Империум человечества: Омнибус - Джонатан Грин

Уличное правосудие арбитраторов строилось на жестком контроле и быстром воздаянии, но длительная и медленная работа судей концентрировалась на том, чтобы исполнялись все законы вплоть до самой незначительной буквы самого малого из них, как повелели Высшие Лорды во имя Императора. Каждый арбитр знал, как выглядят огромные лагеря, простирающиеся у врат крепостей-участков, где просители жили месяцами, а то и годами, пока судья этой крепости или другого, отдаленного мира, не разрешит их дело. Некоторые затягивались на десятилетия, пока приходили списки прецедентов и истории дел с тысяч иных миров, чтобы удостовериться, что вердикт твердо стоит на опоре Имперского Закона. Кальпурния даже слышала о судьях и адвокатах, которые уходили в отставку, передавая дело новым Арбитрес, так что следующее поколение могло продолжить прения, когда их инициаторы уже умерли. Простой смертности было недостаточно, чтобы затормозить махину имперского правосудия.

Будь у Экклезиархии более прочные основания, Кальпурния их бы выслушала. Идея того, что можно обойти имеющий силу закон ради собственного удобства, вызвала бы у нее отвращение, если бы она хоть на миг над ней задумалась. Но после того, как Симову отправили обратно в Собор, он прислал вестника с письменной копией своего требования, которая попала в кабинет Кальпурнии, а затем — в громадные комплексы второго бастиона Стены, к архивариусам и лекс-савантам. Просмотрев ее, Кальпурния пришла к выводу, что никаких оснований нет, и каждая новая проверка савантов и судей только укрепляла это мнение.

Это помогло ей чувствовать себя лучше после того, как она их обманула и ускользнула на Галату, чтобы устроить слушание там. Но не настолько лучше, чтобы не тратить время, которое по-хорошему следовало бы употребить на просмотры последних рапортов ее аналитиков, на требование Симовы, постоянно повторяя про себя эту пословицу о Жиллимане.

На какой-то миг она задалась вопросом, что за силуэт затемняет ее зрение слева, но потом, к стыду своему, поняла, что это ее рука, которая незаметно для нее поднялась, чтобы провести ногтем по шрамам на лбу. Кальпурния опустила руку и почувствовала дергающую боль в плече — она совсем забыла об упражнениях, которые надо было делать, чтобы восстановить подвижность.

— Мэм, еще одно сообщение, а потом я пойду проверять протоколы безопасности доков, как вы просили. Это ответ от генетора-магоса Санджи. Начинается с тех же формальностей, что и предыдущий, и…

— Поверю тебе на слово насчет формулировок и формальностей. Есть там что-то, что мы хотели узнать?

— Нет. Кроме того, он довольно четко дает понять, что не будет писать об этом. Повторяет то же, что сказал после получения первого образца крови. Из-за обстоятельств, которые он не может раскрыть, Машина Гелиспекс не может произвести необходимые процессы, при этом клятвы и обязанности, связанные с его положением, не дают ему объяснить, почему. Он также говорит, что имеет возможность предложить некую компенсацию от храма и желает встретиться с вами, чтобы ее обсудить, но не ранее, чем через десять дней после отправки этого сообщения, которое было послано примерно час назад.

— Он как-нибудь объясняет, почему Гелиспекс недоступен впервые за тысячи лет?

— Нет, мэм.

— Есть объяснение, что случилось с образцом крови того преемника, который прибыл с флотилией?

— Нет, мэм.

— Какие-то намеки, что должно произойти со вторым образцом крови от Варрона Фракса, который, судя по всему, прибывает на дромоне от Верхних Тетраджинских ворот?

— Никаких намеков.

— И я полагаю, что мне даже не нужно спрашивать, что он говорит насчет техножреца флотилии, который как вошел в его храм с кровью наследника, так больше его никто и не видел?

— Именно так, мэм, не нужно.

— Как ты думаешь, Куланн, что случилось?

— Не могу сказать, мэм, я все время был с вами.

— Я вообще-то серьезно, — сказала она, глядя на него зелеными глазами. — Мне интересно это услышать. Мне хочется знать, как работают умы моих коллег. Давай.

— Что-то произошло, мэм.

— И?

— Механикус ревностно хранят свою приватность и соблюдают таинственность. Если что-то случилось с Гелиспексом, то ни один из них ни за что не выйдет и не скажет об этом, причем даже многим членам собственного ордена, ведь это бросит тень на Санджу как на хранителя машины. Я не думаю, что это из-за той поездки на Трайлан. Он беспокоился насчет эффекта, который произведет на Гелиспекс путешествие и пребывание на неосвященной земле, но, скорее всего, сама машина так и не покинула Босфорский улей. Я полагаю, что-то произошло после того, как тот вернулся. Может быть, это связано с шестеренком — извините, мэм — техножрецом из флотилии, который его навестил. Если только он не покинул храм каким-то неизвестным нам способом.

— У нас довольно хорошее представление о том, что происходит в большей части Августеума, Куланн, так что я абсолютно уверена, что единственный выход из того святилища — это его главные двери. Что до меня, то я думаю, что Диобанн мертв, либо потому, что он как-то связан с недоступностью Гелиспекса, либо потому, что он что-то не то узнал и другие адепты его из-за этого убили. Я достаточно хорошо отношусь к генетору-магосу Сандже, но не питаю никаких иллюзий насчет того, на что он способен, если по-настоящему разозлится. Я тебе рассказывала про ячейку Механикус, с которой мы имели дело на Дон-Круа?

— Нет, мэм. Но ваши соображения насчет того, что случилось с Диобанном, совпадают с моими.

— Правда? Тогда тебе так и надо было сказать, Куланн. Очень важно соблюдать откровенность между арбитром-сеньорис и его помощниками. Я должна быть уверена, что слышу все мысли, которые появляются у тебя в голове.

— Да, мэм, — сказал Куланн, вытянувшись в струнку так, что спина задрожала от гордости.

— Отлично. Теперь иди проверять протоколы. Очевидно, между нами и Санто Певрельи сейчас страшные варп-бури, которые задерживают корабль преемника. Другого, в смысле. Но пока что мне придется сообщать эмиссару Варрона Фракса, что сосуд с его кровью, который он привез через эти бури, теперь фактически бесполезен. Уверена, он будет рад это услышать. Судя по всему, на пути сюда сейчас творится такое, что и злейшему врагу не пожелаешь.

Глава одиннадцатая

— Вы останетесь здесь, — сказала Домаса Дорел. — Черрик, загороди ему путь.

Она бы сама это сделала, но из-за адского шторма, бушующего за обшивкой, она тратила слишком много сил на то, чтобы не падать и сохранять свои мысли в целостности. На ее виски сильно давило, как при мигрени, и вспышки энергии на поле Геллера отражались в ее варп-оке, как красный свет, видимый сквозь закрытые веки. Она прислонилась спиной к гладкой металлической стене жилой палубы.

— Нет, мэм, — сказал Черрик.

Сначала Домаса не поверила в то, что услышала, а потом вспыхнула гневом, и от этого, в совокупности с уже накопившимися эмоциями, у нее закружилась голова.

— Весь доступный боеспособный экипаж должен начать охоту на эту тварь, — продолжил он. — Это одно из самых старых правил поведения на борту корабля.

Говоря, Черрик глядел на короткоствольные лазганы в руках Варрона и Рики, и его слова подчеркивали сирены, гудящие в коридорах вокруг.

— И вы не прикажете мне не подчиниться этому правилу, мадам Дорел, — вставил Варрон. Позади него собрался небольшой отряд бойцов «Ганн-Люктиса», которые тихо переговаривались и переглядывались друг с другом. — Я оставил сына в руках у своей жены восемью палубами выше. Уж поверьте, я бы предпочел быть с ними, чем здесь. Но Черрик прав, это наша обязанность.

— Вы — наследник, — сказала Домаса, но не очень воодушевленно. Ей не хватало энергии. — Если что-то с вами случится, считайте, вся цель путешествия пошла прахом. Как вам такое?

Мимо простучала сапогами дюжина рядовых матросов с побелевшими лицами, хриплыми голосами повторяя молитву, которую запевал их предводитель. Они направились вниз по рампе за спиной Варрона. В основном они были вооружены корабельными инструментами: кислородными горелками, тяжелыми разводными ключами или рукоятями от других инструментов, механическими пилами на тяжелых опорах, закрепленных на предплечьях. Какой бы толк от всего этого не был.

— Это обязанность, — повторил Варрон. Он был бледен от страха, но в его голосе не было ничего, что бы говорило об этом. — Вот и все. Теперь, если вы идете с нами, Домаса, то позвольте кому-нибудь вам помочь. В ином случае мы сопроводим вас в какое-нибудь безопасное место.

— Сейчас нигде не безопасно, — ответила она, и, словно нарочно, все вокруг содрогнулось. Варп-поток болтал корабль так сильно и быстро, что гравитационные пластины в палубе не всегда могли это компенсировать. Дрожь грохотом отдалась в затемненных помещениях вокруг них, и там, где они стояли — на пересечении четырех главных широких коридоров пятой палубы — это прозвучало словно приглушенный гром, исходящий из тьмы со всех сторон одновременно.