Уроки любви (СИ) - Тория Виктория
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем увольняешься? Почему?
— Потому что, Сильвий, потому что. — Как же хочется напомнить ему, что мы не друзья, не родственники, что он всего лишь ученик. Хочется. Но нельзя. Зависимость, договоренности. Нас уже связывают прошлые тайны и ошибки. Приходится делать вид, что это лишь временная мера. — Будешь хорошо себя вести, может, и расскажу.
Бездна. Это я сейчас что сказала? Прозвучало как заигрывание. Но ему понравилось. Марсен ухмыляется и, как в старые недобрые времена, меряет меня оценивающим взглядом. Чувствую себя голой. А я уже сегодня таковой была. И больше я перед мужчинами… не в этом году, уж точно!
— Хорошо, а теперь оставь меня, будь добр. День был действительно тяжелым. Утром буду тебя ждать внизу. О, и письма, подожди пару капель.
Я быстро пишу записку для Глория и Натасии, после для ректора вкупе с заявлением на увольнение. И Арту. Пытаюсь. Не получается. Правильно, что я ушла. Сбежала даже. Если я писать не могу, какие разговоры, я не готова к этому.
— Что думаешь дальше?
— Думаю, что сделаю из тебя темного мага не хуже себя.
— Это-то понятно. А с работой?
Вот настырный! Какое ему дело? Боится, что останется недоучкой?
— Не переживай, сначала научу тебя, а там будет видно.
Смотрит на меня неодобрительно. Право слово, будто это я своенравный студиус с кучей проблем. Но смотрит и смотрит. Отдаю ему конверты. Вертит в руках, читает кому. Одобрительно кивает. Кажется, что-то во мне есть от оракула. И в шар хрустальный смотреть не надо, и так понятно. Будет нам ох как «весело».
— Доброй ночи, Рика.
— Доброй ночи, Сильвий.
Он целует мою руку, но в рамках приличий. Я закрываю за ним дверь и устало сползаю на пол. Сил добраться до постели нет. И очень хочется плакать. Пожалеть себя, несчастную. Я бегу от Арта, но не в логово ли льва? Боги, помогите, дайте сил. Потому что я запуталась. И не знаю ни куда идти, ни что делать. Надеюсь, хочу надеяться, стать личным учителем для Марсена не будет для меня ошибкой. Надеюсь, то, что задумала впопыхах, это выход, и выход не к плахе.
Глава 21. Учение и мучения
— Марсен!
— Сильвий!
— Сильвий, бездна демонов! Ты меня слушаешь? Темная материя не усваивается светлыми, она их убивает!
— Мысли шире, Рика! Ты застряла в понятиях прошлого века!
Я его убью. Как тресну сейчас учебником по материаловедению! А нет. Слишком легкий. И ценный. Редкий экземпляр. Где он только их достает? А я не варвар, чтобы уничтожать раритетные издания. Пускай живет. Марсен.
— Сильвий, это мне показалось, или ты меня сейчас старой назвал?!
— Нет.
— Да ну?
— Точно, — и улыбается, будто я ему ту самую желанную награду феникса вручаю.
— А не первый раз, кстати.
— А подслушивать нехорошо, ты не знала?
— То есть я еще и плохая? — Боги, где вы были, почему меня не остановили? От моей нервной системы осталось одно название. — Сильвий…
Я отпечатываю каждую букву, говорю так, чтобы понял. Довел.
— Брось, Рика, ты же умная женщина.
Вот именно. И мой взгляд красноречив как никогда.
— Рика! — Меня подвигают на стуле, усаживаясь рядом. И как он впихнул свой зад в одноместное кресло? — Подумай сама.
— О чем? — Попытка отодвинуться с моей стороны выглядит жалко. Но не делать же вид, что все нормально? Это… это слишком даже для Марсена!
— Да обо всем. От материи до того, что ты якобы старая.
Я в растерянности. Но наука важнее. Что он там выдумал о старости, узнаю позже.
— Сильвий, нельзя нарушать законы мироздания. Темная материя…
— Она и есть темная сила. Ты же не будешь это отрицать?
— Мы сейчас не об этом.
— Подожди. Ты опять меня не слушаешь! Подумай…
Меня пытаются переубедить. Вся моя поза говорит о том, что можешь в меня стрелять и пытать, но я останусь при своем. Руки, ноги скрещены, могла бы скрестить глаза — их ждала бы та же участь.
— Ты чего хихикаешь?
— Я не хихикаю. — Не выдерживаю, смех меня душит, слезы льются. Живот болит. А еще и этот под боком. Мог бы и выпихнуться. Неудобно ведь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Вот и споришь даже из-за очевидного! — Кривит губы осуждающе. Но глаза смеются. За эти три месяца я его изучила, если не отлично, то вполне неплохо.
— А я не хихикаю. Я смеюсь.
— Да ну тебя. Я же серьезно!
Наука, все ради науки, спокойно, Ани, спокойно. Но как ему объяснить, что он хочет не смешать черное с белым, а залить отраву в здорового?
— Светлые от темных эманаций мрут! Ты сам это знаешь!
— Ты не права.
И кто еще кого не слышит?
И так почти каждый вечер. Мы спорим, часто до битья посуды. Марсен оказался весьма любознательным. А уж что он умен, я всегда знала. Из него получится хороший ученый. Может, и лучше меня. Учебная программа пройдена им за два месяца. Программа, рассчитанная на два года. И это с учетом управления родовым имением и переписки с семьей (его) и моего чтения писем то от Глория, то от членов его семьи. Писали все. Но поняла меня только Лулу. Не зря я ее считала своей душевной близняшкой. Поняла даже без уточнений, что случилось. Достаточно было написать, что по-другому я не могла.
— О чем задумалась? — После первого же скандала мы незаметно стали не то чтобы друзьями но отношения улучшились. Марсен перестал меня доставать своими шуточками, ни одной издевки с момента встречи в отеле. И, если бы не споры из-за практических занятий и его жажды ввести что-то новенькое, мы жили бы почти в идеальном мире. Почти друзья, вот как нас сейчас можно было бы назвать. Его ум не мог не удивлять. И, чего греха таить, даже склонность к сумасбродным теориям и таким же экспериментам. Я им восхищалась. Его умом. Его нестандартным взглядом на привычное. Восхищалась. Но спорить не переставала. По двум причинам. Первое — природное упрямство. Второе — только в спорах он оттачивал свои теории, и из безумных они время от времени становились вполне жизнеспособными. Была еще и третья почти причина. Мне, нам нравилось. Он не скрывал, что получает удовольствие от этих перепалок. Я делала вид, что этого терпеть не могу. Нет, первое время я раздражалась вполне серьезно. Но потом сама не заметила, как втянулась в эту игру — кто сверху. Или как это назвать? Мы спорили до пены у ртов, и день, когда я поняла, что меня дразнят, он был неминуем. А потом начала дразнить я. И… и у нас появился своеобразный ритуал в обучении. Докажи или молчи — приблизительно такой принцип был для любой выдвинутой теории.
Но самое главное было даже не в успешности, или более-менее приятельских отношениях. Было важно другое. Мы оба пытались, каждый по своим причинам, найти выход, чтобы подчинить и запихнуть тьму туда, откуда она выползала.
Причины Сильвия были вполне банальны: месть за родителей и деда (которого он любил, как оказалось), желание уберечь братьев. Мои еще прозаичнее — я игнорировала письма Артимия. И если первые были с извинениями, то последние открыто оскорбляли, обвиняли. И… и я перестала их читать. Сразу же выбрасывала в огонь. Пару раз меня застукивал за этим Марсен, пытался спрашивать — безрезультатно. Теперь только предлагал самому сжечь, но я почему-то отказывалась. Мне важно было увидеть, подержать в руках. И только потом я могла выбросить, уничтожить ни в чем не повинную бумагу.
— Ладно, леди злюка. — Я фыркнула на эти слова. — Идем ужинать? Или пускай сюда принесут?
— Давай сюда. — Делать вид для пустых стен и слуг, которым все равно, что мы аристократы с лучшими манерами, настроения не было. Кабинет у Марсена был очень удобным. А уж его библиотека! Я пару раз, сознаюсь, не удержалась и пошутила, что если бы не клятва, то давно бы отправила его к праотцам, ради тех изданий, что у него хранились в этом кабинете. Тогда Марсен хмыкнул и заявил, что если я его убью, то останусь без источника новых книг. И это было серьезным аргументом. В том числе в пользу нашего примирения. У него вполне неплохое чувство юмора, оказывается. Жаль, что так тщательно его скрывал.