Приговор на брудершафт - Геннадий Геннадьевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Круто сделано! – оценил Долматов. – Я возьму еще папироску?
– Бери, но учти: если я сегодня не закончу с тобой, то Звонарев…
– …Да понял я, понял! – замахал руками Долматов. – Давай сюда свою «решетку». Вот оно! Во вторник Катька ушла в институт. Как только дверь за ней захлопнулась, Ленка пришла в спальню, залезла ко мне под одеяло. Естественно, я не устоял. Что интересно – все происходило молча, ни единого слова, как будто мы заранее оговорили, чем будем заниматься. Потом был еще раз, когда точно, не помню. В тот вечер я напоил до поросячьего визга Катьку с Викой, и они обе вырубились, а я еще ничего так себя чувствовал, да и что греха таить, тянуло меня к Ленке. Ох, как тянуло! Потом… потом настал этот понедельник, будь он неладен! С вечера у нас была Марина, покрутилась, посидела и ушла домой. Мы с Катькой рассорились. Я лег спать на диван, ночью к ней на кровать перебрался. Помирились. Утром встал, проводил ее в институт. Зашел на кухню покурить. Проснулась Ленка, говорит: «Давай по бокалу вина выпьем, и ты покажешь, как меня любишь».
– Тебя не насторожило, что ей в школу во вторую смену, а она вино пить собирается?
– Ей же в школу, не мне. Ей и отвечать.
– Давай немного отвлечемся. У тебя был с Леной конфликт из-за Осокиной Валентины?
– Такой девки вроде бы не было… Жигулина Валя была, а Осокиной не было. Про Жигулину рассказывать? Короче, я пьяный решил пошутить, а Ленка подслушала. Наутро как набросится: «Ты на кого решил меня променять? На эту воблу сушеную?» Еле успокоил. Там ведь в чем фишка-то была: не в том, что я уйти захотел, а – к кому. Ленка обиделась, что я на Валю глаз положил, а она такая невзрачненькая, правильная вся какая-то. Мышь серая. А Ленка – девочка что надо! Ты не видел ее? Сейчас она, может, поблекла, а в те годы была свеженькая, как роза в утреннем саду.
– Вернемся к понедельнику.
– Короче, мы выпили по полбокала сухого вина и пошли в спальню. В бутылке больше ничего не оставалось, но что странно: при осмотре квартиры эту бутылку не нашли, словно ее и не было. Вместо вина появилась бутылка водки, которую я в глаза не видел. Не покупал я водку! У меня денег было – полные карманы. На кой черт я буду в очереди за водкой полдня стоять, когда в «Березке» на чеки можно было любое спиртное купить?
Долматов вытряхнул еще папиросу, жадно закурил.
– Легли в кровать, Ленка говорит: «Мне сегодня можно, не предохраняйся». Можно, так можно! Ей потом на аборт бежать, не мне. Встали с кровати, пошли на кухню, кофе попили, и меня так в сон потянуло, что глаза закрываться стали. Я еще подумал: «Все, организм на пределе». Что ни ночь, то веселье до утра, а днем – то вино, то коньяк. Протрезветь не успеешь, снова пить надо. Еще немного, думаю, и сердце встанет. Я покурил, с Ленкой поболтал и пошел в спальню. Проснулся: мать честная! Полная квартира ментов. Меня тут же повязали и в райотдел увезли. Вот, в общем-то, и все. Я младшую Дерябину не насиловал и водкой не поил, но кому это сейчас докажешь! Тогда не смог, а нынче даже браться не стану.
– В двух словах охарактеризуй всех девушек.
– Тебя они в этом смысле интересуют? – Долматов показал распространенный у хулиганистых подростков неприличный жест.
Воронов юмора не понял, молча показал на дверь: «Я сейчас выйду!»
– О нет, не надо! – взмолился морячок. – Я и так больше всех здесь в БУРе сидел. Ты не поверишь, в первый раз на второй же день заехал! Ни за что! За профессию в БУР угодил.
– Жаловаться в Комиссию ООН по правам человека будешь, а мне отвечай на вопросы, или я пошел!
– Как тебе про них рассказать? Какими они мне показались в том проклятом сентябре? Катя – шикарная девушка. Красавица, умная, с чувством юмора. Раскрепощенная, способная на рискованные эксперименты. О таких девушках говорят: «Любить можно, жениться – нельзя!» Если бы у нас не было такого дурацкого начала, я бы влюбился в нее без оглядки. В августе она казалась мне идеалом женщины, в сентябре я в ней разочаровался. Она оказалась жадной и беспринципной. Если поставила себе цель, то добьется, чего бы это ни стоило. В последнюю неделю я понял, что она натуральным образом обворовывает меня, последние рубли хочет отнять. Я прикинул и решил: пора сваливать! Но как уйдешь, когда такие девочки возле тебя трутся! Про нее все. Теперь про Марину Нечаеву. Она – уменьшенная копия Кати. Роста они одинакового, а по фигуре Марина на размер или на два меньше. Внешне они так похожи, что обалдеешь! Я, пьяный, их постоянно путал: Марину называл Катей, и наоборот. Потом зарубил себе на носу: блондинка – это Катя. Марина зациклена на сексе. Ей, по-моему, ничего больше в жизни не надо. Когда у нее женские дела начались, я перекрестился, думал, отдохну. Не тут-то было! Катька Вику привела. Что еще о Марине? Ей нравилось смотреть, как другие занимаются любовью. Больше ничего припомнить не могу.
– Марина действительно исполняла все, что ей велела Катя?
– Ты пойми, я с ними в быту не сталкивался, общего хозяйства не вел, а в кровати Марине ничего указывать не надо было, она сама инициативу проявляла.
Долматов затушил папиросу в прибитой к столу пепельнице, нерешительно пододвинул пачку к себе.
– Представь, – продолжил он, – ты два дня беспрерывно пьянствуешь с незнакомыми людьми. Много ты о них потом сможешь рассказать? Может, они трезвые – славные ребята, а в твоем присутствии матом через слово кроют, драться друг с другом лезут.
– Понял. Давай про Вику.
– Роста она среднего, телосложение обычное, стрижка короткая, под мальчика. Мне такие женщины никогда не нравились, но если уж сама напрашивается, то почему бы и нет? С Викой был один интересный момент. Я потом много раз вспоминал и понял: она тогда у меня дома задумала аферу с нашей квартирой провернуть. Дело было так. У меня стали кончаться деньги, и я сказал, что съезжу к матери. Катька со мной поехать отказалась, а Вика согласилась. Я решил взять кого-нибудь из девчонок с собой, чтобы перед матерью оправдаться, сказать: «Я не загулял, не пьянствую. Видишь, с девушкой познакомился? У нее пока живу».
Мы приехали, Вика села с матерью чай пить, я достал деньги и чеки из тайника, прислушался: они о чем-то мирно беседуют, про какой-то дефицит говорят. Я переоделся в свежую одежду, и мы уехали. Больше у меня с Викой ничего не было, кроме секса. Проходит время. Меня арестовали, осудили, отправили в зону. Получаю письмо от матери. Е-мое! У меня волосы дыбом встали. Мать пишет, что Вика, моя невеста, у нее каждый день бывает, за продуктами бегает. Я ей пишу: «Какая она на фиг невеста! Гони ее в шею». Новое письмо: «Я уже старая стала, плохо себя чувствую, чтобы квартира у нас не пропала, пропишу Вику у себя». Я был в ярости, написал с десяток писем, в ответ мать сообщает, что прописала Вику у нас. И еще пишет, что наш портрет она поставила на видном месте, и все восхищается, какая мы с Викой славная пара.
– Стоп! Давай разбираться что к чему. Тебя из квартиры выписали сразу же после вступления приговора в законную силу?
– Естественно! ЖКО автоматом выписывает,
