Высшая степень обиды (СИ) - Шатохина Тамара

– Давай сядем снаружи? Ты нормально одета, а сегодня последний теплый день.

– Точно последний? – расстроилась я, присаживаясь в плетеное кресло: – Откуда ты знаешь?

– Местный прогноз. За день они дают более-менее точно. Ты зря расстроилась – потом будет золотая осень… ты же любишь золотую осень.

Мы сделали заказ, я – по совету Артема. Хлеб был черным, а компот – несладким. Но готовили здесь, и правда – неплохо. Он ел быстро и жадно.

– Ты, как с голодного края, – нейтрально отметила я.

– Не завтракал, – пробормотал он, отодвигая пустую тару и подтягивая к себе второе: – Сажал на поезд Катю. Она отбывала здесь наказание. Учится последний год в медицинском классе и… – запнулся он, – может, тебе не интересно? Не хочу задерживать, если спешишь. Обед оплачу, не суетись – я приглашал.

– Нет, почему? Расскажи про Катю, – взглянула я на экран мобильного – время еще было.

– Медицинский класс в гимназии… окончив школу, она получит профессию медсестры, но практика обязательна. А она все лето прогуляла на Кубе и нагло решила, что я никуда не денусь и сделаю ей липовую справку. А я снял ее с учебы и забрал на практику, весь сентябрь она училась дистанционно. Ничего страшного – как правило, сентябрь в школе это повторение пройденного в прошлом году. А учится она хорошо.

– Практика – это сидя на рессепшене?

– Нет, это она была на подмене, а так – в процедурном. Зоя… я просил у тебя прощения за прошлое, – резко сменил он тему, – хочу за вчера… ты никогда не стеснялась цвета своей кожи и смело загорала до черноты. Я не подумал… я вообще не думал – спешил увидеть тебя. Прости за Черножопика, – кривовато улыбнулся он, отводя взгляд: – Никак не хотел обидеть – там была только ностальгия и радость видеть тебя.

– Ты должен был понимать, что давать такие прозвища и произносить их имеют право только самые близкие люди, – тихо отметила я.

– Так это еще оттуда… ближе тебя и не было, – пожал он плечами, глядя на озеро: – Я уже тогда понимал, что все неправильно, но других друзей у меня не было – терпел и пережидал. Знал, что скоро разлетимся. Трусоват был, слабоват, незрел, неконфликтен… сильно ведомый, наверное. Ты тоже мной вертела, я был ручным бычком на веревочке. А сейчас думаю, что даже если бы ты меня не бросила, то все равно ничего хорошего не получилось бы. Хотя любил тебя я сильно…

Я молчала – будто и не о чем больше говорить. Теперь бы нужно уйти и сделать это как-нибудь… легко и непринужденно… гадство… Пока я соображала и прикидывала, Артем предложил:

– Пошли на качелях посидим, у меня еще минут двадцать есть? Обещаю эту тему больше не поднимать – самому тошно. А от масштаба твоей реакции я до сих пор в ох…нии… прости уж – никак не отойду, – запустил он руку в короткие волосы.

– Это была глупость.

– И мой идиотизм. Мне нужно время… представляю, сколько его понадобилось тебе. Ты не медик, как я уже понял.

– Лингвист.

– Неожиданно… о, – вдруг подобрался он, глядя куда-то мне за спину: – Тамара Платоновна, здравствуйте.

И быстро встал, застегивая халат так, как другие мужчины в таких случаях поправляют пиджаки. А мне вспомнились тугие крючки кителя под кадыком на почти мальчишеской еще шее Усольцева – как он судорожно застегивал их, когда нас попутал патруль в скверике возле Балтийского вокзала.

Мама прошла к Артему и стала очень близко к нему. Я не видела выражения ее лица, но его видел он и отлично понял, потому что сказал, глядя ей в глаза:

– По левой я уже получил, правая – ваша. Пальцем не двину и слова не скажу. Я сожалею о прошлом, Тамара Платоновна, но вам не следовало отсылать меня, когда я искал Зою. Назвали бы так, как я заслуживал, набили морду, в конце концов. Тогда в этом еще был бы смысл.

– Делать мне нечего – руки пачкать, – процедила мама, – что тебе нужно от Зои? Ты состоишь в браке?

– Да, и имею взрослую дочь, – спокойно сознался Бокарев. Я хмыкнула и промолчала. Во-первых, под горячую руку маме лучше не попадать – можно только усугубить. И, в конце концов, она имела право высказать ему все, что наболело и даже больше. Потому что им досталось тогда сильнее, чем мне. Я всегда с ужасом думала о том, что подобное может случиться с мальчиками. И со своей стороны совсем не гарантировала...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Держись в стороне, Артем.

– Я понял вас, Тамара Платоновна, но мы говорили о лечении.

– Конечно. Я уверена, что только о нем. Зоя, во сколько первый мой сюрприз?

– Который за твои деньги? Можно подойти прямо сейчас. Там в порядке очереди, время не то, чтобы очень соблюдают.

– Зоя… – полез Артем в карман халата и подал мне сложенную вчетверо бумажку: – Это твой рацион.

– Хорошо. Спасибо, Артем, – кивнула я. И он тоже кивнул нам, развернулся и, пройдя по дорожке, скрылся за углом кафе. Я повернулась к маме.

– Спасибо, Артем… – глухо повторила она, – у меня гадкий характер, Зоя – не умею прощать. Хорошо бы не видеть его и даже не слышать о нем.

– Будет сделано, мама, но тебе не стоило...

– Может и так... Мне нужно было взглянуть на него.

А нам нужно было пройти на второй этаж в корпусе водолечебницы. Я взяла, на мой взгляд, самые простые процедуры – одноразовый соляной пилинг и обертывание из трав. Соляной – звучало более-менее безопасно, а обертывание было местной фишкой. Пилинг делали на все тело, а потом – после горячего душа это тело обкладывали теплыми запаренными травами и укутывали тонким полиэтиленом. Сверху укрывали одеялом. На лицо накладывалась ароматная травяная кашка. Тихо звучала музыка, вкусно пахло таким же сеном, как в Тасиной кормушке, лежать было тепло и уютно. На кушетке рядом притихла мама, и я осторожно скосила глаза, чтобы увидеть ее реакцию на всю эту прелесть. Я считала, что оно того стоило, а она?

После очередного душа мы с ней присели в лаунж-зоне, чтобы остыть и обсохнуть. Слушали, как в спокойную тихую музыку вплетается бодрое журчание настольного фонтанчика и расслаблено молчали. Я удивлялась сама себе – почему раньше не позволяла себе такие вот маленькие женские радости, хотя бы нечастые праздники? Такие услуги запросто можно было найти и в Мурманске, и даже вопрос не стоял об их стоимости. Просто не считала нужным – у мулатов, как и у негров, кожа более толстая и плотная и выглядит она моложе – более гладкой и ровной. Не было показаний – вот в чем причина. А сейчас я понимала, что дело не только в состоянии кожи и я многого лишала себя – просто по незнанию.

– Мама, что ты молчишь? Тебе понравилось? Я почти на седьмом небе, – поделилась я впечатлением.

Она перевела на меня отсутствующий взгляд:

– Ольга звонила.

– Потому ты и пришла на взводе? – понимающе усмехнулась я, – давно о ней не было слышно, неужели отлучили от сиськи?

– Похоже на то… Ты не скажешь мне – как там Игорь?

Я осторожно заглянула ей в лицо и так же осторожно спросила:

– Мама? Я не общаюсь с ним. Он звонил как-то, видно сразу после развода и, похоже, пытался оправдаться. Я ответила резко, сказала, что не понимаю его и не пойму никогда. Просила звонить только в случае крайней необходимости.

Мама кивнула.

– Позвони ему сейчас.

– Может, еще и в гости к ним съездить? – съязвила я и сразу заткнулась – пришло вдруг в голову… и стало страшно: – Там что-то случилось? Но Ольга звонит только чтобы вылить очередной ушат грязи. Что может быть сейчас?

– Орала, что горшки из-под брата носить не будет. Раз все тебе, то и дерьмо тоже тебе – тебе, Зоя. Он что – написал завещание? А при чем тут Ольга? Я ничего не понимаю… вообще. Что она там делает, где его новая жена?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А они женились?

– Откуда я знаю? – просипела она, откашлялась и заговорила:

– Я не рассказала тебе подробности… Он пришел тогда домой и прямо в обуви прошел ко мне на кухню… сел и сказал буквально так – я полюбил другую женщину… мы разводимся… ты должна меня понять… мечта… На этой мечте его и перекосило. Я поняла, что это инсульт. У тебя его проклятые гены! – скривилась она и прикрыла глаза рукой.