Зачарованные смертью - Светлана Алексиевич

- Мы их убили...

У нее отсутствовал инстинкт самосохранения, защита от боли. Дети сожгли во дворе кошку, на проволоке болтался маленький обгоревший скелет, как детский, - она там - увидеть! На улице авария, крик, толпа, она там увидеть! Я ее оттаскивала:

- Пойдем, ну не надо. Я не хочу!

Она как вкопанная стоит, глаза сужены. Она толкала туда себя, заталкивала, чтобы стать сильной, выковать непробиваемый панцирь, соорудить прибежище из фантазии и мыслей, что когда-нибудь научится спасать, помогать. Наивно пыталась постигнуть то, что никто еще не постиг: почему человек должен так мучиться? Даже ребенок. У него ведь еще никаких грехов, никакой вины, пусть бы умер, как уснул. А он кричит, словно звереныш... Ему так больно... За что?

Так бояться боли и выбрать этот страшный способ?! Повеситься... На глазах своего ребенка...

Я бесконечно о ней думаю... на была самая лучшая из нас. Как мы мечтали!!

- Инга, когда ты поверишь. что тебя любят?

- Когда меня возьмут на руки и пронесут через весь город!

Его звали Слава. Большой, сильный. Он нес ее через весь город. Привозил с юга первую сирень, когда у нас еще снег лежал в парках. Писал письма на бересте и присылал их в больших картонных коробках от кукол. Красиво... Празднично... Как в саду... Как она хотела... Сидеть в белом платье... И стол накрыт белой скатертью... Они поженились: ему - двадцать пять, ей девятнадцать. Она первая из нашего класса вышла замуж. Все девочки ей завидовали. Еще до свадьбы мы были с ней на ипподроме, смотрели скачки, и в какой-то момент у нее вырвалось:

- Я хочу жить с таким напором, как они скачут! Иначе ничего не почувствуешь!

Все у нее было с восклицательным знаком: не люблю, а очень люблю, не просто хороший человек, а очень хороший человек, не просто любимый, а очень любимый. Очень-очень-очень!!!

Я помню ее счастливой:

- Утром из ванной иду на кухню. Обернулась - он целовал мои следы. Люблю его! Очень-очень-очень!!! Он большой, сильный ребенок. Все время хочу улыбаться.

Скоро у нее родился Середка.

- Как ты? - звоню ей.

- Очень-очень-очень!!! Теперь у меня - два ребенка: один большой, второй - маленький. Ревнуют друг к другу. Человек живет на земле для неба вот что я с ними чувствую, вот как я с ними живу!!!

Любила ли она? Вот этого я не знаю. У нее все по-другому. Если она любила, то кого? Того, кто был рядом, или его же придуманного? Боюсь, что она любила идеал, вымысел. Иначе у нее не получалось. А он? Он засыпал у телевизора, потому что днем учился на пятом курсе мединститута, а ночью подрабатывал на "скорой помощи". В воскресенье ему не хотелось никуда выходить из дома, а ей металось до утра бродить по городу, всю ночь разговаривать, пригласить друзей, чтобы всем было хорошо, радостно. Плескаться в счастье.

Она:

- Я хочу, чтобы каждый день как после дождя... Чисто, наново...

Он:

- Я ее не понимаю, то улыбнется, обнимет, и тут же: "Уходи! Я тебя никогда не любила!" Соберу чемодан. Не пускает: "Любимый, единственный". На коленях стоит... А назавтра все сначала. Фантазерки... Они опасные... Схватят и держат: ты - не такой, не такой! Задушат... И сами невинны, как дети.

В друг оказалось, что они совсем разные, смешно, но даже в этом: он сова, она - жаворонок. Пойдут в кино - и там рассорятся.

Он:

- Сумасшедшая! На экране кто-то кого-то убил или разлюбил - она плачет. Взахлеб плачет. На нас оборачиваются, мне стыдно.

Она:

- После фильма мы вышли на улицу, лил дождь. Я сняла туфли и пошла босиком... По лужам... Было так хорошо, что никто не нужен...

Кончилось тем, что он уехал в другой город. Насовсем. Женился на ее подруге - тихой, серенькой. маленький Сережка спал теперь с мамой, по утрам целовал ее заплаканное лицо, утешал:

- Мамуленька, не плачь. Я вырасту и женюсь на тебе.

Она металась, она всю жизнь металась между реальностью и придуманным. Хотела, чтобы ее кто-то любил, нуждался в ней, "как в хлебе, как в воде". Желала любви так сильно, страстно, что придумывала ее, бросалась к людям, как прыгают с высоты, распластывалась. В каждом из нас есть сосуд любви, если он не заполнится в детстве, то всю жизнь будешь мучиться от жажды и неутоления. И не спастись, не уберечься. В ее сосуде было только на донышке... Бабушкино...

Ну как же? Как же название этого фильма? Там главная героиня - старая большевичка. Ее навещает по воскресным дням сын, и она задает ему вопросы, как к стенке ставит:

- Почему аэропланы сегодня не летают?

Сын объясняет: мол, погода нелетная.

- Безобразие! Куда смотрит наше министерство авиации?

Заканчивается их встреча всегда так:

- А где ваши голубые горда? - говорит она. - Почему вы не продолжаете то, что мы начали? Мы же расчистили вам дорогу...

Из этой породы - мама Инги, ее любимое слово "блажь", а блажь все, что не касается дела, цели. Вместо диалога всегда монолог:

- У человека должна быть цель. Большая цель. Только лопух живет для себя, а человек живет для других Я не понимаю вас, что это значит: "Я хочу просто жить", "Я хочу просто любить"... Вы уходите от жизненной борьбы, вы сдаете позиции. В мое время был спор физиков и лириков, я выбрала физиков. Мир принадлежит реалистам а не мечтателям. Надо дело делать, все остальное блажь!

Сильная, красивая женщина. Я не помню, чтобы она плакала или о чем-нибудь просила, нет - только воля и приказ. На улице такую встретишь оглянешься. Ее всегда сажали в президиумы, выбирали депутатом, делегатом. Муж рядом с ней казался маленьким, незначительным. Таки он был.

После смерти бабушки Инга (это было при мне) спросила мать:

- Что такое смерть?

- Это когда тебя не будет, как бабушки.

- Я никогда не умру!

- Почему ты так думаешь? Просто ты еще маленькая...

- Я никогда не хочу умирать!!

- Как это ты не умрешь? Все умирают. Даже Ленин умер!

Они непонятны нам, наши родители, но они об этом никогда не задумывались. У них не хватало на нас времени, потому как они победили, восстановили... Строили, жертвовали... Ради нас! Ради нашего будущего! Где оно то, о чем они твердили нам с детства, та счастливая жизнь, которая называлась будущим? Поглядите в окно: серые дома из дешевой панели, плохие дороги, некрасивые машины, усталые, изношенные люди. А они все время куда-то бежали, торопились, не успевали и отмахивались от нас: некогда, некогда!! Где следы их жизни, прожитое ими время, куда оно протекло? Они уверены, что жили для нас. Как им сказать, что они никогда нам не принадлежали?

...В тот день... За печальным столом... Мы боялись поднять глаза друг на друга... Все друзья Инги, которые собрались, нас было много... Мы не могли уйти из ее дома, мы говорили до утра, помню отрывки наших разговоров:

- Три дня тому назад она позвонила мне: "Хожу по городу и прошу: "Господи, сделай так, чтобы меня убило машиной!" Но ты слышишь: Бога нет..."