Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки - Виктор фон Хаген

Восставшие из мертвых

В «Волшебной горе» Томаса Манна говорится: «Это факт, что смерть человека больше касается тех, кто остался в живых, а не его самого». Безусловно, это было справедливо в отношении ацтеков. Смерть усложняла все. Живым приходилось нести епитимью в разных видах за антиобщественный акт, состоявший в смерти их сородича. Означает ли для нас смерть конец раз и навсегда? Ацтек не знал, как ответить на это. Он не обладал тонкостью французского поэта, который ответил на вопрос о смерти, сказав: «Я есть – ее нет; она есть – меня больше нет». «Для ацтека, – пишет Жак Сустель, – жизнь и смерть были аспектами одной и той же реальности». Он не мог (так же как и вы, и я) представить себе, что его нет на свете.

Затем появилась «исповедь» – древняя, как человеческое общество; умирающий должен был исповедаться. Это очень важная часть христианского обряда и моделей политического поведения у коммунистов; эта традиция уходит в далекое прошлое. Исповеди обладали хорошим свойством, они были необходимы, чтобы нейтрализовать дурные воздействия со стороны умирающего. Например, ацтек верил, что акт умирания нарушал чистоту, так как смерть была формой осквернения общества. На самом деле существовала связь между умирающим человеком и смертью, некое партнерство, вроде того, что объединяет живущего человека и его имущество. Человек несет ответственность; он является молчаливым соучастником постоянно растущего зла. Он должен исповедаться.

Для этого призывали колдуна. Он приходил, сверялся со священным свитком и окуривал умирающего табачным дымом; к богам возносились молитвы, чтобы он умер, как подобает ацтеку. Затем начинались приготовления тела к погребению. Сначала в рот покойника клали кусочек нефрита, который должен был занять место его сердца. Это не было похоже на обол (серебряная, позже медная монета, У6 драхмы. – Пер.), которую древние греки клали в рот умершему, чтобы тот мог заплатить Харону за перевоз через подземную реку Ахерон. Скорее это был символ сердца – «сердце из нефрита» – в его путешествии в потусторонний мир. Приготавливалась еда, в сосуды наливались напитки, завершалось изготовление мумии. Следующим шагом было погребение. Для умерших ацтеков были открыты два пути, но выбор на самом деле зависел от положения в обществе. Если умерший был обычным индейцем, то тело пеленали в ткань, обвязывали веревкой и украшали бумажными флажками; погребальные песнопения (миккакуикатль) вкладывались в уста мертвых через голоса живых:

Куда мне идти?Куда мне идти?Дорогой бога двойной сущности.Твой дом, случайно, не там, где обитают бессмертные?Он, случайно, не на небесах?Или он здесь, на земле,Только там, где обитают бессмертные?

Смерть волнует и первобытных людей, и цивилизованных, так как умереть, по крайней мере, для ацтека означало совершить действие непредсказуемо далеких потенциальных возможностей. Умершие в действительности продолжали жить: они просто перешли с одной ступени развития на другую; они были невидимы, неосязаемы, неуязвимы. Мертвые (или лучше, по их ощущениям, восставшие из мертвых) становились невидимыми членами клана. Тело обычного человека, спеленутое тканью и связанное в смертельный тюк, имело одни вещи для жизни, а другие – для его путешествия из смерти в жизнь. Затем умершего кремировали, а пепел помещали в горшок, на который клали кусочек нефрита; горшок хранили в доме.

Кремации подвергали всех, за исключением тех случаев, когда речь шла о высокопоставленных лицах; вождей помещали в усыпальницы. «Анонимный завоеватель» после разграбления Мехико-Теночтитлана нашел одну из таких гробниц. Там он обнаружил сидящую мумию с личной эмблемой и мечом и драгоценные камни стоимостью до «трех тысяч кастельяно».

Усопшие отправлялись к тем духам-покровителям, которые защищали их в жизни; рыцари Орла, воины, отважные женщины (считались наравне с воинами) отправлялись в страну бога дождя Тлалока. Он также сердечно принимал души тех, кто ушел из жизни утонув, ведь он был богом воды. Какие поступки человек совершал или не совершал в жизни, не имело отношения к степени его бессмертия; поведение при жизни не определяло место души в мире теней. «Мир, – пишет доктор Вайян, – по вертикали был поделен на небеса и преисподние (у них было тринадцать небес и девять уровней преисподней), которые не имели значения с точки зрения морали». Только профессия при жизни и то, как именно умер человек, определяли, куда отправится душа умершего. Воины отправлялись после смерти в восточный рай, благоухающий цветами; женщины, умершие при родах, – в западный рай и возвращались на землю, чтобы являться детям и постоянно раздраженным женщинам. Те восставшие из мертвых, которые не были отнесены к какой-то определенной категории, отправлялись в Миктлан. Это был поистине via dolorosa[13]: нужно было переправляться через реки, взбираться на горы, пересекать пустыни, терпеть ледяные ветры и дожди; умершим были очень нужны все те амулеты, которые оставшиеся в живых положили в их погребальный костер в качестве талисманов им на дорожку. Когда душа прибывала в царство владыки мертвых, ее отправляли в одну из девяти преисподних; кусочек нефрита, вложенный в рот трупа до обертывания его тканью, оставлялся в качестве залога в седьмой преисподней.

Рис. 37. Похороны ацтека

Несчастные человеческие существа, мы нуждаемся в иллюзиях, даже умерев. Так как человеку, первобытному или цивилизованному, непереносима мысль о механистическом толковании вселенной, он не может постичь тот факт, что, когда человека нет, он перестает существовать. Неведение является не единственным необходимым условием счастья, это условие самой жизни; чувства, которые делают жизнь сносной для всех, вытекают из обмана и питаются иллюзиями.

«Мы не верим, – говорили ацтеки, – мы боимся».

А тем временем живые должны были находиться в трауре в течение восьмидесяти дней. Существовали разнообразные ограничения и запреты на пищу, одежду и занятия сексом; нужно было регулярно класть пищу у урны с прахом, возносить молитвы, делать жертвоприношения кровью, протыкая себе уши и язык. Все это необходимо было делать, чтобы заручиться добрым отношением к себе усопшего; его недовольство могло иметь ужасные последствия и подвергнуть живых двойному возмездию: со стороны справедливо обидевшегося мертвеца и со стороны сородичей клана, которым пришлось бы коллективно переносить последствия гнева умершего. Через восемьдесят дней запреты снимались. Они периодически повторялись на протяжении четырех лет: «Ведь… дело в том, что смерть человека больше касается живых, чем его самого».

Такой, от материнского лона до могилы, была повседневная жизнь простого ацтека, стоящего в основании пирамиды ацтекского общества.

Рис. 38. Монтесума Шокойоцин – Монтесума II, младший (р. 1466, правил с 1502 или 1503 по 1520). Будучи Говорящим Вождем, он правил в Мехико, когда страна достигла своего расцвета. И хотя материалы, из которых была сделана его одежда, были более высокого качества, в основном они были того же покроя, что и у его подданных: плащ, набедренная повязка и сандалии. Его головным убором была корона

Выше него по рангу были избранные вожди кланов; они, в свою очередь, имели своих представителей в совете племени (текутли), а на вершине этой любопытной мешанины из народных избранников находился «совет четырех» (тлатоани). И наконец, на самой вершине пребывал полубожественный Говорящий Вождь, Уэй Тлатоани, возглавлявший армию, верховный жрец, судья последней инстанции в городе-государстве Теночтитлане.

Хорошо известный «царь» Монтесума был Уэй Тлатоани в том роковом 1519 году.

Глава 3

«ЦАРИ» АЦТЕКОВ И ПРАВЯЩИЕ КЛАССЫ

Монтесума

У правителя ацтеков был титул – «Тот, кто говорит» (происходит от глагола тлатоа – «говорить»); и его выбирали. Так что Уильям Прескотт не был абсолютно не прав, когда назвал их форму правления «выборной монархией». Власть правителя не была абсолютной, как в перуанском теократическом государстве. Правитель ацтеков не заявлял о своих правах на страну, землю, людей, как это делал Инка. Теоретически у ацтеков была демократия. Каждая семья была членом земельной общины; несколько таких семей образовывали клан, а двадцать кланов составляли племя теночков. В каждом клане был свой совет и выбранный глава; самого старого, или самого мудрого, или самого опытного из глав кланов избирали в межклановый совет, который был связующим звеном между кланами и органом управления племенем. Этот совет сужался до четырех руководителей, которые были советниками главы государства, а также теми, кто выбирал «царя» (действующего; если искать подходящую аналогию, то их можно сравнить с выборщиками в Священной Римской империи), так как «цари» были таковыми не по праву первородства, а могли быть избраны тлатоани из братьев предыдущего правителя или, если у него их не было, из числа его племянников. Эти тлатоани были ключевыми фигурами в правительстве ацтеков; они избирали того «благородного» отпрыска, который, по их мнению, отличался своей храбростью, воинской доблестью и знаниями. Таким был Монтесума, «коронованный» в 1502 году. Есть его описание, которое производит самое глубокое впечатление, если его сравнивать с описаниями каких-либо других правителей любого из солнечных царств древней Америки.