Долгое ожидание - Микки Спиллейн

Мой коротышка уже протиснулся к стойке и попивал пиво. Потом отодвинул пустой бокал, продрался через толпу и скрылся за дверью, ведущей в служебные помещения в задней части бара. Когда он исчез из виду, я тоже заказал себе бокал.

Он вышел через полчаса. На сей раз не задержался у стойки, а сразу направился к выходу. Его лицо имело очень своеобразное выражение: довольное, но со следами недавнего волнения. Он прошел прямо у меня за спиной.

Как только его машина тронулась с места, я опять пристроился следом. Он повернул направо, потом еще направо, на улицу, где не было такого интенсивного движения. По ней мы доехали до перекрестка. Машин не было видно, и я не ожидал, что он остановится просто потому, что этого требовал знак. Но он затормозил, и мне пришлось крутануть руль, чтобы объехать его. Тут он впервые увидел меня. У него отвисла челюсть, и он так быстро сбросил сцепление, что его машина прыгнула, как кролик.

Я выжал из «Форда» все, на что он был способен, и помчался за убегающими красными огоньками подфарников. Коротышка гнал как угорелый, но «Форд» оказался мощнее и быстро сокращал расстояние. Спидометр показывал за восемьдесят миль, тормоза отчаянно визжали на поворотах. Я злился на себя за то, что тянул так долго. На прямых участках я нагонял его, но «Форд» был слишком легким, и на поворотах он опять уходил вперед.

На одном длинном прямом отрезке я прижал педаль газа к полу и замер от страха, пытаясь сохранить контроль над «Фордом» на такой скорости. Я бы догнал его, но тут показались фары грузовика, выворачивающего из-за перекрестка где-то в полумиле впереди. Я мгновенно сообразил, что мне не проскочить, и сбросил газ. Коротышка вошел в вираж, не сбавляя скорости.

Его занесло, он крутанул руль, пытаясь выправить положение, но скорость оказалась слишком велика, машина опрокинулась и закувыркалась. Раздался страшный скрежет рвущегося металла, с канонадным треском лопались стекла. Я съехал с дороги в поле и метров через пятьдесят увидел останки автомобиля. Он лежал на крыше, одно колесо бешено вращалось. Голова и грудь водителя торчали из окна. Все остальное, оставшееся в салоне, мало чем отличалось от куска мяса, пропущенного через мясорубку.

Человек, однако, еще был жив. Он стонал:

— Врача… врача…

Я нагнулся к нему и сказал:

— Кто тебя послал убить меня? Слушай… Кто тебя послал убить меня? — Я зажег спичку и поднес к его лицу, прикрыв другой рукой, чтобы ее не затушил дождь. — Скажи мне, парень. Слишком поздно бежать за врачом. Кто тебя послал?

В глазах на какое-то мгновение появилось осмысленное выражение, как будто он узнал меня.

— Врача… нужно врача… — снова пробормотал он и умолк.

Дождь затушил спичку, но ее свет был уже не нужен.

Я расстегнул на нем пиджак, вынул револьвер и сунул себе в карман, но сначала снял кобуру и зашвырнул как можно дальше. Потом нащупал бумажник. В нем под двумя пятерками и долларом лежали десять новеньких стодолларовых ассигнаций. Тысяча присоединилась к револьверу, бумажник же я вернул на прежнее место. Полиция и газеты, вероятно, сообщат, что произошел несчастный случай с любителем острых ощущений, который проиграл все свои деньги и с горя крепко надрался.

Теперь я мог вернуться и спросить Эдди Пэкмена, что сделал этот человек, чтобы получить тысячу. Я был намерен даже поприжать его немного, если он не захочет развязать язык.

Поэтому я вернулся в заведение с французским названием и потихоньку навел справки, где может находиться Эдди Пэкмен. Оказалось, что он ушел минут двадцать назад с какой-то красоткой и сейчас, должно быть, развлекается где-нибудь в городе. Никто не знал, куда именно они направились.

Я послал к черту дальнейшие поиски и заказал выпить. Отвратительное пиво плюхнулось в желудок и забурлило, потому что мне пришлось сегодня слишком много пить и слишком мало есть. Теперь, когда у меня было свободное время, я, по крайней мере, имел возможность наверстать упущенное. Я сел в машину, выехал на трассу и, миновав вокзал, направился к ресторанчику Луи Динеро. Револьвер оттопыривал карман, поэтому я бросил его под сиденье и вошел в зал.

Венди только что появилась на сцене со своим номером, и публика приветствовала ее восторженным ревом. Я тоже заорал, глядя, как она подходит к микрофону. На Венди было белое платье, которое просвечивалось насквозь маленьким прожектором, установленным у нее за спиной. Она сегодня прекрасно выглядела. Устроившись за столиком, я заказал «кровавый стейк» и закурил, наблюдая, как Венди делает движения, от которых спазмы перехватывали горло, потому что казалось, что платье вот-вот соскользнет с ее плеч и, как преданный пес, уляжется у ее ног…

Я поглядел на всех этих ублюдков, увидел их напряженные лица, горящие похотью глаза и вдруг взбесился. Из-за Венди. Мне не понравилось, что женщина показывает толпе бродяг то, что она показывала мне наедине.

Потом я сам почувствовал себя одним из этих уродов и отбросил возникшую было ревность. Кто она такая? Красивая маленькая сучка, пусть даже и получше многих других. Что ж, раз она любит такие игры, кто, черт возьми, я такой, чтобы упрекать ее в этом? Официант принес мой стейк. Я не торопясь съел его, заплатил по счету, потом поймал взгляд Луи, кивнул, и он помахал мне в ответ.

У парня была железная память. Когда я подошел к нему, он тряхнул мою руку как завсегдатаю и хорошему приятелю. Я спросил его, удобно ли будет зайти к Венди в гримерную. Он сказал, что да, конечно, и показал вход за кулисы. Я нашел дверь с буквами «ВМ» и распахнул ее.

Мне следовало сначала постучать.

Глава 8

Она только что выскользнула из платья, — загорелая, бархатная, трепетная, чуть прикрытая просвечивающей тканью белья. Свет лампы на гримерном столике только подчеркивал молодость и жизненную силу, которая бурлила в этом теле. Вот так ей и нужно заканчивать свой номер, подумал я.

Ансамбль на дансинге грянул новую мелодию, и она поняла, что дверь открыта. Когда она увидела меня, она испугалась, как нимфа, застигнутая врасплох и готовая умчаться, превратив меня в оленя. Потом прижала к себе платье и отступила в глубь комнаты, продолжая глядеть на меня широко открытыми глазами.

Я улыбнулся, потому что она беспокоилась о том, чтобы не показать мне то, что я знал по прошлой ночи.

— Ты должна помнить меня, не так ли?

Она облизнула губы и нахмурилась.

— Все в порядке, детка, не падай в обморок, хорошо? Я уже видел тебя такой накануне, только при лунном свете ты выглядела лучше.

— Ты… напугал меня, Джони. Ты должен был постучать.

— Это пришло мне в голову слишком поздно.

— Ну ладно. Изобрази из себя на секундочку джентльмена и отвернись. Лунный свет и яркие лампы — разные вещи.

Она смешно улыбнулась, только она одна так улыбалась, и я отвернулся. Черт их поймет, этих женщин.

— У тебя есть планы на остаток ночи? — спросил я.

Она, наверное, неправильно меня поняла, потому что ее «нет» прозвучало так, будто я ударил ее в челюсть.

— Я не об этом, Венди. Не собиралась ли ты куда-нибудь поехать после выступления?

— Нет. Я хотела отправиться домой и лечь спать. Я очень устала.

— Не желаешь помотаться немного по городу?

Она ничего не сказала. Я повернулся. Она наклонилась к зеркалу и рассматривала себя, держа в руке губную помаду. Яркий свет ламп падал на ее волосы. Оказалось, что они крашеные, но не достаточно глубоко. У самых корней они были немного темнее.

— Нет… не сегодня, Джони. Я слишком устала.

— Это очень важно.

Губная помада застыла в дюйме от ее губ.

— Что случилось? — спросила она.

— Последний из тех трех гадов, которые пытались убить меня в карьере, попал в аварию и расплющен в лепешку.

Я увидел, что она опять испугалась, однако справилась с собой и заговорила.

— Твоя работа?..

— Была бы моя, если б я добрался до него. Он не удержал машину на повороте и перевернулся.

— И из-за этого мы должны мотаться по городу?

Я опустился в плетеное кресло и закурил.

— У него в кармане я нашел тысячу баксов, новенькими хрустящими бумажками. Плата за работу. Он получил эти деньги от человека по имени Эдди Пэкмен. Я хочу найти этого типа. Сегодня ночью.

— И ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Да.

— Нет.

Она опять повернулась к зеркалу и медленно провела помадой по губам. Наши глаза встретились в зеркале.

— Джони… видишь ли, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь и все такое… но я хочу жить. Ты в опасности, в смертельной опасности. Ты не пробыл здесь еще и недели, а уже три человека мертвы.

— Это только начало, детка.

— Я… знаю. — Она опустила голову и быстро отвернулась. — Ты не очень обиделся?

Я беззаботно пожал плечами.

— Нет, не очень, моя сладкая. Но человек может сделать больше, если он не один. Поэтому мне нужна помощь. Черт возьми, в половину из этих шикарных кабаков меня даже не пустят, если у меня на руке не будет висеть какая-нибудь девчонка.