Вселенная Ехо. Том 2 - Макс Фрай

«Вершина военного искусства – управление врагом, – сказал себе я. – Бесстрашное коварство трикстера превыше прямодушной силы героя. Это как раз понятно. Понять бы еще, кто враг? Кем следует управлять?»

Боковым зрением я заметил мельтешение у противоположной стены. Развернувшись, увидел, что это – всего лишь мое отражение в зеркале.

– Ага, вот он, враг, – вслух сказал я, упиваясь нелепостью своего озарения.

Бросил книги, поднялся с пола, подошел к зеркалу и внимательно уставился на собственную физиономию.

Кажется, тихая сытая жизнь не пошла мне на пользу. Щеки изрядно округлились, это было заметно даже под многодневной щетиной; в линии рта появилась какая-то неприятная слабинка. Хуже всего дело обстояло с глазами: они стали серо-зелеными, как у сытого кота, и тусклыми, как у всякого довольного жизнью обывателя.

– У тебя глаза пожилого рантье, – презрительно сказал я собственному отражению. – Если так пойдет и дальше, они заплывут и станут поросячьими. Тебя это устраивает, дорогуша?

Мой разум был обескуражен открывшимся ему зрелищем. Мелькнула паническая мысль, своего рода попытка оправдаться перед собой: «Я добровольно стал мертвым, потому что оставаться живым – слишком больно».

Повинуясь внезапному, почти немотивированному порыву, я вышел из дома и отправился в «Салон». Альфа уже накрыла вымытые чашки крахмальной салфеткой, но еще не погасила свет и не заперла дверь, поэтому я решил, что мое вторжение будет не слишком бестактным.

– У меня только один вопрос, – сказал я в ответ на ее удивленный взгляд. – Ты ведь помнишь тот день, когда я впервые к тебе зашел, правда?

– Отлично помню, – кивнула она.

– Скажи, только честно: я с тех пор сильно изменился?

– Даже не знаю, – она пожала плечами. – Ну, наверное, с тех пор ты стал немножко занудой, но это вполне объяснимо.

– Занудой? – почти с удовольствием переспросил я. – И это все?

– Да, наверное. Ну, еще ты слегка растолстел, но в твоем случае это не скоро станет настоящей проблемой. Скорее никогда, чем когда-нибудь.

– Еще, – потребовал я. – Ты молчишь о самом главном, Альфа.

– А что ты хочешь услышать? – сердито спросила она. – Что ты перестал быть мне интересен? Что ты достал меня своей дурацкой манерой являться каждый день в одно и то же время? Что когда ты в очередной раз начинаешь пересказывать историю своих похождений, невозможно поверить, будто ты и есть тот самый веселый и бесстрашный мальчик, с которым ежедневно случались чудеса? Ты это хотел услышать? Ну вот, услышал. Впрочем, не бери в голову. То же самое я могу сказать любому из своих друзей. И собственному отражению в зеркале заодно.

Я слушал ее и чувствовал, что еще немного, и я могу расплакаться от обиды. Именно то, что требовалось.

За этим я к ней и шел, зная за собой давнюю слабость: я люблю нравиться, мое глупое сердечко жаждет восхищенных вздохов, а голова идет кругом после пары-тройки второсортных комплиментов. Я знал, что самый деликатный упрек из чужих уст встряхнет меня гораздо эффективнее, чем длительный сеанс самоедства. Что ж, мне повезло, умница Альфа наговорила мне гораздо больше неприятных вещей, чем я рассчитывал.

– Спасибо, – искренне сказал я. – Именно то, что надо. А теперь подскажи мне, где живет Сэм.

– Сэмюэль? – удивленно переспросила она. – Макс, он не скажет тебе ничего нового. Уверяю тебя, кроме клятвенных заверений в неизменной симпатии и вечной дружбе ты из него ничего не выколотишь.

– А он мне не для разговоров нужен, – усмехнулся я. – Ну будь человеком, дай адресок. Ты же все про всех знаешь.

Несколько секунд Альфа в замешательстве рассматривала меня, словно мы только что познакомились. Внезапно нахмурилась, кивнула и подробно объяснила мне, как найти дом Сэмюэля. Я обнял ее, бесцеремонно притянул к себе и звонко расцеловал в щеки, искренне удивляясь, почему никогда не пробовал сделать это прежде – отличное занятие!

Переступая порог кафе, я ощущал ее изумленный взгляд на своей спине. Взгляд был теплый, как солнечный зайчик. Мне хотелось плакать. Я знал, что больше никогда не увижу Альфу. Но и смеяться мне тоже хотелось, потому что я твердо решил, что больше никогда не увижу в зеркале сонные сытые глаза мертвого сэра Макса. Все что угодно, только не это.

Дом Сэмюэля я нашел почти сразу, Альфа очень толково мне все объяснила. Особая примета, красный флюгер на крыше, оказалась очень кстати: во-первых, дом видно издалека, а во-вторых, я не мучился напрасными сомнениями, когда стучал в дверь. В Тихом Городе дома не имеют номеров, а улицы – названий, поэтому риск попасть не по адресу чрезвычайно велик.

Сэм открыл мне не сразу. А когда открыл, я понял, что вытащил его из постели. Но отмахнулся от угрызений совести, слишком высоки были ставки.

– Сэмюэль, дружище, – торопливо сказал я, – об одном прошу: сначала выслушайте меня, а потом гоните, хорошо?

– Хорошо, – сонно согласился он. – Может быть, зайдете в дом? Зачем беседовать на пороге?

– Как вам будет угодно, – церемонно ответствовал я.

Зашел вслед за растерянным хозяином в гостиную. Бросил косой взгляд на зеркало. Глаза у моего отражения были ошалевшими, дикими, отчаянными, но уж никак не сонными. И то хлеб.

– Сэм, – решительно сказал я, утонув в глубоком плюшевом кресле. – Я бы ни за что не решился злоупотреблять вашим временем, но я в безвыходной ситуации. У меня в этом клятом городе только один знакомый бывший бешеный оборотень – вы. Укусите меня, пожалуйста, до крови, если вас это не слишком затруднит.

– Что-о-о? – изумленно протянул он и, кажется, начал просыпаться.

– Укусите меня, пожалуйста, – смиренно повторил я.

– Но зачем? – густые брови моего собеседника медленно ползли вверх. Потом его лицо прояснилось, и он с видимым облегчением спросил: – Это шутка, Макс? Немного некстати, но ничего, мне даже нравится.

– Это не шутка, – твердо сказал я. – Просто вы – мой единственный шанс. Мне позарез нужно взбеситься. Сойти с ума. Стать одержимым. Одной моей доброй воли для этого не хватит, я слишком распустился, обмяк, стал спокойным и благодушным. Магия тут не работает, в чем я неоднократно убеждался на практике. Но бешенство – не магия. Вдруг поможет? Иммунитета у меня точно нет. В Тихом Городе никто не умирает, верно? Значит, и я не умру, только съеду с катушек – именно то, что требуется.

– Зачем это вам? – спросил он. – Я имею в виду, зачем вам сходить с ума, Макс? Вы надеетесь, что это поможет вам покинуть Город? Я, как видите, все еще здесь.

– Вы – это вы, а я – это я. Впрочем, я ни на что не надеюсь. Но обязан попробовать.

Мой ответ его вполне удовлетворил. По крайней мере, Сэм кивнул, подошел поближе и без дополнительного предупреждения впился в мое предплечье удивительно острыми зубами. Это было очень больно («жить вообще больно», – напомнил я себе), но я рассмеялся от радости.

– Вы довольны? – вежливо спросил Сэмюэль, снова усаживаясь в кресло. – В таком случае я бы предпочел отправиться спать. Кстати, имейте в виду, если вам станет совсем скверно, я готов помочь практическим советом в любое время.

– Спасибо, – улыбнулся я. – Надеюсь, все обойдется. Я ухожу, Сэм. Доброй ночи. Заприте за мной дверь.

Вернувшись домой, я торжествующе уставился на собственное отражение в зеркале.

– Ну что, нашел я на тебя управу? – ехидно спросил я своего зазеркального двойника. – Вот то-то. Живи, скотина! Вой от тоски, рычи от боли, если сильно припечет, но живи.

Нечего и говорить, что жизнь моя с этого дня разительно переменилась. Я твердо решил удрать из Тихого Города. Зачем, куда и что я потом буду с собой делать – все эти вопросы не имели решительно никакого значения.

Откровенно говоря, меня просто напугала легкость, с какой я опустился, размяк, расслабился, превратился в зануду, по-стариковски разглагольствующего о своих былых подвигах. Я не раз слышал, что солдат, публично уличенный в трусости, нередко становится самым отчаянным героем – его подстегивает страстное желание доказать миру, что он не так уж безнадежен. Нечто в таком роде произошло и со мной.

После вышеописанного взрыва эмоций, завершившегося визитом к знакомому оборотню, я проснулся совершенно разбитым. Нервы были на взводе, разум панически метался между страхом и отчаянием, на сердце покоилось несколько дюжин Греттировых подымов[9], память услужливо подсовывала живописные картины прошлого, утраченного навсегда, а кровь стыла в жилах при воспоминании об укусе бешеного Сэма. Что ж, я мог поздравить себя с победой. Старый добрый сэр Макс, почивший было под толстым слоем теплого душевного ила, начал оживать – со всеми вытекающими последствиями.

Душевные муки я счел симптомом выздоровления. Теперь требовалось довести дело до конца. Я встал, принял душ, оделся и навсегда покинул дом, в котором мне так уютно жилось. Обстановка здесь явно не подходила для того, чтобы как следует сойти с ума. А именно этим я и собирался заняться.