2008_42 (590) - Газета Дуэль

«Пушкин сделался фигурой неприкасаемой в русской культуре — в 1937 г., когда Хозяин дал высочайшее добро на пышное и всенародное празднование столетия со дня убийства поэта, — заявило наше ВСЁ. — Любой нормальный поэт может сейчас написать второго «Евгения Онегина». И славы не стяжает. И гением его никто не назовёт». Такие произведения, как «Евгений Онегин», сказал г-н Веллер (партийная кличка Кобеляки) по каналу «Культура», можно писать километрами. Ведущий передачи А. Максимов аж захлебнулся от наглости Богоносца.

«Простой народ Пушкина не читает, — заявил за всех из своего сортира Веллер, сидючи в шезлонге дачном, подержаном, за столиком складным туристским. — И вообще почти ничего не читает. Но твёрдо знает, что Пушкин — это наше солнце и наше всё… Гения может оценить только гений».

Понятно, Михаил Иосифович. Два мира — два сортира. Зато заслуженный работник культуры (засрак) Веллер по части мата обогнал всех классиков, таки да. Однако по «Гадио России» он всё же не осмеливается разговаривать матом — боится потерять поклонников, да и начальство попрёт. Он также заявил, что радио «Эхо Москвы» будет ещё долго-долго лучшей и самой популярной российской радиостанцией». Два мира — два Шапиро.

Он вспомнил, что журнал «Алеф», издаваемый в Тель-Авиве тиражом всего тысяч в пять, а издатель его весьма ортодоксальная еврейская организация, его печатал. «Тогда главным редактором был мой приятель Давид Шехтер, а потом — другой приятель, Павел Амнуэль. Уже лень теперь и копать подборку, какой именно мой рассказ из «Легенд Невского проспекта» был опубликован в «Алефе» в 92 году».

А ты копни, Миколаус, иначе русская литература тебя не простит.

Он надоумил нас, тупорылых, что американцы вовсе не такие тупые, как мы думаем. «Большинство нобелевских лауреатов у них. Они не тупые, не надо песен. Их внутренний мир просто больше занят профессией и бытом: они больше работают, большего достигают в деле, — и богаче живут, потребляя больше всего».

К этим выводам нужны ли комментарии, товарищ?

Сколько ни читала Богоносца Веллера (а пришлось, друзья, тратить время и деньги на его опусы, чтобы разглядеть лживую ложь новоявленного пророка), ни одна струна в душе не шевельнулась. При строках из Пушкина, Гоголя, Маяковского, Блока слёзы так и катятся из глаз, замирает сердце. Веллер же — холодный ум, расчленяющий фразы и слова аки мясник, ибо не льются они из него светлым потоком.

В очередном перловом перле «Рандеву со знаменитостью» он задаёт вопросы сам себе, дабы показать величие собственной фигуры.

— Критики находят у Вас много недостатков…

— Есть старая цыганская пословица: «Удаль карлика в том, чтобы высоко плюнуть… Я люблю писать. Не понимаю тех, кто за уши тащит себя работать. Не хочешь — так и не пиши. Я пишу, потому что это удовлетворяет моё честолюбие, в этом я самоутверждаюсь. И ещё это мне здорово нравится.

Как говорил Лев Толстой, «как нехорошо — эта страсть к писательству!»

Михаил Веллер взял ныне от зомбированного общества суперприз, как в том анекдоте: собери 15 чугунных крышек с буквой «М» от канализационных люков — и получи по морде от работников Мосводоканала!

— Терпеть не могу граммофонов! — грустно сознался Антон Павлович Чехов. — Они говорят и поют, ничего не чувствуя. И всё у них карикатурно выходит, мёртво.

«Я должен был — и я дошёл. Я смог. Один из всех. Супермен. Авантюрист. Только так могло быть, не могло быть иначе», — говорит нам великий Михаил И. Веллер. Ша.

Гестапо перехватило шифровку: «Юстас, вы осёл. Алекс». Только Штирлиц мог понять, что ему присвоено звание Героя Советского Союза.

А за Пушкина, гад, ответишь. Как говорил мой знакомый (покойник): «Ты слишком много знал».

Наталья ЕРМОЛАЕВА

СТРАШНАЯ СКАЗКА

За высокими горами да за синими морями, против неба на земле жила-была славная страна Охохония. До того велика она была, что ее пехом не пройти и летом не пролететь. Господь Бог не обидел ее, щедро одарив и широкими морями, и быстрыми полноводными реками. На сочнотравных лугах несчитанные стада, в лесах — дичь разнообразная, в озерах глубоких рыбы тьма тьмущая. А под землей — камни-самоцветы, руды богатейшие, жидкости самогорящие…

И жили в этой сказочно богатой стране очень добрые, до глупости доверчивые люди-охияне… Главной бедой их было то, что они рождались такими бестолковыми, что даже собой управлять не могли, а на свой трон заморских царей зазывали. Многих их перевидала Охохония — добрых и злых, умных и полных дуралеев. Одни цари державу укрепляли, границы расширяли, с ворогами многочисленными воевали-сражались. Другие всю жизню в кутежах, пьянках да разврате проводили. А случалось и добро охохонское разворовывали, в заморские земли отправляли. Ох 1-й, по прозвищу «грозный», державу, как мог, укреплял, соседние царства-королевства под свою власть подчинял. С татями разбойниками, ворами государевыми беспощадно разбирался, опальных, норовистых людишек начальных на воротах вздергивал. При Охе 2-м, коего по глупой доверчивости своей на царство кликнули, смута учинилась великая, самозванцев расплодилось видимо-невидимо. Ох З-й-«великий» мужичка кофей заставил пить, бороды нечесаные пообрезал, окно в иноземные страны прорубил, города новые отстроил, с ворогом беспощадно расправлялся и на суше, и на море. Охиянка-грамотейка по охинейски говорила нечисто, но наукам благоволила. С мудрецами иноземными переписку вела. При ней дружина боевая многие победы на поле ратном одержала. Сынок ее, Ох 4-й «придурок», все вопреки заветам материнским совершал, перед порядком заморским на колени падал, совсем было Охохонию на иноземный лад повернул. Да вовремя его свои же придворные блюдолизы живота лишили. Ох 5-й-«освободитель» людишкам кабальным волю объявил, Ох 6-й-«миротворец» супротив войн выступал и других заморских правителей на энто уговаривал…

Не скоро сказка сказывается, не скоро дело делается… Многие годы над Охохонией прошли-пролетели. Наступили новые времена. Охияне долго думали-гадали, а потом враз со старыми царями покончили и порешили новой жизнею жить-поживать, новых царей себе кликнуть. Антиох 1-й-«мудрый» правильную дорогу простым людишкам показал-указал, добро веками нажитое делом нечестным обратно беднякам раздал. Антиох 2-й-«суровый» в страхе держал не токмо своих, но и всех правителей заморских, кои на Охохонию и ее богатства недобро поглядывали. При его правлении самая большая победа над злом вселенским свершилась. Да не дал Бог ему последователей путних, и после его кончины приближенные затеяли драку за власть над страной. Правдами-неправдами победил Антиошка 1-й-«авантюрист». Чего токмо не пережили охияне при энтом правителе-руководителе: и кукурузу заставлял на Севере диком сеять, и башмаком перед послами заморскими по кафедре стучал, и оружием страшным другие народы запугивал, а своим людишкам врал на кажном шагу да цены на хлеб-соль увеличивал.

Много бед мог натворить Антиошка-«авантюрист», да незаметно к нему подкрался ближайший друг и товарищ — Антиошка 2-й-«бровеносец». Кого уговорил, кого припугнул, кому наобещал златые горы — и собрались бояре на совет, и спихнули авантюриста с насиженного места. Не успел Антиошка-«бровеносец» вкусить плод власти, как расправу над теми, кто помог ему трон захватить, учинять начал. И пошатнулась, вздрогнула Охохония, затерялась правда-матка в боярских-чиновничьих кабинетах, стал не по дням, а по часам беднеть простой люд. А блюдолизы придворные в воровские семьи собираться стали, добро народное разворовывать. А «бровеносец» на старости лет совсем свихнулся. Объявил себя самым мудрым, самым умным правителем, самым смелым-умелым полководцем. И стал на свою старческую грудь боевые и трудовые медальки навешивать. Навешивал, навешивал, а потом без лакеев и подняться с кресла самостоятельно не мог. Заговариваться от дряхлости стал. Когда ушел он в мир иной, власть в Охохонии стала переходить от одного престарелого боярина к другому. И диву дивился простой люд — один корону одел и в одночас помер, другой токмо при помощи слуг в кресле руководящем умостился — и его кондрашка хватила.

Но откуда-то выскочил-вынырнул Антиошка-«пустобрех», годами помоложе, умом и смекалкой своих предшественников повыше. Он-де сразу смекнул, как пыли поболе в глаза людишкам простым напустить, какой болтовней обманной околдовать, заставить верить ему, якобы самим Господом Богом помеченному. «Разлюбезные мои подданные, — хорошо поставленным голосом начал он, поглаживая красно-сизое пятно на лысеющей голове, — повелеваю: с сего дня обо мне всю правду-матку глаголить, ничего не утаивая. И никаких притеснений никому за энто не будет. Гласности — дорогу на веки вечные!» Затем все в Охохонии ускорить приказал. Ежели ты на охоту крадучись ходил, теперя бегом бегать надоть, пищу жуй побыстрее, а не могешь — целиком проглатывай. В сортирах без надобности не засиживайся. Чем скорее жить будешь — скорее и помрешь. А самое главное, что «пустобрех» удумал, энто все перестроить в государстве надобно. Скажем, где сортир был — столовку открыть, где спаленка была — туалет построить. И до того наперестраивал, что недавние товарищи друг другу кровь пущать стали, с торговцев мирных поборы непосильные требовать начали, а кто не платил — того смертным боем били. Детишек малых воровать наловчились, огромную деньгу за ихнюю жизню требуя. А «пустобрех» все с простыми людишками шутит, хвалится, как хорошо все для них устроил. За границу со своей жонкой мотаться стал, с бывшими недругами земли охохонской подружился, все для их делать пообещал. И сделал бы на беду охиянам бестолковым. Да тут Антиошек-«аферист» нарисовался. Из-под какого-то камня выполз и криком громоподобным стал к людишкам простым кричать и такого наобещал, что те все свои дела-заботы позабросали и на митинги супротив «пустобреха» повысыпали, победу «аферисту» добыли. Как взобрался тот на кресло правящее, господи (!) — началась на земле охохонской смута невиданная. Поначалу он всю Охохонию на удельные княжества поделил — все, что веками свершалось, в один миг разрушил. Брат на брата войной пошел. Кровь людишек невинных полилась рекой. Помощнички, такие же злодеи, как и их предводитель, реформы преступные стали в жизнь воплощать. Застонали, завыли охияне, опомнились да поздно — все у них в одночасье отобрали, без работы, денег, да и хлеба остались. А правитель-«аферист» весь мир своими деяниями потешать стал. Вылакав огромную посудину зелья хмельного то иноземным оркестриком руководить пытался, то, шатаясь, польку-бабочку плясал при всем честном народе, а однажды из ковра-самолета выбравшись, тут же при встречающих мотню расстегнул и малую нужду справил. Народишко с каждым днем беднел и нищал, а Антиошек-«алкаш», как теперя его прозывать в народе стали, свою семью обогащал да укреплял. Все еще неподеленную Охохонию блюдолизы-прихлебатели, други верные «алкаша-афериста», едва успев неправдами всякими освободиться из казематов тюремных, где они срока отбывали за воровство да разбой, меж собой поделили.