Оборотная сторона полуночи - Сидни Шелдон

– Полагаю, что да, – ответила она.

– Так кто же я?

Она вдруг почувствовала сильное внутреннее напряжение. Обмен шутками закончился, и беседа приобретала серьезный оборот. Наступил волнующий и неприятный момент. Кэтрин промолчала.

Фрэзер на секунду взглянул на нее и улыбнулся.

– Я – скучный предмет для обсуждения. Хотите еще десерта?

– Нет, благодарю вас. Я теперь неделю не буду есть.

– Тогда давайте поработаем.

Они работали до полуночи. Потом Фрэзер проводил Кэтрин до двери, а снаружи ее уже ждал Толмедж, чтобы отвезти домой.

По пути она не переставая думала о Фрэзере. О его силе, юморе, сострадании. Однажды кто-то сказал, что мужчина должен стать очень сильным, чтобы позволить себе быть мягким. Нынешний вечер оказался самым лучшим в жизни Кэтрин, и это почему-то беспокоило ее. Она боялась превратиться в одну из тех ревнивых секретарш, которые сидят в конторе целый день и ненавидят любую девушку, звонящую боссу по телефону. Нет, она не позволит себе такого. Все девушки, состоящие на государственной службе, охотятся за Фрэзером. Она не собирается присоединяться к их своре.

Когда Кэтрин вернулась домой, Суси ждала ее. Едва она открыла дверь их общей квартиры, как подруга накинулась на нее.

– Ну, выкладывай! – потребовала Суси. – Что случилось?

– Ничего не случилось, – ответила Кэтрин. – Мы вместе обедали.

Суси бросила на нее недоверчивый взгляд:

– И он даже не пытался к тебе приставать?

– Ну конечно, нет.

Суси вздохнула:

– Я могла бы догадаться. Он просто побоялся.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, детка, что ты строишь из себя Деву Марию. Он, наверное, боялся, что, если дотронется до тебя, ты заорешь «Насилуют!» и упадешь в обморок.

Кэтрин почувствовала, что у нее вспыхнули щеки.

– В этом смысле он меня не интересует, – резко заметила она. – И я не строю из себя Деву Марию.

«Я выступаю как Дева Кэтрин. Добрая, старая Святая Кэтрин». Она просто перенесла место действия в Вашингтон. А в остальном все осталось по-прежнему. Святая Кэтрин проповедует от имени той же старой церкви.

В следующие полгода Фрэзер часто был в отъезде. Он посетил Чикаго и Сан-Франциско, а потом отправился в Европу. Кэтрин всегда загружали работой, так что скучать ей не приходилось. И все-таки без Фрэзера на душе у нее было одиноко и пусто.

В контору постоянно заходили интересные люди, в основном мужчины, и Кэтрин без конца куда-нибудь приглашали. Перед ней открылся широкий выбор завтраков, обедов, ужинов, поездок в Европу и путешествий в постель. Однако она отказывалась от всех приглашений, частично из-за отсутствия интереса к мужчинам, но главным образом потому, что Фрэзер не одобрил бы такого совмещения работы с развлечениями. По крайней мере чутье подсказывало ей, что этого не стоит делать. Но даже если Фрэзер и знал, от скольких интересных предложений она отказалась, он не проронил ни слова. После того как она пообедала с Фрэзером у него дома, он прибавил ей зарплату на десять долларов в неделю.

Кэтрин казалось, что ритм города изменился. Люди стали быстрее передвигаться и чувствовать себя напряженнее. Заголовки в газетах кричали о все новых вторжениях и кризисах в Европе. Падение Франции произвело на американцев гораздо большее впечатление, чем молниеносное развитие всех остальных событий в Европе. Американские граждане восприняли это как нарушение их личных прав. Одна из стран, ставшая колыбелью свободы, вдруг потеряла ее.

Пала Норвегия, Англия не на жизнь, а на смерть боролась за свое существование, и между Германией, Италией и Японией был заключен союз. Росло ощущение нестабильности, и создавалось впечатление, что Америка собирается вступить в войну. Как-то раз Кэтрин спросила об этом Фрэзера.

– Полагаю, что это просто вопрос времени. Рано или поздно мы примем участие в этой войне, – сказал он ей, тщательно подбирая слова. – Если Англия не в состоянии остановить Гитлера, это придется сделать нам.

– Но ведь сенатор Борах говорит...

– Американская политика всегда строилась на самообмане, – зло заметил Фрэзер.

– А что вы будете делать, если начнется война?

– Стану героем, – ответил он.

Кэтрин представила, как в офицерской форме ее красивый начальник отправляется на войну, и мысль об этом ей крайне не понравилась. Ей казалось совершенной глупостью, что в наш просвещенный век люди должны убивать друг друга, чтобы устранить возникшие между ними разногласия.

– Не беспокойтесь, Кэтрин, – заверил ее Фрэзер. – В ближайшем будущем все останется по-старому. А когда нам придется вступить в войну, мы будем к этому готовы.

– А как же Англия? – спросила она. – Если Гитлер решит напасть на нее, сможет ли она противостоять ему? У него столько танков и самолетов, а у Англии...

– У них будут и танки, и самолеты, – успокоил ее Фрэзер. – И будут очень скоро.

Он сменил тему, и они вновь вернулись к работе.

Через неделю газеты запестрели заголовками о ленд-лизе, новом плане Рузвельта. Фрэзер заранее знал об этом и пытался разуверить Кэтрин, не разглашая государственной тайны.

Время шло быстро. Иногда Кэтрин ходила на свидания, но каждый раз она невольно сравнивала своего кавалера с Уильямом Фрэзером и удивлялась, зачем она вообще встречается с кем-то другим. Она отдавала себе отчет в том, что психологически загнала себя в угол, но искренне не знала, как из него выбраться. Себе она объясняла свое поведение тем, что сильно увлеклась Фрэзером, но что постепенно справится с этим наваждением. А пока ее чувства не позволяют ей получать удовольствие в компании других мужчин, потому что все они безнадежно уступают Фрэзеру. Однажды, когда Кэтрин работала поздно вечером, Фрэзер после спектакля неожиданно вернулся к себе в кабинет. Когда он проходил мимо нее, Кэтрин удивленно посмотрела на него.

– Мы что, устроили здесь галеру? – рявкнул он.

– Мне просто хотелось закончить отчет, – пояснила Кэтрин, – чтобы завтра вы взяли его с собой в Сан-Франциско.

– Вы же могли послать мне его по почте, – возразил Фрэзер.

Он сел на стул напротив Кэтрин и изучающе поглядывал на нее.

– Неужели по вечерам вы не можете придумать чего-нибудь поинтереснее, чем составление отчетов? – спросил он.

– Просто сегодня у меня свободный вечер.

Фрэзер откинулся на спинку стула и, подперев рукой щеку, уставился на нее.

– Помните, что вы сказали мне, когда впервые пришли в эту контору?

– Я говорила массу глупостей.

– Вы сказали, что не хотите быть секретаршей. Вы хотели стать моей помощницей.

Она улыбнулась:

– Я тогда не знала, что к чему.

– Но теперь-то вы знаете.

Она посмотрела на него:

– Я не понимаю.

– Все очень просто, Кэтрин, – спокойно продолжал он. – За последние три месяца вы действительно превратились в мою помощницу. И теперь я хочу оформить это официально.

Она глядела на него, не веря своим ушам.

– Вы уверены, что хотите?

– Раньше я не давал вам этой должности и прибавки к жалованью, чтобы не напугать вас. Но сейчас вы сами видите, что это вам по плечу.

– Уж и не знаю, что сказать, – пробормотала Кэтрин. – Я... вы не пожалеете об этом, господин Фрэзер.

– Я уже жалею, потому что мои помощники обычно зовут меня Биллом.

– Билл.

Поздно вечером, когда Кэтрин уже лежала в постели, она вспомнила, как он посмотрел на нее и что она при этом почувствовала, после чего долго не могла уснуть.

Кэтрин неоднократно писала отцу и спрашивала его, когда же он навестит ее в Вашингтоне. Ей очень хотелось показать ему город и познакомить его со своими друзьями, а также с Биллом Фрэзером. На последние два письма она не получила от отца ответа. Забеспокоившись, Кэтрин позвонила в Омаху. К телефону подошел дядя.

– Кэти! Я... я как раз собирался звонить тебе.

У Кэтрин замерло сердце.

– Как там отец? Последовала долгая пауза.

– С ним случился удар. Я хотел сообщить тебе раньше, но отец попросил меня подождать, пока ему станет лучше.

Кэтрин изо всех сил сжала трубку.

– Ему лучше?

– Боюсь, что нет, Кэти, – ответил дядя. – Его разбил паралич.

– Я немедленно вылетаю, – заявила Кэтрин.

Она пошла к Биллу Фрэзеру и рассказала ему о своем несчастье.

– Мне очень жаль, – посочувствовал он ей. – Чем я могу помочь?

– Не знаю. Я хочу немедленно поехать к нему, Билл.

– Конечно.

Он снял трубку и сделал несколько звонков. Его шофер отвез Кэтрин домой, где она наскоро побросала в чемодан кое-что из одежды, а затем доставил в аэропорт. Билет ей был уже заказан.

Когда самолет приземлился в Омахе, в аэропорту Кэтрин встречали тетя и дядя. Едва взглянув на их лица, она поняла, что отца уже нет в живых. Молча все трое отправились в морг. Там Кэтрин охватило чувство невосполнимой утраты и бесконечного одиночества. Что-то умерло в ней и больше никогда не возродится. Ее провели в небольшую часовню. Отец лежал в простом гробу в своем лучшем костюме. Время сморщило и уменьшило его тело. Казалось, что трудности жизни постепенно сводили его на нет. Дядя отдал Кэтрин личные вещи отца, все, что он скопил и берег до конца своих дней, – пятьдесят долларов наличными, несколько старых фотографий, подписанные счета, наручные часы, потемневший от времени серебряный перочинный нож и пачку адресованных отцу писем, страницы которых обтрепались по краям от постоянного чтения. Такое наследство представлялось необыкновенно жалким для любого человека. Но ведь это все, что осталось у ее отца, и сердце Кэтрин разрывалось от горя. Какие грандиозные мечты он вынашивал и как ничтожны оказались успехи! Она вспомнила, каким веселым и жизнерадостным казался ей отец в ее раннем детстве, в какой праздник превращалось его очередное возвращение из командировки, когда он появлялся дома с набитыми деньгами карманами и дорогими подарками в руках. Кэтрин подумала о его бесконечных изобретениях, которые никогда не воплощались в жизнь. Воспоминания, конечно, небогатые, но других у нее не было. Кэтрин вдруг захотелось так много сказать отцу, столько сделать для него, но теперь у нее уже никогда не будет такой возможности.