Дитя Ковчега - Лиз Дженсен

Все остальное – отдельная история.

Но сейчас, сегодня, еще только предыстория, и Эбби стоит в рамке – начальный кадр репетиции.

– Здравствуйте. Конечно, легко впасть в панику, размышляя, как приготовить овощной бульон, – начинает она. – Но помните: секрет успеха – все делать шаг за шагом.

Бульон – хорошая метафора для ее жизни, думает Эбби, пробегая по списку ингредиентов для удобства воображаемого зрителя, который сидит дома: множество разных интересных кусочков, крутящихся в семейном котле. Как гены, передающиеся через поколения, одни ингредиенты всплывают чаще, другие оседают на дне. Однажды вечером она, Норман и Императрица смотрели программу «Смерть нации»: без сомнения, причина вымирания британцев кроется в ДНК. Плохие мысли, хорошие мысли. Черты по линии Нормана, черты по ее линии. Возьмем Роз и Бланш: рыжие волосы – определенно наследственность Болоттсов. А ловкие руки – наверняка со стороны Нормана? Ноги Биттсов, бедняжки, и удлиненный копчик – впрочем, не настолько, как у бабушки, и это в те дни, когда его оперировали, только если мешал ходить. Излишняя растительность – опять же по линии Биттсов; к счастью, косметическая индустрия здесь настоящий козырь. Эбби и сама уродилась слегка волосатой, но благослови Господь горячий воск! При таком количестве ингредиентов в генетическом котле, в котле мыслей и воспоминаний, проблема в том, что всегда имеется парочка менее аппетитных, чем остальные, и парочка настолько отвратительных, что заставляешь себя глотать не глядя.

– А теперь лучший друг повара – разделочная доска, – радостно говорит Эбби, улыбаясь в воображаемую Камеру Два. – Как видите, я использую традиционный деревянный вариант. Впрочем, если вы беспокоитесь о кухонной гигиене, пластик, честно признаться, лучше. Хороший острый нож, – (она поднимает его к воображаемой Камере Один, чтобы он блеснул на свету), – и можно приступать.

Сериал закончился, и Опиумная Императрица ошеломленно рассматривает Эбби. Отмечает ее страстность, изматывающую целеустремленность и слегка заячьи зубы. И думает.

– Вы напоминаете мне мою дочь, – внезапно произносит она. Эбби в шоке поднимает взгляд на непрозрачное привидение, взгромоздившееся на сушку. – Мы, случайно, не можем состоять в родстве?

Снаружи небо веселого кобальтового цвета, а деревья – боксерская груша дикого, безрассудного ветра. Пока Эбби репетировала, Роз и Бланш вернулись из Ханчберга на экспрессе, а теперь целенаправленно топают в кроссовках на резиновых подошвах по Кропи-стрит, мимо огромного рекламного щита «Люкозейд», по переулку, декорированному собачьим дерьмом и старыми банками из-под колы; протискиваются через ржавый турникет и шагают мимо большой вывески ПРОДАЕТСЯ на кладбище церкви Святого Николаса. На надгробии сидит кучка подростков – близняшки узнают среди них Клинтона Биттса, Камерона Малви и Джейда Йарбла, заядлых прогульщиков уроков домоводства Эбби. Ребята курят, пиная высокую траву и крапиву. Рядом, возле могильных плит ошивается древняя овца Лорда Главного Судьи – самоуправляемый пылесос «Гувер», губы-шланг дергаются, тянутся к самым сочным одуванчикам: новая духовная управа, дабы утвердить зеленый мандат, постановила не приобретать новую церковную газонокосилку, а вместо этого уговорила Рона Харкурта сдать внаем овцу из стада – пастись. Роз и Бланш гладят животину. Затем кивают детям, вспоминая, как сами приходили сюда, кося от школы. История повторяется, думают они, пробираясь мимо искрошенных надгробий.

– Смотри! – восклицает Роз, показывая на могилу, из которой непристойно расползлась во все стороны растительность с желтыми цветочками.

– Фу-у, – откликается Бланш. – Жуть.

– Это тыква. – Из-за плиты выходит длинноволосый непримечательный мужчина. – Я про нее читал. Знаменита своей приспособляемостью. Плоды повторяются каждые четыре поколения. Первый год зеленые, второй желтые, затем оранжевые, затем лиловые, потом снова зеленые. Забавно, да? Пути Господни неисповедимы. Я Джош – помните?

– Привет, Джош, – здороваются девушки.

Они помнят. Он помогает организовывать мероприятия типа Фестиваля Чертополоха. Девушки видели его во Дворе Состязания по Питию Эля, и они с отцом по очереди ведут Вечера Караоке в культурно-спортивном центре. И не этот ли парень устраивает постыдное кабаре для Ассоциации Птицелюбов? Точно: викарий.

– Мы бы хотели взглянуть на старые церковные записи – для генеалогического модуля, – говорит Роз, осторожно ступая меж усиков тыквы. У основания каждого желтого цветка уже набухает странного вида лиловатый плод.

– Посмотреть, кто на ком женился по маминой линии, – добавляет Бланш. – А затем составить диаграмму. В Штатах все помешались на фамильных древах. Мы хотим открыть дело.

– Службу, вроде «мы проследим ваши корни», – уточняет Роз.

– Да, денег куча, – прибавляет Бланш.

– Э? Ладно, идите за мной, – решает Джош. Они ступают в полумрак, где через секунду вырисовываются силуэты потертых скамей. На полу посреди прохода стоит ведро побелки. – Пытаюсь избавиться от отметок уровня воды, – поясняет Джош. – Остались еще с Великого наводнения 1858-го, но сейчас мы продаем церковь, и агенты по недвижимости хотят, чтобы она выглядела презентабельно.

– Значит, скоро продадите?

– Надеюсь. Уже приценивались из франшизы «Макдоналдса». В этом есть финансовый смысл; мы не способны конкурировать со спутниковыми богослужениями. А лично я подамся в Штаты.

Что ж, думают двойняшки. Еще один мудак себя экспортирует.

– Лучше поторопиться, – советует Роз, – до ограничения эмиграции.

– Духовенство исключение. Пойду на магистра теологии в Луизиане, на родине арбуза.

– Так где метрическая книга?

– Вон там, – отвечает Джош. И вдруг, вдохновенно: – Десять евро, и она ваша.

Роз и Бланш переглядываются.

– Давай посмотрим, – предлагает Роз.

Они бредут в канцелярию и изучают книгу – старую, толстую и выцветшую, со странными вздувшимися страницами.

– Еще одна жертва наводнения, – объясняет Джош. – Теперь мы, конечно, все записываем на диск и отсылаем в архив для Государственной службы статистики.

Девушки листают потрепанные страницы. На Многие попали чернила, и записи не читаются.

– Лежалый товар, – сетует Роз.

– Такова уж история, – улыбается Джош. – Ничего не поделаешь. – Он уже предвкушает трехлетний курс о сотворении мира.[80]

– Пять евро, и по рукам, – предлагает Роз.

Сошлись на семи с половиной.

– Ничего, если я его приглашу на барбекю? – спрашивает Норман, высовывая голову из-за двери в кухню.

– Кого пригласишь? – переспрашивает Эбби.

– Нового ветеринара. Его зовут Сам. Сам де Бавиль.

– О-о, француз? – с надеждой роняет Эбби, откладывая воображаемое телеоборудование. Она сможет потренировать сослагательное наклонение.

– По мне, так англичанин чистой воды, – отвечает Норман.

– Ну ладно. Скоро выясним. Пригласи его в субботу – не в эту, в следующую, – решает Эбби.

– И кто придет в следующую субботу? – восклицают Роз и Бланш, захлопывая входную дверь. – Надеемся, не зануда.

– А, Близнецы-Сорванцы вернулись, – кивает Норман.

– Новый ветеринар, – поясняет Эбби. – Приятный мужчина, по словам отца.

Близняшки переглядываются весело и презрительно.

– Возраст? – спрашивают они хором.

– О, от молодого к среднему. Сказал, что родился в день смерти Элвиса Пресли, так что считайте сами. Ездит на «ауди-нюанс». Точнее не скажешь.

Роз и Бланш снова переглядываются, на этот раз оптимистичнее.

– Еще не решили, как будете зарабатывать на жизнь? – интересуется Норман. – Простите, что поднимаю вопрос, но после Банка Яйцеклеток сейчас все носятся с проблемой пенсий. Слово на «П», как теперь выражаются. Мы с матерью – не единственные родители, ломающие голову, на что вы будете жить, когда мы окажемся под шестью футами земли.

– Мы собираемся получить Премию, родив ребенка! – объявляет Роз. – Вот наше слово на «П»!

Норман и Эбби смотрят друг на друга – дескать, помоги нам, Господи; они тоже слышали о премии по новостям.

– Вместе с двадцатью миллионами других охотников за головами, – вздыхает Норман в расстройстве. Эта премия – огромная ошибка правительства, тут Норман с Эбби согласны. Премия лишь зажжет надежду, а в результате – только лихорадочное спаривание, распространение венерических заболеваний и разбитые юные сердца.

– А вы не думали о чем-нибудь попрактичнее? – вздыхает Эбби. – Так, на случай, если не станете первыми девушками в Великобритании, забеременевшими после Миллениума естественным путем?

– Вообще-то да, – бросает Роз. – Мы будем изучать семейное древо Ядров.

Они с сестрой сваливают на стол в коридоре сумочки и помятый пакет. Наружу сыплются ключи, пачки сигарет и жвачка.