По ту сторону кровати - Аликс де л’Эн

— Помни: ты больше не красивая хозяйка дома в Везине, ты — босс! Следовательно, на совещания ты приходишь последней. Входишь и всех приветствуешь, но не робким «Добрый день, коллеги…». Нет, ты громко говоришь: «Здравствуйте, господа!» — это существенно. Значит, произносишь ты эти слова очень громко и бросаешь — блямс! — папку с делами на стол так, чтобы она оказалась прямо перед тобой, когда сядешь в кресло. И не укладывай на стол бюст: люди, которые наваливаются на стол, всегда выглядят затравленными. Улыбайся пореже. Неужели ты думаешь, что Бернар Арно[28], председательствуя на административном совете LVMH, постоянно скалит все тридцать два зуба, как ведущий телепрограммы для домохозяек? Никогда не попадайся в ловушку, расставленную человеком, который хочет вынудить тебя немедленно решить что-то важное. Ты — хозяйка, и тебе определять, в какие сроки и что именно ты решишь. Только не говори: «Я над этим подумаю», а говори: «Я дам вам знать о своем решении, когда сочту нужным».

Два часа спустя Ариана поднималась в спальню с дурной головой. Юго в это время вынимал из стиральной машины махровые полотенца. Теперь он очень хорошо знал разницу между «бииип! бииип!» микроволновки и «ту-тууу», издаваемым стиральной машиной.

Пьер наклонил голову набок, улыбаясь с ложной скромностью, как только и может улыбаться человек, только что обыгравший друга с сокрушительным счетом 6:2, 6:1. Прекрасная работа, чистая, именно такая, как ему нравится! Он нежно шлепнул Юго по заднице ракеткой:

— Ах ты, мой цыпленочек! Кажется, бабья сущность проникла в тебя глубже некуда! Играешь в точности как продавщица висюлек!

— Пошел ты на хрен, Пьеро! Мне на этой неделе и положено не брать подачи — гороскоп ужасный, из рук вон!

Пьеру понадобилось время, чтобы понять: приходить в отчаяние не стоит, приятель просто шутит. Они от души расхохотались и переключились на другие темы. И только почти уже попрощавшись, Пьер вернулся к разговору.

— Скажи-ка по-честному, ты доволен этим вашим экспериментом — он катится по рельсам или как? Софи отказывается говорить, прижился ли ты в мастерской…

— Знаешь, трудно оценить, слишком уж мало времени прошло. Но я открываю для себя вещи, о которых и не подозревал!

— Это какие же?

— Останется между нами? Смотри! Врать не стану, я пока еще плоховато выгребаю. Наверное, ты был прав, мне все-таки свойственна депрессуха. Вчера, когда малышку вырвало ее биг-маком прямо мне на колени, чуть не разрыдался… А вот Ариана, похоже, замечательно справляется у нас в ЖЕЛУТУ. Значит, и мне нельзя провалить все дело.

Пьер состроил рожу, но на сей раз начинавшееся у него воспаление сухожилия было ни при чем:

— Я с самого начала знал, что идея кретинская. С самого начала это знал.

«Вот только и не хватало, чтобы несчастный парнишка захотел произвести на меня впечатление, приведя в это кошмарное место, безвкуснее не придумаешь!» — думала Лиз, награждая Мориса Кантюи одобрительной улыбкой. Нет, целым шквалом одобрительных улыбок!

Судебный исполнитель пригласил ее в один из тех модных ресторанов, в которых дерут втридорога за то, чтобы обращаться с тобой как можно хуже. Вот официант, например: смотрит на них, будто они какие-то брюхоногие, собравшиеся забрызгать слюной его роскошную скатерть. Лиз выбрала в меню блюдо с гордым имечком «Объедение из тысячи овощей прямо с грядки» и теперь, сидя над горшочком с брокколи и морковкой в желе, начала понимать, что дирекции ресторана неприятны все клиенты вместе и каждый клиент в отдельности.

Зато Момо сиял. Он объявил оформление (стены были разрисованы чем-то вроде бурых кишок по пурпурно-фиолетовому фону) «высококлассным», а посетителей (в основном это были громогласные торговцы японскими авто в компании разодетых благоверных, а также еще более громогласные экс-телезвезды) назвал «забавными». Лиз решила действовать хитрее. Если она хочет разоблачить Момо, надо поступать иначе. Вести себя тихо, ласково, притворяться, будто потрясена всем, что видит и слышит, прикидываться, что она из тех женщин, которые заранее согласны со всем, что скажет мужчина. Едва подали закуски, она навела сотрапезника на воспоминания молодости. Да, Морис представлял собой классический случай: араб, раздираемый между ощущением собственной принадлежности к культуре предков и желанием раствориться в стране, гражданство которой он получил, достигнув совершеннолетия. Сообщив об этом, он поведал о своем образовании — классическом, но давшемся нелегко.

— Изучение права, двухлетняя стажировка для овладения профессией судебного исполнителя, затем экзамен, профессиональный экзамен, ох какой сложный, — ничего веселого, это вам не рок-н-ролл… — кокетливо уточнил Кантюи.

Его вступление в Союз молодых судебных исполнителей Франции… «Наша организация — она стала просто-таки дуновением свежего воздуха для профессии, снискавшей в обществе всеобщую нелюбовь». Отсюда Морис самым естественным образом перешел к эксперименту: ей-богу, именно его вера в общие для всего человечества ценности, его стремление к справедливости, к равенству — именно они и привели Момо к решению помочь Марсиакам.

Все это казалось Лиз в высшей степени подозрительным: не слишком ли все у него гладко, у этого судебного исполнителя? У действительно по-настоящему честных людей так не бывает! А после главного блюда — тушеной телятины (сырой) с кориандром (жухлым) — возведенная Лиз постройка рухнула. Полагая, что действует тонко и расчетливо, она как бы между прочим вспомнила о том, что Морис разведен, и осведомилась, как может возникнуть желание развестись с таким человеком — «открытым, порядочным, трудолюбивым».

Судебный исполнитель улыбнулся:

— А если нам покончить с играми, Лиз? Вы думаете, я не вижу, к чему вы клоните? Ждете ведь, что я признаюсь: «Ну да, я поколачивал свою Фатиму, но она же сама на это нарывалась!» Простите, но должен сказать, что причины, по которым мы с женой разошлись, касаются нас одних. Однако смею вас заверить, эти причины ничего общего не имеют с тем расхожим образом мусульманина-фаллократа, какие приняты в нашем обществе.

Лиз погрузилась в созерцание желе из крыжовника, чтобы собеседник не заметил краски стыда, залившей ее лицо. Он ждет, что она выложит карты на стол? Да пожалуйста!

— Морис, что я тут делаю с вами? Зачем пришла сюда сегодня вечером?

— Все очень просто, Лиз. Дело в том, что с первой же нашей встречи я вас хочу!

При других обстоятельствах перспектива шалостей с кабачком привела бы Лиз Онфлёр в юмористическое настроение, но сейчас она — от неожиданности — смогла лишь прикрыться своим пенсионным возрастом.