Красная рябина - Анна Сергеевна Аксёнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут же сидел Витька с третьего этажа, слушал Никиту. Генка подошел.
— Едешь? — спросил Никита.
— Еду.
— Моих бы тоже надо куда-нибудь вывезти. — И тут же крикнул в песочницу: — Не бери руки в рот — глисты заведутся!
Щуря глаза, руки в карманы, подошел Костька:
— Поехали на Ягры, купнемся разок.
— Холодное еще море-то, — несмело отозвался Витька.
— Эх, вы! — Костька сплюнул и опустился на скамью. — Едешь? — спросил он у Генки.
— Еду.
— Ну ехай-ехай.
Помолчали.
— Махнем завтра в лес, — предложил Костька Никите. — Забирай своих пацанов, чего хорошего им в песке возиться.
— Деревьев бы у нас насадить, кустов, — мечтательно сказал Никита. — Вон в тридцать третьем доме… как парк все равно.
— Неплохо бы, — поддакнул Витька и вдруг испуганно покосился на Костьку: может быть, что не так ляпнул.
— Все население на озеленение! — фыркнул тот. — Ну-ка, Генка, принеси капроновую нитку.
— Зачем?
— Значит, надо. Змей запускать будем.
Капроновую нитку. А если самому понадобится? Да и мать не даст для Костьки.
— Нету капрона. Весь вышел.
— Жадина. — Костька посидел, подумал и вдруг больно ударил Генку по затылку.
— Ты что дерешься? — вскочил Генка.
— Беги мамочке пожалуйся.
— Хватит, ребята, что вы как маленькие, — примиряюще сказал Никита.
Костька встал.
— Сидите как приклеенные, смотреть противно. Так поедем завтра в лес? — спросил он опять Никиту.
— Поедем. Сегодня все приготовлю с вечера, утром пораньше и поедем.
— Пока.
Костька свистнул и куда-то умчался. На Генку больше не взглянул. А отец еще спрашивал, сколько у него друзей. С кем дружить-то?
Билетов отец не достал. Мать расстроилась и сама пошла к начальнику вокзала. Принесла два билета и торжествующе показала отцу.
— Вот. Все можно достать при желании.
— А что другие желающие сказали?
— А зачем я им буду докладывать? — вопросом на вопрос ответила мать.
— По-моему, если ничего плохого не делаешь, скрывать нечего.
— Ох, хватит! — Мать взялась за голову. — Как будто я для себя стараюсь. — Она посмотрела на Генку.
Конечно, мама для него старается. Всегда для него.
Не доезжая Орла, сошли на небольшой станции. Недалеко от нее жили мать и сестра отца. Генка не помнил ни бабушку, ни тетку: ему было пять лет, когда они вместе с отцом приехали сюда.
Вещи оставили на вокзале, а сами с маленьким чемоданчиком пешком направились в деревню. Узкая тропинка, бегущая в стороне от проселочной дороги, капризно изгибалась: то подымалась на пригорок, то сбегала в лощину, то подводила к дереву, у которого так и манило посидеть, послушать, как звенят кузнечики.
— Вон уже и деревня видна, — сказала мать.
— Где? — Генка видел впереди только кущу деревьев.
— В тополях спряталась. Домов там с десяток — не больше.
Скоро Генка услышал лай собаки, мелькнула среди деревьев белая рубаха или кофта. В самом деле — деревня.
Бабушка почему-то заплакала, утираясь концом головного платка, причитала:
— Большой какой Геночка стал. Маленький как колобочек был, а сейчас чего-то лядащенький.
— Возраст такой, — заметила мать. — Тянется. А Сима где?
— На ферме, где ж ей еще. Там все пропадает.
— Я немножко пройдусь, встречу ее. А то голова с дороги разболелась.
Мать ушла. А Генка сидел на лавке и не знал, куда деть руки-ноги от ласкового, внимательного взгляда бабушки.
— А чего ж это Федор не едет? — тихо спросила она у Генки.
— Папа? Он работает.
Бабушка засморкалась.
— Все работает, работает, и отдохнуть, поди, некогда.
— Нет, почему же, он только прошлый год отпуск не брал, а в этом году осенью будет отдыхать.
— Сюда не надумал приехать?
— Не знаю, — Генка пожал плечами, — может, и приедет.
Бабушка с грустью посмотрела на него:
— Совсем ты на Феденьку не похож.
Вот те раз, а все говорили, что он вылитый отец.
…Словно ветром распахнуло дверь. Мелькнула и замерла на пороге солнечная фигура. Горели волосы, платье, казалось — вот-вот вспыхнет, даже пальцы раскинутых рук светились, как раскаленные угли.
— Чего свет застишь! — прикрикнула бабушка.
Опустел залитый солнцем порожек. А перед Генкой стояла самая обыкновенная девушка. Белесые волосы, серые глаза и платье самое обыкновенное — желтое.
— Это кто ж — племянник мой? — пропел насмешливый голос.
Неужели это его тетка? Еще не хватало, называть «тетей» эту школьницу.
— А мамка где?
— Она… вас пошла искать.
— Это я-то «вас»? — и залилась смехом.
Генка тоже рассмеялся:
— Все-таки… тетя.
— А раз тетя, нечего зубы скалить. — И неожиданно протянула руку: — Сима.
— Геннадий, — оробело сказал Генка. Он чувствовал, что у него от смущения словно бы распухают уши. Он не мог понять, как себя вести с этой «тетей».
Бабушка гремела чугунками в печи.
— Есть скоро будем?
— Поспеешь.
Неизвестно зачем Сима подмигнула Генке и пошла через комнату. Генка следил за ней во все глаза. Вот она замешкалась у печи, и — раз! — словно невидимая сила сдунула ее. Сразу поскучнело в избе. Даже вроде потемнело. Куда она делась?
И тут под окном послышался шорох, громкий шепот позвал:
— Генка.
Генка привстал, увидел хитрющие глаза Симы.
— Иди сюда да соль тащи.
Генка вскочил, засуетился, полез в кошелку, где лежала дорожная соль…
Цепкая рука стянула его с крыльца, потащила к огородам.
Торчали из грядок аппетитные луковые стрелки, розовела, проглядывая из земли, морковь.
Они уселись прямо на землю, и Сима отогнула подол платья, где лежали золотистые, пропеченные картофелины.
«Так вот зачем соль», — понял Генка, Он стал чистить тонкую кожицу.
— Нежный какой, — презрительно сказала Сима и прямо с кожурой откусила полкартофелины. — Мытые небось.
Генка покраснел и сердито откусил тоже с кожурой. Картошка сразу рассыпалась во рту и оказалась такой вкусной, какой Генка в жизни не едал.
Сима надергала луку и протянула ему хрустящий пучок:
— Вкусно?
— Очень.
— То-то же. Тетя Сима знает, чем дите накормить.
Генка чуть не подавился. Он обиженно взглянул на Симу и увидел, что та как ни в чем не бывало уплетает лук, беззаботно посматривая по сторонам. Вся его обида улетучилась, и он тоже стал прислушиваться и присматриваться. Густой воздух пропах укропом и смородиной. Солнце горячими лучами ощупывало землю, кожу на лице и руках. В зарослях грядок деловито сновали муравьи. С треском раскрыла свои жесткие крылышки божья коровка.
— Хорошо тут у вас, — с неожиданным для себя чувством сказал Генка.
Сима встрепенулась:
— У вас, что ли, хуже?
— Ну, у нас… у нас город.
— А ты говоришь, — вздохнула Сима. — Кино, поди, есть.
— Кино есть, — подтвердил Генка. — Широкоэкранное. И театр есть.
— Расскажи.
— Чего рассказывать? Город как
