Отравление в шутку - Джон Карр

— Мы пренебрегали кое-чем очень важным, — сказал он, — и должны теперь исправить это.

— О чем вы? — осведомился Сарджент.

— Все дело в мысленном взоре, — в который раз объяснил Росситер. — Вот карандаши и бумага. Садитесь и сосредоточьтесь.

— Послушайте! — запротестовал Сарджент, когда молодой человек придвинул к нему лист бумаги.

Я взял карандаш и сел. Росситер стоял перед нами, возбужденно жестикулируя.

— Готовы? — спросил он. — Отлично! А теперь…

— Валяйте, — проворчал окружной детектив. — Все равно я ничего не соображаю. Что вы от нас хотите?

— Нарисуйте картинки, — с триумфом отозвался Росситер.

— Что-что?

— Нарисуйте картинки! — Росситер стал серьезным. — Неужели вы не понимаете всей важности этой процедуры? Не понимаете, как много от нее зависит? Не понимаете глубокого психологического воздействия, которое она окажет на раскрытие дела?

— Будь я проклят, если понимаю, — сказал окружной детектив. — Какие картинки нам рисовать?

— Любые, — ответил Росситер.

— О боже! — сказал Сарджент, бросив свой карандаш.

— Но какой в этом смысл? — спросил я, стараясь говорить спокойно. — Я не умею рисовать. Думаю, Сарджент тоже.

— Но в том-то все и дело! — Росситер повернулся ко мне: — Если бы вы умели рисовать, я бы не просил вас это делать.

Чувство юмора Сарджента испарилось полностью. Его глаза злобно сверкали. Но думаю, в глубине души он подозревал — на основании того, что видел в бумажнике Росситера, — что это может быть какой-то внешне безумный, английский метод полицейской работы, в котором скрывается глубокий смысл. Таковы наши нынешние убеждения. Мы стали настолько просвещенными и прогрессивными, что отвергаем все суеверия, если только они не научные, поэтому создали пугало под названием «современная психология» и дрожим перед его пророческим жезлом. В наш век самопознания шарлатанство обрело респектабельность, неведомую знахарству прошлого. Именно такое суеверное сомнение отражалось на лице Сарджента, несмотря на его гнев.

— Ладно, — сказал я. — Давайте попробуем. Полагаю, это психологический тест?

— Господи, конечно нет! — воскликнул Росситер. — Насколько я знаю, эти тесты всегда оканчиваются результатом, нужным тому, кто задает вопросы, как бы вы на них ни отвечали. Весьма односторонний метод, не так ли? Вас излечивают от болезней, которыми вы никогда не страдали, а потом отсылают с уверенностью, что они по-прежнему у вас имеются… Нет-нет, это не тест. Это ключ.

— О'кей, — буркнул Сарджент. — Я нарисую вам картинки. В них должно быть что-то особенное?

Росситер просиял:

— Я не сомневался, что вы поймете их важность. Единственное требование — сделать это быстро, нарисовать всего лишь грубые наброски. Рисуйте дом, мужчину, женщину, собаку — все, что придет вам в голову.

Взяв карандаш, Сарджент начал с мрачным видом орудовать им. Я тоже всерьез приступил к задаче. Сначала я нарисовал покосившийся дом с трубой, откуда идет дым, потом мужчину с лицом нарушающим все пропорции, женщину с волосами похожими на мягкую стружку из упаковочного ящика и собаку, напоминающую козлы для пилки дров. При этом я чувствовал, что в мой собственный мозг вкрадывается безумие. Росситер стоял над нами, как благодушный школьный учитель. Прибавив собаке кроличьи уши, я услышал шаги в холле. В комнату ворвался доктор Рид, за ним следовала Джинни.

— Я просто заглянул сообщить вам… — Коронер оборвал фразу. — Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь?

— Ш-ш! — шикнул на него Росситер. — Они рисуют картинки.

Лицо Сарджента покраснело, и он издал странные звуки. Рид вытянул шею:

— Они… что?

— Рисуют картинки, — весело повторил Росситер. — Их нельзя беспокоить.

— Ну-ну, — фыркнул коронер. — Развлекайтесь, Джо. Принести вам кубики или пугач? Что здесь — детская?

— Это ключ к разгадке, — объяснил Росситер. — Хорошо, если бы вы нам помогли, сэр. Возьмите лист бумаги и нарисуйте собаку.

— Я не желаю рисовать собаку! — рявкнул Рид, отталкивая карандаш. — И вообще, молодой человек, кто вы…

— Ну ладно, — сказал Росситер. — Если не желаете, не рисуйте собаку. Но учтите, что вы препятствуете правосудию. — Он взял у нас рисунки и обследовал их. — Превосходно. Именно то, что мне было нужно. Истинно талантливо — даже гениально.

— Препятствую право… — свирепо начал Рид и повернулся к Джинни: — Вирджиния Куэйл, не будешь ли ты так любезна сообщить мне, кто этот молодой придурок?

Вирджиния была сердита и, похоже, готова заплакать. Ее зеленые глаза устремились на Росситера, который сразу смутился, как будто его застали крадущим варенье.

— Пэт Росситер, на твоем месте в такое время я проявила бы больше такта, — сказала она. — Пожалуйста, доктор, не обращайте на него внимания. Он мой друг, а я только что с трудом успокоила папу…

— Он детектив, — вмешался Сарджент. — Ради бога, док, не выходите из себя — нам и так забот хватает. Он детектив и может показать вам удостоверение, выданное Скотленд-Ярдом…

— Проклятие! — огорченно воскликнул Росситер. — Теперь все насмарку.

Следующие несколько минут прошли весьма хаотично. Рид бормотал: «Чепуха и вздор!», а Джинни все еще выглядела сердитой, не сомневаясь, что Росситер валяет дурака. Наконец писклявый голос доктора призвал к тишине.

— Меня не интересует, кто он и почему он здесь. Если вы хотите сидеть и рисовать собак, на здоровье. У меня есть более важные дела…

Он огляделся вокруг. Росситер отвел Джинни в угол и с серьезным видом что-то ей шептал.

— Об убийстве говорит уже весь город, — продолжал доктор. — Не знаю, Джо, чувствуете ли вы такую же уверенность в себе, как раньше, но вы получили то, на что напрашивались. Дознание состоится завтра в два часа дня. У вас есть записи всех показаний?

— Да. Я опросил всех, кроме миссис Куэйл. Она в состоянии говорить?

— Хм… Ну, зайдем к ней на несколько минут. И поторапливайтесь — мне нужно возвращаться в город.

Несмотря на недавнее унижение, окружной детектив явно пребывал под впечатлением от Росситера. Он с сомнением посмотрел на него:

— Хотите присоединиться к нам, молодой человек?

— Не возражаете, если я присоединюсь позже? — отозвался Росситер, откидывая с глаз пряди волос и моргая, как слепой. — Мне… э-э… нужно многое объяснить. — Он посмотрел на Джинни и виновато добавил: — Объяснения могут занять много времени. Она все время спрашивает, что я имею в виду. Хотя все сравнительно просто, не так ли?

— О да, — усмехнулся я. — Все дело в мысленном взоре. Ладно, увидимся потом.

Рид, Сарджент и я вышли в холл. Тени сгущались, в помещении было холодно и пахло сыростью. Рид посмотрел на окружного детектива.

— Не знаю, к чему это приведет, — буркнул он, — если вы позволяете психам вроде этого молодого пария встревать в расследование, рисуете собак и… Чепуха и вздор. Говорю вам, Джо Сарджент, что…

Внезапно сзади послышался голос:

— Прошу прощения…

Доктор Рид вздрогнул и со свирепым выражением лица резко повернулся. В дверях стоял Росситер, выглядевший крайне таинственно.

— Ах, это вы, молодой человек! — сердито сказал коронер. — Не стойте с видом итальянского заговорщика! С меня довольно этой ерунды! В чем дело?

— Прошу прощения, но я должен знать… — Росситер обратился ко мне, понизив голос и бросив взгляд через плечо: — Я кое-что забыл. Это очень важно. Я хотел задать вопрос вам, мистер Марл. В конце концов, вы очень хорошо его знали…

— Кого?

— Тома Куэйла — брата Джинни.

— Да, я хорошо его знал. О чем вы хотели спросить? Росситер снова взглянул за спину, потом склонился вперед и осведомился напряженным шепотом:

— Он любил ходить пешком?

Рид хлопнул в ладоши и начал отчаянно жестикулировать. Но я, видя серьезность Росситера, ответил:

— Нет. Фактически он терпеть этого не мог. Том и шагу не сделал бы, если мог этого избежать.

— Ага, — удовлетворенно произнес Росситер. — Так я и думал.

Он скользнул назад в библиотеку и закрыл дверь…

Глава 14

СНЫ И ГРОБЫ

Шторы в комнате миссис Куэйл были наполовину опущены, поэтому там было мрачно, как пасмурным зимним днем. В воздухе ощущался запах лекарств. Обои с наклонившимися голубыми цветами, похожими на кочаны капусты, потрескались в нескольких местах, а на потолке виднелись влажные бурые пятна. Здесь царила атмосфера уединения, свойственная комнатам тех, кто живет один: тщательно собранные и ревниво оберегаемые безделушки, торчащие всюду булавки, фарфоровые статуэтки на каминной полке и высокие скрипучие кресла-качалки, где женщина могла сидеть часами за абсолютно бесполезным шитьем.

Миссис Куэйл выглядела очень маленькой в просторной кровати орехового дерева. Ее серая шерстяная ночная сорочка была застегнута на шее; тонкие спиральки седеющих волос обрамляли лицо, уставившееся на нас из глубины огромных подушек. Хотя лицо было увядшим, оно еще сохраняло следы былой живости. Водянистые глаза следили за каждым движением собеседника. Руки, лежащие на лоскутном одеяле, так высохли, что кисти по контрасту с ними казались большими и костлявыми. В одном из углов комнаты сиделка устанавливала раскладушку.