Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

— Может, и так. Но стоит ли наживать себе новых врагов, князь?

— Одним больше, одним меньше… какая, в сущности, разница? — Я махнул рукой. — Сейчас уж точно не время опасаться толстосумов из Берна или Цюриха. Если я дожил до этого дня — значит, у Господа Бога на меня определенно имеются особые планы… Но ваше сиятельство, конечно же, не обязаны участвовать во всем этом.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли, друг мой, — недовольно отозвался Оболенский. — Я лишь хочу предостеречь вас, не более. Мой отец всегда был дружен с вашим дедушкой — и сам я готов поддержать герцогиню не только за столом переговоров. И мне не обязательно во всем соглашаться с вами, чтобы исполнить свой долг — до самого конца.

— Значит, вы?..

— Да, князь. — Оболенский рывком поднялся и сложил руки на груди. — Я пойду за вами в Страсбург. И хоть до самой Вены — если придется. Обратного пути у нас нет. Пусть мне не досталось вашего магического таланта — и я, и все российское посольство готовы лично принять участие…

— Благодарю вас, князь, — тихо проговорил я. — Ни требовать, ни даже просить о подобном я бы не посмел… И не стоит недооценивать себя. Ваш Дар для меня куда важнее сотни штыков. А в нужном месте и в нужное время — даже важнее тысячи.

— В таком случае, давайте же отправимся в это самое место, — улыбнулся Оболенский. — Я для этого, подозреваю, нам и понадобится ваш поезд, князь.

Обмен любезностями завершился. Слова Оболенского не только избавили меня от части сомнений, но и оставили внутри ощущение какой-то особенно приятной теплоты. Будто я на мгновение снова оказался в далекой России — там, где за одной только фамилией Горчаков стояла огромная сила. Власти, деда, Андрея Георгиевича. Капитала, преданных людей, родового Источника, расположения и доверия его величества императора Павла, дружбы Багратиона. Богдана, Ивана, Подольского…

Пожалуй, в каком-то смысле так оно и было. Оболенский привез с собой в Сен-Жорж крохотный кусочек России. Какую-никакую связь с императорским двором в Петербурге и возможность отправить весточку домой. Родную речь — но в первую очередь людей, которые на ней говорили. И какая разница, что их оказалось лишь чуть больше дюжины — включая водителей родом из эмигрантов.

Несколько Одаренных из России — как я сам говорил — в нужном месте будут стоить тысячи эльзасских штыков.

Не знаю, действительно ли мне удалось Оболенского… или заставить поверить в мою удачу и непобедимость хотя бы наполовину — спорить он больше явно не собирался. Да и едва ли собирался раньше. Мы проделали путь в полсотни километров уж точно не для того, чтобы сейчас развернуться и отправиться восвояси, позволив швейцарскому поезду спокойно добраться до конца маршрута.

— Готовьте людей, князь. — Я поднял ворот куртки и шагнул к рельсам. — Не стоит задерживаться здесь надолго.

Место мы нашли отличное — на равнине примерно в тридцати километрах к югу от Страсбурга. Железная дорога здесь шла через убранные и опустевшие поля, где грузовики и пару легковых надежно скрывали не деревья или холмы, а сама ночная темнота и расстояния. Ни души и ни домика во все стороны — только где-то чуть ли не у самого горизонта тускло сиял одинокий огонек. Избушка лесника или одинокая ферма — а может, и поместье какого-нибудь местного затворника, любителя засидеться с книгой чуть ли не до самого утра.

Такие не станут обращать внимания на свет фар колонны, неторопливо пробирающейся по раскатанной грунтовой дороге среди полей к железной полоске рельс. Да и немецкие разведчики вряд ли рискнут выбраться ночью так далеко за надежны и безопасные укрепления — но затягивать все равно не хотелось. Одного подозрительного взгляда и некстати оказавшегося под рукой телефона хватит, чтобы тщательно спланированная операция в Страсбурге закончилась, не начавшись.

Поезд приближался. Машинист уже наверняка заметил нас — не разглядеть машину с зажженными фарами и несколько фигур на рельсах было попросту невозможно. И все же прожектор с кабины локомотива лупил в глаза, приближался — а я пока не услышал даже гудка. Возможно, вся команда швейцарского товарняка получила строгое указание ни в коем случае не сбавлять ход до самого Страсбурга.

На мгновение даже мелькнула мысль, что мне вот-вот придется останавливать поезд магией — но, к счастью, обошлось: раздался дикий скрежет, и из-под колес локомотива во все стороны полетели искры. Стальная громадина весом в пару тысяч тонн все еще надвигалась, и все же с каждым метром все медленнее. Жан-Поль и Оболенский чуть отступили, а я почему-то так и стоял на рельсах рядом с машиной, впившись взглядом в темноту кабины, будто от меня или перепуганного машиниста еще что-то зависело.

— Осторожнее, князь! — крикнул Оболенский. — Кажется, он…

Нет — все-таки успел. Меня обдало жаром от перегревшихся стальных колес, наполненный паром из котлов поток воздуха сорвал с головы шляпу и забросил куда-то за спину, но махина локомотива остановилась, замерев всего в нескольких шагах передо мной. И прямо откуда-то из-под прожектора тут же раздалась ругань на уже привычном французском.

— Какого Дьявола, мсье?! — Разгневанный машинист высунулся из кабины чуть ли не по пояс. — Что вы себе?..

— Успокойтесь, — отозвался я. — Не стоит так верещать.

Площадка, проходящая вдоль гигантского цилиндрического тела локомотива, располагалась на высоте примерно человеческого роста над рельсами, и обычному человеку пришлось бы черт знает сколько возиться у лестнице, глотая валящий отовсюда пар, но меня подняться наверх, конечно же, не составило никакого труда. Призвав Дар, я позволил горячему воздуху подхватить меня и уже через мгновение махнул через поручни к железной дверце.

— Тихо, тихо, мсье. — Я без особых усилий впихнул машиниста обратно в кабину. — И не стоит хвататься за револьвер. Если начнется стрельба, даже я не смогу гарантировать безопасность вашим людям.

Крохотный швейцарец в серой форме оказался не робкого десятка, но и идиотом определенно не был: сразу сообразил, что простой смертный вряд ли смог бы так быстро оказаться в кабине — и уж тем более не стал бы лезть без оружия. Тощие пальцы, уже расстегнувшие было кобуру на поясе, сжались в кулак — а потом машинист и вовсе убрал руки на спину, чтобы ненароком меня не разозлить.

— Вы… вы не имеете права, мсье, — с неожиданной твердостью проговорил он. — Этот состав является собственностью кантона Люцерн, и я требую немедленно…

— Именем Изабель де Водемон, ее светлости герцогини Эльзасской и Лотарингской, поезд переходит под мое командование. — Я осторожно подтянул машиниста к двери. — Позвольте моим людям занять места в вагонах, и мы тут же продолжим путь. Экипаж поезда и собственность кантона не пострадают — в противном случае я лично обязуюсь компенсировать весь нанесенный ущерб, а также нести ответственность за любые возможные последствия.

— Это… солдаты, мсье? — Машинист забавно вытянул шею, вглядываясь в темноту. — Что вам нужно?

— Освободительная армия объединенных Эльзаса и Лотарингии, — отчеканил я. — Эти люди окажутся на центральном вокзале в Страсбурге сегодня в пять тридцать утра — с вашей помощью или без. Мне бы очень хотелось рассчитывать на вас, мсье…

— Мое имя вам совершенно ни к чему. — Швейцарец проводил мрачным взглядом ополченцев, которые уже вовсю сбивали замки с дверей и лезли в грузовые вагоны. — Но, полагаю, у нас нет выбора… Вы желаете, чтобы я сдал оружие?

— Пожалуй. — Я протянул руку. — Мне пули едва ли смогут навредить, и все же наличие револьвера может подтолкнуть вас… скажем так, к необдуманным действиям. А я не желаю, чтобы хоть кто-то из ваших людей пострадал… Вы ведь все из Швейцарии, верно?

— Да.

Губы машиниста сложились в узкую полосочку. Он явно не был настроен продолжать беседу со мной — но выбора я ему не оставил.

— Тем лучше. Ваша страна и кантон Люцерн не воют на стороне германского Рейха. И вы нисколько не обязаны рисковать собой и своим поездом, чтобы помешать нам проникнуть в центр Страсбурга. — Я нагнулся к машинисту и продолжил чуть тише: — Более того — этим вы только навредите… всем. Главнейшей целью этой операции является сохранение жизней и солдат, и уж тем более простых жителей. Мсье, позвольте мне завершить начатое без лишнего шума — и обещаю, ваш состав вернется домой уже завтра.