Дело о Медвежьем посохе - Георгий Персиков

– А тебе что за дело? Тоже мне дьякон нашелся, про грехи мне рассказывать будешь, когда сам вор. – Колесо все больше разгорался злобой на обидчика.

– Я-то у чиновников и прочих толстомордых неправедные деньги отбирал. А ты человечиной оскоромился. Что же до ребенка, то к тем, кто дитя готов обидеть, у меня отношение особое. – Он обернулся посмотреть на мальчика, тот безмятежно ковырял землю прутиком и на обращенный взгляд ответил приветливой улыбкой. – Я когда на малолетке сидел за первый разбой, меня воры, кто повзрослей, хотели совратить всякой мерзостью. Видели, что я ребенок, думали поглумиться безнаказанно. А что с ними стало – вы сейчас увидите.

Жало, немного оправившийся после унизительного удара, злобно зашипел:

– Да что его слушать, решать его надо, паскуду!

Он выхватил из костра горящую головню и метнулся вперед с отчаянным криком. Бывший Морошко со скоростью мангуста нырнул навстречу и, используя разгон нападающего, резко вывернул под неправильным углом руку с головней. Раздался хруст, Жало взвизгнул и прижал к себе руку, повисшую бесполезной плетью. Его противник с холодным спокойным взглядом встал перед ним, смотря прямо в глаза. Жало заметался в панике, дернулся было в сторону леса, но вдруг захрипел и, брызгая кровью, упал на колени. Неумолимый противник молниеносным движением руки вырвал у него кадык. Оставив тело сучить ногами по сосновым иголкам, он обернулся к Колесу.

Тот стоял в мрачной решимости, скалясь, как раненый медведь. Наконец, утробно зарычав, кинулся на ненавистную неуловимую фигуру, с диким желанием раздавить, уничтожить обидчика любой ценой. Руки его сцепились на спине врага, и великан победно заревел, собираясь раздробить кости своей жертве, но через секунду его рев превратился в отчаянный крик боли – большие пальцы незнакомца глубоко вошли в его глазницы, выдавливая наружу бурую влагу. Колесо, ослепленный, сделал несколько неуверенных шагов, подвывая и щупая морозный воздух руками. Неожиданно звонко и громко прозвучал вдруг смех мальчика, он наблюдал за расправой с явным интересом, а теперь просто покатывался от хохота. Андрей Первозванный (Апостол) молча подошел к ослепленному богатырю и коротким резким движением свернул ему шею.

Он стоял на поляне среди трупов и смотрел в догорающий костер. В воздухе кружились редкие мелкие снежинки. Внезапно, словно оторвавшись от раздумий, поднял глаза и огляделся по сторонам – мальчик исчез. Будто растворился в тайге.

Глава 21

На следующее утро Георгий сразу же отправился к дому охотника Егора Силы. Погода выдалась еще хуже, чем вчера. Все небо заволокло тучами, солнца и подавно не было видно. Ветер дул с такой силой, что истории местных о том, что этот ветрище может подхватить человека и унести в воды Татарского пролива становились похожими на реальность.

Наконец он дошел до домика на отшибе и увидел, что охотник чем-то занят во дворе. Вот ведь человек! Даже в такой мороз, когда любой другой предпочел бы сидеть в доме поближе к печи, он возится во дворе.

– Здорово, хозяин! – как можно громче крикнул Родин, опасаясь, что ветер унесет слова вдаль. Он и сам-то мало что слышал в этом завывании.

Однако охотник услышал, поднял голову и уставился на незнакомца. И только внимательно вглядевшись в лицо гостя, пошел открывать калитку.

– И вам не хворать! А вы никак наш дохтур? Я ни на что не жалуюсь, – Сила вернулся к своей работе – он втирал какую-то желто-зеленую слизь в кусок шкуры.

– Вот выпал случай, давайте знакомиться, я – Георгий Иванович Родин, как вы верно заметили, доктор, – и протянул охотнику руку.

– Приятно-приятно, Георгий Иваныч. – Сила вытер о тулуп руку и пожал протянутую ладонь. – Али не припоминаете меня? Вы ж меня глядели в лазарете, как прихворал. Думал, руку обморозил, ан нет – работает, слава богу. Егором меня зовут, я вам тогда не успел представиться.

– Ах, вот теперь припоминаю. Как ты поживаешь, Егор?

– Да потихоньку-помаленьку.

– Недуг-то не тревожит?

– Да зажило все уже, благодарствую, дохтур. Порошки ваши сработали. Только тоска, бывает, гложет. Может, бабу надо попросить у начальства, да старый я уже, мне ведь не дадут. Нонче баб-то молодым только, вон как ты, хлопцам и дают. Вчера заходила ко мне ваша хозяйка, хороша ведь чертовка!

При этих словах Родин вспомнил Марфину «щедрость», но быстро отбросил эту мысль, так как думать об этом было неприятно.

– Отведали пельменей? Как вам наша медвежатинка? Большо-о-й был мишка-то, сильный! Я с ним насилу сладил, хотя он сам чуть меня не сцапал. Вот, его ведь шкуру теперь выделываю, видите? – Сила снова зачерпнул рукой слизи из чашки и стал втирать в шкуру. Он, видимо, рад был поговорить. Не часто, выходит, к нему захаживали гости.

– Да, пельмени знатные, спасибо тебе Егор. Марфа говорит, ты – хороший охотник, чуть ли не лучший, если на медведя идти.

– Ну уж лучший… я старик уже, вон молодые подрастают…

– Еще говорит, ты лес знаешь, как никто другой, каждый куст, каждую тропку. Тут молодые вряд ли могут быть лучше.

– Ну, лес знаю, давно я тут охочусь. Да и вырос в лесу – отец мой лесником был, правда, не в этих краях. Но раз уж я вырос среди деревьев да кустов, я в них, поди, лучше разбираюсь, чем в людях.

Родин смотрел на охотника. Тому было не больше сорока лет, а он уже записал себя в старики. Впрочем, люди в этом краю быстро старятся – жизнь-то тяжелая. Тем не менее Егор, хоть и звал себя стариком, был в прекрасной физической форме. Но, похоже, он уже совсем потерял вкус к жизни и влачил свое существование как бы по привычке. Вряд ли такой человек будет помогать беглым каторжникам за любые деньги.

Георгий почувствовал, что может довериться ему, но всего дела выдавать не стал. Слишком запутанно оно звучало и для него самого.

– Егор, дело у меня к тебе есть. Тут, говорят, мальчонка пропал в лесу, а искать его никто не ищет. У меня аж сердце кровью обливается, как подумаю, что мальчик один в лесу, по-русски не говорит, вдруг нарвется или на медведя, или на беглых каторжников.

– Это япончик-то? Что с двумя провожатыми тут ходил?

– А ты их видел?

– Да видел в лесу разок. Провожатые его – странные типы, на грибников совсем были непохожи.

– Я слышал, что пропали они, провожатые его. Вот и не идет у меня из головы одинокий мальчик в лесу. Я тебе, Егор, скажу, дело тут нечистое, не хотел бы я полицию вмешивать, потому как про япончика я услышал от людей… которые не хотели бы иметь дело с начальством. Да и мы ведь с ними не любим общаться. Но мальчика в беде не могу оставить, хоть он и не нашего племени, а ведь ребенок, что с него взять?

– По мне, так слухи все это. А если не слухи, так сами подумайте, как бы япончик выжил в лесу один? Он, поди, и костра развести не сумеет, видел я этих японцев в слободе ихней! Странные они – басурмане, проще сказать.

– Егор, так ребенок ведь! Какое дело, чернявый он или наш? Мое дело простое – жизни спасать. Я отправлюсь в лес за этим мальчонкой и прошу тебя быть моим проводником.

– Дело это пропащее, дохтур. Но мне-то все одно, хотите – хоть завтра пойдем. Да и обязан я вам вроде, вы ведь вылечили меня. Провожу я вас в лес, коли так хотите, – сказал он, не поднимая головы от шкуры.

– Ну, значит, до завтра, Егор. Договорились!

Глава 22

– Как ты, барин, пьешь пустой чай? Съел бы чего. Точно не хочешь? – спросила Марфа, зайдя в комнату подбросить поленьев в печь.

– Нет, спасибо. Я ведь и сам могу, не беспокойся, Марфуша, – сказал Родин, глядя на то, как молодая женщина орудует кочергой. Он немного волновался перед выходом в тайгу, чего греха таить.

Марфа все пыталась окружить его еще большей заботой, как бы доказывая, что никто ее не заменит, особенно эта белоручка Оболонская.

Провожая бабенку глазами, Родин задумался об Анастасии. Он, конечно же, должен ей помочь, но как? Что еще за политический, с которым та договорилась? Хорошо, конечно, что не уголовник, но… Кто сказал, что политические имеют хоть сколько-нибудь чести?

А ведь Ася – его первая серьезная любовь. Асенька – девушка утонченная, привыкшая к высоким понятиям, как она сможет жить с каким-то мерзким типом, преступником, врагом государства? Да, он определенно не должен этого допустить! Но как быть с Марфой? После всего того, что эта румяная и приветливая девица для него сделала и продолжает делать, Георгий просто по-человечески не может вот так с ней поступить. Хотя, если постараться ей объяснить… Нет, не объяснишь ей.

С другой стороны, может ли он вот так сменить сожительницу? Родин все еще не совсем понимал местные порядки относительно того, как местное начальство распоряжается «бабами», как все тут выражаются.

Как джентльмен, он готов был помогать Асеньке во всем, лишь бы оградить ее хрупкие плечи от тягот бытия. Даже в таком плачевном виде, в котором она была сейчас, Анастасия все еще выглядела как женщина, которую хочется оградить от забот, ради которой хочется совершать подвиги.