Непобежденные. Кровавое лето 1941 года - Валерий Киселев

Часа через два они все же вышли в то место, где стояла их техника. Никаких признаков, что за это время здесь побывали немцы, не было, машины и тракторы стояли нетронутыми.

Смяткин мысленно еще раз прошел весь их путь сюда, вспоминая приметы и соображая – идти этим же путем назад или попробовать другим. Было удивительно тихо, кое-где даже посвистывали птички. Через полчаса вернулись Аленин и Костриков, которых он посылал осмотреть этот район леса.

– Тихо, товарищ командир, – доложил сержант Костриков. – Немец сюда не заходил, это точно.

«Да, от шоссе они стараются не отходить сейчас, боятся», – подумал Смяткин.

К вечеру тем же маршрутом, не встретив на своем пути немцев, они вернулись в полк.

– Точно все запомнил, как шел? – переспросил Смяткина майор Малых, выслушав его доклад. – Смотри, а то в случае чего, если засада… Сам понимаешь…

– Товарищ майор, немцы на шоссе держат только секреты, через сто-двести метров. Мы, когда шли обратно, обратили внимание, что эти двое убитых немцев так в окопе и лежат, других не посадили взамен. Значит, не проверяют они секреты, а к ночи, может быть, и вообще снимают.

– «Может быть», – передразнил Малых. – А если проверяют и если не снимают на ночь? – «Хотя все равно придется идти этой ночью, проверять все уже некогда», – подумал он.

Майор Малых решил вести группу за техникой лично. За эти дни он так изболелся душой, что доверить эту операцию никому другому не мог.

Шоссе они перешли спокойно, осторожно переползая между начавшими попахивать сладким трупами. На обочинах в некоторых местах они лежали ворохами, тут и там чернели остовы автомашин и танков.

Техника полка стояла нетронутой, и майор Малых облегченно вздохнул. Приказав шоферам заводить автомашины, а расчетам прицеплять орудия, он пошел к просеке, которая пересекала шоссе и выходила к Сожу. Привыкнув за день к постоянной близкой стрельбе и орудийному грохоту, Малых непривычно чутко вслушивался в ночную тишину. Впрочем, что за тишина: где-то километрах в двух правее глухо бил пулемет, еще ближе стрельнули пару раз из винтовок, в ответ раздались короткие очереди из автоматов.

– Товарищ майор, – подбежал к Малыху лейтенант Свиридов, – у большинства машин бензина – ни капли.

– Ищи! – повернулся в ответ Малых. – Не может быть, чтобы весь слили. Где-то здесь должны стоять два бензовоза.

Свиридов побежал к скоплению автомашин, и скоро Малых услышал его приглушенный быстрый говор:

– Ребята, тут спирт в бочке, хлебный, давай заправляйтесь. Сойдет вместо бензина!

Машины и трактора с прицепленными гаубицами выстраивались в колонну, и Малых, обойдя ее всю и вернувшись вперед, сказал Свиридову:

– Садитесь в первую машину.

– Есть! – бойко ответил тот, снимая с плеча немецкий автомат.

Колонна тронулась с зажженными фарами, и Свиридов, стоявший на подножке и готовый в любую секунду спрыгнуть, оглянулся: «Грозно! Машин с полсотни, не меньше!»

Выехав на шоссе, первая машина развернулась налево, встала, и соскочивший с нее боец расчета быстро вогнал в ствол орудия снаряд. Следующая машина, развернувшись направо, тоже встала на шоссе. Свиридов, стоя за щитком, всматривался в темноту, готовый в любую секунду нажать на спусковой крючок автомата, краем глаза следил, как через шоссе одна за другой переваливались машины и быстро уезжали по просеке в сторону Сожа.

Немцев не было слышно, артиллеристы прицепили орудия к машинам и поехали догонять колонну.

«Удачно, даже не верится», – радовался майор Малых, оглядываясь с подножки машины на колонну, весело мигавшую фарами.

На рассвете 21 июля капитан Шапошников в группе идущих с переправы красноармейцев узнал майора Суетина.

– Иван Андреевич! Ранен? – подбежал Шапошников.

– Осколком в спину. Еще вчера, – со стоном ответил Суетин, – не знаю, как и живой остался.

Присели на траву у кустов.

– Вчера утром или, постой, не вчера же, а три дня назад, поехал было на разведку, – начал свой рассказ Суетин, потирая поясницу рукой. – Только сел в машину – артобстрел. Пока лежал – машину угнали. Тут меня осколком и ранило. На повозку не посадили – все мчатся как угорелые, так спасибо – какой-то лейтенант перевязал и посадил на лошадь, это уже перед шоссе. Стрельба началась такая, что и лошадь меня сбросила, убежала. А идти не могу, так всю ночь и просидел в окопе. Утром с писарем штаба корпуса встретился – решили вместе пробираться. Эх, Александр Васильевич… Что на шоссе творится… Да ты, верно, и сам видел… Комиссар корпуса Симановский, рассказывали, с бутылкой пошел на танк и поджег…

– А через Сож как?

– Какая-то баржонка перевезла, набилось нас в нее человек пятьдесят.

– Как себя чувствуешь сейчас?

– Плохо, вся спина горит.

Суетин заметил в группе командиров полковников Гришина и Тойвиайнена, начальника оперативного отдела штаба их корпуса.

– Да куда ты, тебе же в госпиталь надо! – с болью сказал Шапошников, заметив, что Суетин хочет идти к ним.

– Успею к врачам. Не знаешь, где генерал Еремин? Жив ли, однако?

– Нет никаких вестей. Ищут уже. Из знакомых в штабе корпуса видел только двоих – Егорова и Занозина, оба живы-здоровы. А у нас вот полковник Малинов пропал.

– Надо идти, – морщась от боли, сказал Суетин, – может быть, еще встретимся…

– Иван Андреевич, если из госпиталя, случаем, домой попадешь, то расскажи обо мне Татьяне Тихоновне, видел, мол…

Ни Шапошников, ни старший лейтенант госбезопасности Потехин, уполномоченный особого отдела полка, которому по долгу службы пришлось заниматься исчезновением полковника Малинова, так и не смогли составить четкой картины его действий в день прорыва.

– Что ты обо всем этом думаешь, Александр Васильевич? – спросил Потехин Шапошникова, когда они остались вдвоем.

– Есть несколько вариантов, – задумчиво ответил Шапошников, – сам знаешь. Может быть, погиб, а может быть, попал в плен. Не исключено, что и застрелился.

– А такого не допускаешь – сам сдался в плен?

– Ну, что ты… Согласен, что полковник Малинов все эти дни с момента вступления в бой был в удрученном состоянии, так и у всех нас настроение было – радоваться нечему. Повлияло на него, что отступаем, а неудачи не только у нас, но и на всех фронтах. Но чтобы бросить полк и сдаться в плен – невозможно. Ты знаешь, конечно, что в империалистическую он был прапорщиком и попал к немцам в плен, так я помню из разговоров с ним, что больше всего он боится именно плена. Видимо, воспоминания у него были тяжелые.

– Знаю. До двадцать третьего года он жил в Германии. Я тут поспрашивал людей, которые видели Малинова в день его исчезновения… Но самое главное вот что: рассказывал это мне Лукьянюк, комбат связи. Перед прорывом командир корпуса задачу на прорыв ставил Малинову лично. На карту Малинова сам нанес всю обстановку в корпусе. Когда в начале прорыва Гришин приказал ему тянуть связь за Малиновым, он послал своего командира роты Никитаева как начальника направления. Темнеет, скоро ночь, Никитаев тянет связь за Малиновым, а тот на броневике впереди, и вдруг Никитаев входит в связь, просит Лукьянюка к аппарату и докладывает, что полковник Малинов подъехал к шоссе, вылез из броневика, а к нему подошла группа немцев-автоматчиков, обезоружили и увели в лес. Но как он мог проехать мимо своих же позиций к шоссе, минуя передний край, не мог же заблудиться…

– А ты с Никитаевым говорил? Все же очевидец…

– Погиб он на следующий день, напоролся при переходе шоссе на автоматную очередь. И боец-водитель, который был с ним тогда, тоже. Прямых свидетелей этого случая теперь нет.

– Трудно поверить, что Малинов мог заехать к немцам умышленно. Никитаев не за спиной же стоял, а с какого-то расстояния наблюдал. Ну, сам подумай, какие у него причины сдаваться добровольно в плен: командир полка, коммунист, наконец, да и в плену побывал, с тех пор немцы лучше не стали, конечно.

– Это все я допускаю, что Никитаев мог трактовать увиденное не так, как было на самом деле.

– А с Тюкаевым ты говорил?

– Говорил. Из его рассказа поведение Малинова кажется все же странным. Такое у него впечатление осталось, что Малинов почему-то хотел остаться один. Но самое интересное, есть и вторая версия его исчезновения.

– То есть? – удивился Шапошников.

– Разговаривал я с подполковником Цвиком из штаба корпуса, ты его знаешь. В первую ночь, когда только собирались прорываться, большая группа командиров, в том числе Цвик и Малинов, ходили к шоссе на рекогносцировку, и их обстреляли автоматчики. Когда перестрелка кончилась, Малинова с ними уже не было. То ли убили, а наши его в темноте не нашли, то ли утащили немцы. Вот и гадай.

– Слушай, но не мог же он исчезнуть дважды!