Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина

Раньше я не раз фантазировал на тему — как же Любка кончает? Особенно, когда трахал, словно самоутверждаясь, её подружек. И ни разу не угадал. Она кончала так, что прокусила губу в кровь, причём мою. Поцелуй смешался с кровью, влагалище стиснуло член, Любка выгнулась, прижавшись ко мне грудью, у неё даже ноги свело на мгновение. И да, этого я уже не вынес, меня нахрен разнесло в клочья. О том, что существуют презервативы, что можно хотя бы прервать половой акт я даже не вспомнил. Да у меня сейчас спроси, я бы не вспомнил, как меня зовут.

Упал на Любку, затем перекатился, чтобы сверху лежала — я тяжёлый. Пытаюсь восстановить дыхание, выходит не очень. И солнце жарит, и пить хочется, но я бы так пролежал хоть весь день, честно.

— Земля не остановилась, — удивился я охрипшим голосом. — Слышишь, Люб? Земля на месте.

— Замечательно, — откликнулась она куда-то в моё плечо.

— А гусеницу мы наверное раздавили…

Любка оторвалась от меня, мне даже холодно стало, а день жаркий. Хотела было встать, а потом вдруг вспомнила, что голая, попыталась прикрыться. А может её даже не я смутил, а то что разгар дня, мы в чисто поле и от трактористов нас отделяет один лишь холм. Засуетилась, принялась искать в траве одежду, но я то знатно её раскидал. А мне — только брюки застегнуть, что я и сделал поднявшись. Стою, кругом трава зелёная, в которой Любка рыщет, чуть в стороне, за холмом, бороздят луг два трактора.

— Стесняешься? — поинтересовался я.

— Ни капли. И да — общественное мнение меня нисколько не смущает.

— Отлично, а то меня трактористы увидели, и как раз сюда идут.

Любка взвизгнула, плюхнулась на землю и на четвереньках к найденным джинсам метнулась. Волосы распущены, к идеальной заднице прилип листочек. Мне бы чувствовать себя удовлетворенным, как ни как гештальт закрыт, а мне почему-то грустно.

Глава 15. Люба

Бабушка сказала — грудь колесом. Ещё она сказала — выше нос. И ещё кучу всего мотивирующего. Так я сумела пройти половину улицы. Потом… скукожилась. Все смотрят, даже коровы, честно. Спасибо, Хабаров, удружил. Мне казалось даже шаги по коридору становятся медленнее напротив моей двери. Долго я не выдержала и сбежала в поля прямо пешком. Походила вокруг пепелища и ушла на сенокос. Я не хотела, чтобы меня подвозили, но шагая бесилась, что никто этого не делает.

На сенокосе трактористы. Они тоже смотрят, но из взгляды совершенно иные. В них — не осуждение. В них любопытство. Как же, непогрешимая агрономша могла с пути истинного. Та, которая с десятого класса дружила с одним мальчиком, вышла за него замуж, родила дочку… Та, которая даже не смотрела на других мужчин вдруг стала… как все. И я вижу, что они представляют меня раздетой. Фантазируют, какова я в постели. Они стали гораздо фривольнее в общении, мне даже подмигнули два раза.

Я не знала, куда деваться. Если честно, я на холм ушла реветь. Здесь, в этой части родного колхоза нет реки и леса, здесь холмы, на которых растёт отличное сено, и кустов, чтобы пореветь нет. Поэтому я планировала сделать это за очередным холмом, а вместо этого… переспала с Хабаровым.

— У меня вино есть, — пожал плечами Хабаров, и мне захотелось его убить.

Вино у него есть, а совести нет! Посмотрела на него — на груди синяк, на плече следы моих зубов. Ну куда его ещё калечить, и так от нашего семейства досталось… А сама смотрю на отпечаток своих зубов и в животе горячо-горячо, мысли плавятся, и думаешь вдруг — а может, ещё раз?

— Нет, — твёрдо сказала я. — В деревню отвези.

Что делать в деревне я не знала. Да и вообще — что делать. Без машины я чувствовала себя, как без рук, и как-то вдруг оказалось, что значительную часть моих обязанностей незаметно передали Виталику. Потому что мужик, а я вот нет…

— Там трактора новые привезли, — подал голос Хабаров. — В этом году всего двадцать штук. Распределить нужно бы, а я не знаю кому.

Я была ему благодарна хотя бы за то, что мне нашлось применение. Трактора и правда привезли, они стояли, поблескивая яркими красками, пахнущие маслом и ещё не пропыленные насквозь. Красивые. В каждом — кондиционер. На меня повесили бумаги по их оформлению и приёмке, а в дальнейшем, по распределению, и я провозилась с ними до вечера.

А вечером потянулись мужики. Обходили новенькие трактора вокруг, как я сама недавно, гладили глянцевые бока, цокали языками и головами качали. Машины казались совершенными и от того вдвойне желаемыми.

— А кому? — спросил Павлик.

Павлика я не любила хотя бы за то, что он не любил меня. Он был старше меня на два года, я его ещё со школы хорошо помнила. Там мы с ним нормально общались, а потом как ветром сдуло, после того, как я стала его непосредственной начальницей. От этого ещё обиднее. Я вообще в колхозе была звеном ненужным, но необходимым, парадокс.

— Любовь Яковлевна распределит, — махнул рукой Хабаров и скрылся к каморке, которая тут, на стоянке служила офисом.

О, это был мой личный короткий момент триумфа. Но глаза у общественности блеснули — сразу понятно, почему мне такое важное дело доверили. Я же любовница! Но странным образом мне не очень и обидно, и правда же, переспала с ним. Выходит — правильно сделала.

Несмотря на все наши противоречия трактористы обступили меня толпой и загудели, что трактор им непременно нужен. У кого-то колеса на ходу отваливаются, движок барахлит, стекло разбилось, сцепка ломается бесконечно… Я все это знаю, технике в нашем колхозе много лет.

— Хватит! — крикнула я не выдержав. — Я знаю у кого какой трактор, кто как работает, я сама решу!

Пригнула голову и метнулась за Хабаровым в каморку. Села на колченогую табуретку, делаю вид, что ничего не случилось сегодня днем. Делаю с трудом, ибо вокруг Хабарова вьется молоденькая девушка. Она из фирмы поставщика, где нашли только такую? Небесно синие глаза, розовые губки, грудь третьего размера, светлые волосы… Так и не поверишь, что трактора продаёт.

— Всё, спасибо, — сказал Хабаров. — Документы мы просмотрели, сейчас подпишу.

— Не торопитесь, — улыбнулась голубоглазая мегера ангельского вида. — Я все равно останусь на ночь в вашей гостинице, можете тревожить меня сколько вашей душе угодно.

И ладошку положила Хабарову на плечо, вот же сучка! На меня внимания вообще не обращает. И ради Хабарова определённо готова на жертвы — гостиница наша, одно название. В ней три номера, по пять кроватей в каждом, полное самообслуживание, только тётя Лида пол моет раз в неделю. Там останавливаются командировочные и газовщики, что из города приезжают на несколько дней.

Растопчи её, мысленно прошу Хабарова. Уничтожь. Скажи, что тебе неинтересно, ну, что тебе стоит? В конце концов сексом ты занимался всего несколько часов назад. Но этот гад улыбается мегере и в гостиницу она уезжает в самом приятном расположении духа. А я всех ненавижу.

— Ну, что у нас там по трактористам? Сенокос идёт, скоро уборка начнётся, я тянуть не хочу.

— Я решила. Макаров… — перечисляю фамилии тех, кому новая техника достанется. Критерии у меня простые. Чтобы не пил, работал много и ответственно, и самую капельку — чтобы не бесил меня. А сама про Павлика думаю без остановки. Я его не люблю, он меня тоже. Но… он работает без выходных, потому что его Дашка в декрете второй раз подряд, детям три года и год. А на прошлой неделе вообще простоял из-за поломки, скотником подрабатывал, а там зарплата слезы. И не даёт мне покоя Павлик, а я девятнадцать фамилий уже назвала… — И знаешь ещё, наверное Павел Харитонов пусть будет последним.

Сказала — сразу легче стало. Правильно сделала. Ну и ладно, что дура. А Хабаров просто кивнул, он то не знает, сколько моральных терзаний я за эти минуты пережила. Пометил фамилии галочками и все. Заспешил, наверное, к фифочке торопится.

— Утром из всех вызову, — сказал он. — Пусть заявления пишут. Время девять уже, Люба, давай домой подвезу.