в голосе спросил он, садясь рядом.

— У новичков — да. Но мы подчинили себе процесс превращения и «старички» могут делать это. когда захотят.

— А ты, значит, из них? — он попытался снять с себя мокрую футболку, но руки ещё дрожали и пальцы не слушались.

— Да, я из них. Мне сто сорок четыре года, — как ни в чем не бывало, произнес Алекс.

— Сколько? Сто сорок четыре года? — он не верил своим ушам. Он перевёл взгляд на отца: — А тебе?

— Мне — сто двадцать семь, — ответил Марк.

— Сто двадцать семь? Обалдеть, — он прекратил попытки справиться с футболкой и застыл на месте, переводя взгляд с одного на другого.

— А сколько лет маме?

— А мама у нас молода, как никогда. Ей сорок четыре, — ответил отец.

— Она что, не такая, как ты?

— Нет, она обыкновенный человек. Но она приняла мою сущность и теперь я принимаю её.

— Да, приняла, — вступила в разговор появившаяся в комнате с ведром и тряпкой Нина, — потому что полюбила твоего отца и жить без него не могу. Но я всё равно с тобой не согласна, — обратилась она к мужу.

— Я тоже тебя люблю, — ответил Марк и нежно её поцеловал.

— Отец, а как у тебя было в первый раз? — слегка смущаясь, спросил он.

— О, это было просто ужасно. Меня трясло, да так сильно, что я пару раз прикусывал себе язык. Теперь стараюсь придерживать его рукой пока могу.

При этих словах все заулыбались, представив себе эту живописную картину: человек, держащий свой язык.

— Вам смешно, а я потом несколько часов языком еле ворочал. Так он распух.

— Ладно, идите и переоденьтесь, — прервала воспоминания мужа Нина. — Я там всё приготовила, — и добавила, потрепав его по мокрым волосам: — С возвращением, сынок. И прими душ, — наморщив нос, произнесла она.

Когда он зашёл в свою комнату, Алекса там не было. Из ванной комнаты слышался звук льющейся воды.

Он сел в кресло. «Что же это со мной было? И что будет дальше?» — вертелось в голове.

Он бесконечное количество раз задавал эти вопросы самому себе и не находил ответа. Да и как тут найдёшь, когда мысли, одна ужаснее другой, совершают немыслимые кульбиты?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Звук воды затих. Через некоторое время дверь отворилась, и появился Алекс. Он что-то напевал, вытирая полотенцем волосы.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — возмущённо спросил он Алекса.

— А что случилось? — удивлённо произнес тот.