Нихт капитулирен! - Сэй Алек

— Мы уже думали, что ты решил здесь надолго обосноваться! — Где мы? — прохрипел молодой человек.

— Хм… В Амстердаме.

— Уже хорошо. А поподробнее?

— А на что похоже?

Карл обвел мутным взором коридор с множеством дверей, отметил потускневшую и местами облупившуюся позолоту, потертый бархат, тусклые настенные светильники, фривольные картинки на стенах…

— Похоже на бордель, — произнес он. — По крайней мере, не сильно отличается от подобного заведения в Ресифи.[25]

— Вот что меня в тебе всегда поражало, так это способность делать моментальные и, что самое важное, правильные выводы! — хмыкнул Отто.

— Ну пошути, пошути, — Карл поморщился и прикрыл глаза ладонью. Голова грозила отвалиться в любой момент. — Будет на моей улице праздник, окажешься ты в таком же состоянии, напомню я тебе твою любовь, твою ласку… Как мы сюда попали?

— Ножками. Ты что, ничего не помнишь?

— Не то, чтобы совсем… — Геббельс сосредоточился, пытаясь вспомнить события хотя бы последних суток.

«Хорст Вессель» вышел из Киля пятого апреля, и взял курс на Канарские острова. Не напрямую, конечно, с заходами в Дувр, Брест и Ла Корунья, но эти визиты в «дружественные порты вероятного противника», как о них выразился старпом, особого впечатления на Карла не произвели. На берег если и отпускали, то сугубо по корабельным делам и в сопровождении офицера, а визиты британских, французских и испанских моряков сводились к построению на палубе, короткой прочувствованной речи о мире во всем мире, и как к этому стремятся военные Европы. После речей господа офицеры шли в офицерский салон, откушать чем кок послал, а кадетам предоставлялась возможность хоть капельку отдохнуть.

Гоняли их во время похода, как сидоровых коз. Теоретические занятия перемежались вахтами, авралами и нарядами – загрузка была такой, что парни, уставшие от тяжелой работы, иногда даже засыпали на марсах. Впрочем, не обходилось и без курьезов. Где-то за день пути до острова Тенерифе, на подталкиваемом Канарским течением корабле обнаружилось отсутствие якоря. Кто и как умудрился потерять в открытом море тяжеленную железяку, выяснить так и не удалось.

Шниббе вызвал к себе боцмана, как (по словам все того же, отличающегося большой оригинальностью в формулировках старпома Вихманна) «ответственного за все безобразия на корабле, и особенно на палубе», и поставил задачу: к прибытию в Санта-Крус-де-Тенерифе обеспечить «Вессель» якорем и закрепить его на правом борту. Как боцман будет выполнять приказ, его, судя по всему, не волновало.

За ночь, силами боцкоманды, на баке, из деревянных реек, был сделан каркас якоря в масштабе 1:1, который был обтянут старыми простынями, а затем выкрашен в чёрный цвет. И. О. якоря закрепили с помощью системы тросиков (украденных на сигнальном мостике) на положенном месте. Командир был растроган и объявил боцкоманде благодарность. И все бы ничего, да потом один тросик перетёрся и якорь стал трепыхаться на ветру, а затем оторвался. И поплыл… У команды была истерика. У капитана тоже.

Визит на Канары продолжался три дня. За это время кадетов в добровольно-принудительном порядке отправили смотреть на серебряный крест в национальном музее Тенерифе – Иглесия де Нуэстра Сеньора де ла Консепсион – который конкистадор Алонсо Фернандес де Луго водрузил после высадки на побережье Аназо в 1494 году и, собственно, давший название городу. Сводили поглядеть на работу нефтеперерабатывающего завода, загнали в ратушу, где отцы города устроили бал в честь подрастающего поколения морских волчат. Рассказали о героической обороне островов от английских попыток их прибрать к рукам и продемонстрировали старинные укрепления в Ла-Лагуне. Дали пару часиков понежиться на пляже Тереситас – единственном на всём Тенерифе пляже с жёлтым, специально привезенном из Африки, песком. При этом господа офицеры тщательно следили за тем, чтоб кадеты не начали увиваться за местными барышнями, и вообще, блюли моральный облик истинных арийцев. Покуда командование занималось этим, несомненно важным, делом, «истинные арийцы» дружно плескались, устраивали заплывы, играли в волейбол, и вообще, веселились как маленькие дети.

Дальнейшее плавание до Ресифи прошло в том же напряженном графике, и даже было ознаменовано парочкой не слишком сильных – в 4–5 баллов, штормов. По прибытии в порт, шатающимся от усталости кадетам дали увольнения, и уж тут молодежь решила «оторваться». Надо заметить, что привычный маршрут кадетов в такой ситуации (бар-бордель-бар-гауптвахта, иногда с заходом в полицейский участок) экипаж «богоспасаемого корыта» прошел лишь частично. Йоган и Карл, как имеющие сердечных подруг, решили сначала прикупить для них сувениры, и прихватили с собой Вермаута и Райса. Исключительно во избежание «вы ж без нас нажретесь, сволочи, а мы потом догоняй».

Выбор сувениров на ремесленном рынке Casa da Cultura оказался впечатляющим, так что друзья там подзадержались, и к жрицам любви (ну, что поделать, чувства-чувствами, а гормональный бум никто не отменял) проследовали минуя кабаки, так что вернулись из увольнения вовремя и трезвые.

Шниббе, видя трогательную картину – кадеты идут по трапу трезвые, но довольные, — едва не прослезился, так что за время стоянки молодым людям пришлось побывать и на экскурсии в расположенном неподалеку городе Олинда, славном своими старинными церквями и монастырями, куда корветкап отправил всех «отличников». Скука была страшная. Обратное путешествие в Киль прошло без заходов в порты и почти без приключений. Корабль ходко, при ветре под парусами, а в штиль и на MANовском дизеле, двигался к родному порту, когда в непосредственной близости от Амстердама движок вышел из строя. Механики поковырялись в своем хозяйстве, и вынесли вердикт: ремонту на три дня. Капитан подумал, затем подумал еще раз, и вызвал буксир. Через пару часов «Весселя» «взяли за ноздрю»[26] и оттащили в амстердамский порт, где вести ремонт и закупать запчасти не в пример удобнее, нежели в открытом море.

Конечно, Шниббе мог бы и дождаться окончания штиля, а не просить помощи, но с учетом направления дрейфа мог дождаться и мелей Гудвина, недаром прозванных «Великий пожиратель кораблей». Ну, не хотелось капитану, отчего-то, чтоб его корабль был «пожран».

Злой, из-за задержки в путешествии, Вихманн (в Киле его ждали жена и дочь) отпустил всех, не занятых непосредственно в ремонте, в увольнение, причем сделал это в своем неподражаемом стиле: «Чтобы я ни одного личного состава до послезавтра на борту не узнавал!»

— Да, — прокомментировал Карл приказ (уже на пирсе, разумеется), — это задело не только кору головного мозга, но и саму древесину. Что, геноссе, сначала в бар, или в бордель?

Сначала пошли в бар, и, как теперь понимал Карл, напрасно.

Берлин, Вильгельмштрассе, 77

— Значит, с Прибалтикой вопрос решен окончательно? — Фюрер внимательно глядел на главу германского МИДа.

— Да. Сегодня латыши подписывают договор с коммунистами и Ульманис уходит в отставку, — ответил Риббентроп, и поглядел на часы. — Вот как раз сейчас и должны подписывать. Всё, эти пешки съедены.

— Стало быть, интересы СССР полностью удовлетворены? — уточнил Гитлер.

— Да не совсем, — поморщился рейхсминистр иностранных дел.

— Как – «не совсем»? — возмутился фюрер. — Что значит – «не совсем»? Они что, не намерены выполнять свои обязательства?

— Они-то намерены, — вздохнул Ульрих Фридрих Вильгельм Йоахим. — Просто Мощицкий решил, что СССР, за транзит советских грузов по польской территории, платит мало, и попытался повысить пошлину.

— Скотина, — процедил сквозь зубы Адольф Гитлер. — Нет, каков подлец! Йоахим, нам нужны эти контракты с Советами, и мы тут тоже заинтересованная сторона! Какого черта дипломаты Рейха хлопают ушами? Ты уже подготовил ноту по этому поводу?

— Ноту-то я подготовил, да вручить не успел, — Риббентроп усмехнулся. — Русские сами разобрались. Отреагировали, надо сказать, моментально.

— Еще бы! — негромко хмыкнул Гейдрих. — Stalin veniki ne v`iajet, Stalin delaet grob`i.

— Так-так… — Фюрер поглядел на улыбающихся сподвижников. — И что же послужило причиной такому вашему радостному настроению? Йоахим, рассказывай, что за дворцовые тайны?

— Нет уж, Адольф, — посмеиваясь ответил министр иностранных дел. — Подробности люди Рейнхарда раскопали, ему и рассказывать.

Гитлер вопросительно поглядел на шефа СД.

— Ну, официальная нота, конечно, была составлена по всем правилам дипломатии… — группенфюрер насмешливо фыркнул. — Однако Сталин велел довести до польского посла и вербальную информацию. Собственно по смыслу она мало чем отличалась от ноты, но вот форма, в которую он эту речь облек… Литвинов сообщил ему о польских претензиях во время заседания Совнаркома, где Сталин присутствовал, а тот, со всей прямотой своего пролетарского происхождения рявкнул: «Чего ляхи хотят?!! А вот это они не видали?» – и показал кукиш. После чего добавил, прошу простить, но это цитата, насколько такое возможно перевести на немецкий: «Да я гроша ломаного этому … не заплачу сверх нормы! Я лучше втридорога, по Дунаю, через румын и венгров, товары буду возить! Да я на последние деньги шведский торговый флот до конца дней зафрахтую! Хрена лысого, а не деньги и границу по Венте этому жопнику! Я ему сейчас устрою борьбу за независимость литовского, украинского и белорусского народов и будет ему полный Коминтерн! Так и передай этой гниде, Максимыч. Дословно». Мощицкий решил, что ему будет куда как проще пойти на попятный.