Ускоренный мир 7: Броня Бедствия - Рэки Кавахара

— Привет, Хару.

Тут же напрягшись, он неловко развернулся и ответил:

— А… привет, Тию.

Курасима Тиюри, которую он знал, без преувеличения, с рождения, посмотрела на него взглядом, который быстро превращался из «удивлённого» в «подозрительный».

— Что ты рожу корчишь?

— Н-не корчу. Просто сегодня первым уроком физкультура, а я её не люблю.

— Она завтра. Сегодня первый урок математика.

— А, э, э-э, ну да. Я и её не люблю.

Взгляд сменился с «подозрительного» на «сокрушённый», и Тиюри кратко вздохнула. Она добралась до школы раньше него и вряд ли видела, как именно он добрался. Пусть даже она со временем всё равно бы это узнала, Харуюки решил не подавать виду. Стараясь выглядеть натурально, он обвёл взглядом класс.

— Э-э… о, Таку ещё не пришёл? Редко он так задерживается, — заметил он вслух.

Конечно, до звонка оставалось ещё пять минут, но задачей Харуюки было перевести разговор на какую-нибудь бытовую тему. Но тут Тиюри нахмурилась, и настал уже черёд Харуюки удивляться.

Она бросила быстрый взгляд назад, а затем приглушённо сказала:

— Хару… Таккун, похоже, простудился и сегодня не придёт.

— Э?..

Харуюки рефлекторно пробежался пальцем по виртуальному интерфейсу и открыл классный журнал. Рядом с учеником номер 31, Маюдзуми Такуму, горела иконка «пропуск по состоянию здоровья». Он нажал на неё, и появилась подсказка: «Высокая температура, вызванная простудой».

— Как странно… он ведь почти не болеет… — нахмурившись, прошептал Харуюки.

Такуму, с самого детства занимавшийся кендо, был куда закалённее Харуюки. На памяти Харуюки, он простужался лишь несколько раз, и то зимой, в разгар эпидемий.

Тиюри, тоже отнёсшаяся к новости недоверчиво, поднесла лицо к Харуюки и тихо произнесла:

— Кроме того… вчера он вовсе не выглядел простуженным. Неужели у него успела подняться температура?

— А-а… действительно… более того, если ему казалось, что он нездоров, разве стал бы он приходить ко мне, рискуя заразить нас всех?

Такуму такой человек, что ни за что бы такого не допустил. Тиюри кивнула, соглашаясь со словами Харуюки. Неужели возвращение домой в десять часов вечера подорвало его здоровье?..

«Нет…»

Непонятное ощущение импульсом пролетело в голове Харуюки, и у того забегали глаза.

Некоторые слова, которые произнёс вчера Такуму. Некоторые слова, сказанные сегодня утром Пард.

Слившись в голове Харуюки, они превратились в растущие опасения. Он ощутил тревожное предчувствие. Где-то в тёмном уголке что-то происходит. Пока они сидят здесь, ситуация постепенно выходит из-под контроля…

— Что такое, Хару?.. — нахмурившись, прошептала Тиюри так, словно его беспокойство передалось и ей.

Резко опомнившись, Харуюки замотал головой.

— Н-нет, ничего… а, давай зайдём к нему после уроков? Напиши, как кончится секция.

Услышав быстро пободревшую речь, Тиюри внимательно вгляделась в Харуюки, словно стараясь уловить своими большими глазами его мысли. Наконец, она кивнула.

— Хорошо… давай. У тебя ведь сегодня опять комитетская работа? Сообщи, как закончишь.

— Ага, понял.

Тут прозвенел звонок, и Тиюри, помахав рукой, ушла за своё место. Харуюки выпрямился и ещё раз посмотрел на журнал, отчаянно сопротивляясь желанию немедленно написать Такуму. Он и не смог бы этого сделать — на школьников подключение к глобальной сети не распространялось, и связаться с болевшим дома Такуму у него все равно не получилось бы.

«Все хорошо, мне просто кажется. Это я принимаю на себя удар от возникших в Брейн Бёрсте проблем. Ни Броня Бедствия, ни ISS комплекты, ни Ремнант не имеют к отсутствию Таку никакого отношения. Мы купим ему любимое мороженное со вкусом порошкового чая, а он улыбнётся нам из постели.»

Сказав эти слова самому себе, Харуюки закрыл окно. В следующий момент в класс бодро зашёл учитель, и начался очередной неспешный учебный день.

Глава 7

За время четырёх утренних уроков не произошло ничего необычного, и Харуюки ощущал, как беспокойство постепенно отпускает его.

Прозвенел приятный звонок, возвещавший о начале большой перемены, и Харуюки встал из-за стола. Он тут же начал мысленно спорить сам с собой на тему того, перекусит ли сегодня булочкой с соком или угостит себя свиным карри.

Увы, до конца культурного фестиваля, начинавшегося в конце июня, ему пришлось прекратить ежедневные обеды на пару с Черноснежкой в рекреации. Она, как зампредседателя школьного комитета, была завалена работой и, несмотря на свои слова о том, что занималась этим исключительно ради выгоды в Брейн Бёрсте, отлынивать не собиралась.

«Вот как я могу пировать, пока она так усердно трудится? Сегодня, пожалуй, перетерплю и возьму сэндвич со свининой и молоко… хотя, можно и сухариков прихватить…»

Обдумывая этот несомненно важный вопрос, он пошёл к заднему выходу из класса, как вдруг…

Дверь с шумом отъехала в сторону, и в класс широким шагом зашла фигура.

Изящные длинные ноги в чёрных чулках. Серая, как у других школьниц, юбка и совершенно чёрная рубашка с короткими рукавами. Карминовый галстук, указывавший на принадлежность к третьему классу, и ниспадающие чёрные волосы.

По правилам школы Умесато «рубашка школьной формы должна соответствовать образцовому дизайну и не быть цветной». Под «не цветным» цветом понимались любые серые оттенки — от белого до чёрного. Формально, серые и даже чёрные рубашки носить можно, но производитель школьной формы продавал исключительно белые, и все были вынуждены покупать именно их. Конечно, никто не мешал раскошелиться на рубашку, сделанную на заказ…

Но за всю тридцатилетнюю историю школы Умесато только у одной ученицы хватило смелости пойти на такое, отразить нападки со стороны учителей и доказать свою правоту школьным уставом.

И именно эта школьница стояла сейчас в двух метрах от Харуюки с горделивым видом и держала руки на поясе, освещая классную комнату своей красотой. Черноснежка.

Класс 2-C моментально затих, и в аудитории прозвучал величественный голос зампредседателя школьного совета:

— Председателю комитета по уходу за животными, выбранному из числа учеников этого класса — немедленно явиться в комнату школьного совета!

Через секунду послышались перешёптывания, и взгляды учеников сошлись на Харуюки. Они ещё не знали, что решительно (хоть и по ошибке) вступившего в комитет Харуюки избрали ещё и в председатели. Судя по всему, они восприняли появление Черноснежки как знак того, что Харуюки уже успел наломать дров. Сам же Харуюки вообще ничего не понимал.

Он неуверенно сделал полшага вперёд и сказал:

— Э-э… да?..

Черноснежка в ответ смерила его взглядом и сказала:

— Ты? Иди за мной.

«…«Ты»? Она ведь знает, что я председатель комитета по уходу. И я, на секундочку, её «ребёнок» и член её Легиона…» — пронеслись запутанные мысли в голове Харуюки, а Черноснежка за это время успела резко развернуться и, умудряясь отчётливо щёлкать обувью на резиновой подошве, направилась в коридор. Простояв на месте столбом полторы секунды, Харуюки опомнился и поспешил за ней.

Они спустились по лестнице и направились по коридору на запад, но Черноснежка за всё это время так и не обернулась. Они прошли мимо кабинетов девятиклассников и добрались до расположенной в самой глубине корпуса комнаты школьного совета. Черноснежка взмахнула рукой, и послышался щелчок мощного замка. Открыв дверь, она исчезла внутри комнаты.

Харуюки шумно сглотнул и прошёл через раздвижную дверь. Та сразу же закрылась. Вновь послышался щелчок замка.

Когда он был здесь позавчера, комната казалась тёплой от оранжевых лучей заходящего солнца, но теперь, в сером свете, доносившемся от облачных небес, даже воздух в ней казался холоднее. Черноснежка прошла до середины тусклой комнаты и, наконец, развернулась, строго посмотрев на Харуюки.

— Э-э… — едва слышно прошептал он и попытался улыбнуться, но его губы словно свело.

Хотя они и собирались здесь после уроков, Черноснежка не стала бы злоупотреблять служебным положением и использовать это помещение для личных разговоров во время большой перемены. А значит, она действительно находилась здесь на правах зампредседателя совета, вызвавшего председателя комитета по уходу. Харуюки понял, что, видимо, действительно успел где-то просчитаться.

А раз так, то нужно встретить наказание достойно. Решившись, Харуюки затих и стал ждать слов Черноснежки.

Прошло несколько секунд.

Черноснежка надула губы и щеки, а затем обиженно произнесла:

— Я всё знаю, Харуюки. Что тебя сегодня до школы подвезла крутая красотка на мотоцикле.

— …Что? — переспросил Харуюки, округлив глаза.

Черноснежка в ответ надулась ещё сильнее.