Золотой Демон - Александр Бушков

Самолетов, с лицом злым и азартным, достал револьвер, но тут же, что-то для себя прикинув, спрятал. Поручик его понял: «смит-вессон» убойно бил шагов на триста, а до колокольни не менее пятисот, и пытаться нечего. То ли винтовка у засевшего там стрелка, то ли солидный медвежий штуцер…

— Отец Игнат с колокольни садит… — сообщил, стоя на корточках, Аверьян Лукич. — Некому больше. Он там набат бил… Я, говорит, за колдуном вашим не пойду, поскольку богопротивно, но если что, пули святой водой помажу и канонаду устрою…

— Воинствующая церковь в чистом наглядном виде… — фыркнул Самолетов. — Надо, господа, что-то предпринимать, а? Ведь не пустит в деревню, крестоносец…

Выстрел. Заржал, забился, приседая на задние ноги, задетый пулей коренник моховской упряжки. Еще одна пуля бесполезно взрыла снег.

— Парламентера выслать? — вслух предположил Савельев.

Самолетов мрачно отозвался: — В лоб засадит парламентеру, и пропадет человек ни За что…

— Может, отца Панкрата? Как-никак собратья по роду занятий…

— Рискованно… Один бог ведает, что им там наболтал этот… Но сдается мне, что верить он никому не намерен. Вы бы на его месте верили? Вот то-то…

— Андрей Никанорыч, голубчик! — плачущим голосом воскликнул Мохов. — А если казачков позвать? Устроить вылазку всеми наличными военными силами… Ведь не пустит он нас…

Позин сощурившись разглядывал снежную равнину, ближайшие дома, далекую колокольню, откуда время от времени выметывался пороховой дым.

— Никак невозможно, — сказал он со спокойной рассудительностью опытного человека. — Случалось похожее на Кавказе, да-с… Чуть ли не полверсты пустого пространства, все у него будут как на ладони, а ружьишко, судя по всему, там серьезное… Не дамская забава с бекасинником… Прикладисто бьет. Так что столь малым количеством не дойдем-с, там и ляжем. Разве что послать не менее пары взводов, тогда всех перестрелять не успеет… но откуда у нас? И обойти его никак, повсюду открытые места да вдобавок снега по колено…

Выстрел. Правая пристяжная возка с провизией рухнула в снег, сраженная в голову наповал…

— И уходить нельзя, — сказал Самолетов. — Я так полагаю, будет с той же ажитацией палить по проходящим…

— Будет… — печально поддакнул Аверьян Лукич. — Большого упрямства и решимости человек…

— Попробуйте покричать, что ли, — сказал Самолетов. — Вы ему как-никак земляком приходитесь… Выйдите и…

— Не пойду, и не пихайте! — отрезал Аверьян Лукич. — Я его давненько знаю — кремень… Подстрелит, как пить дать…

— Смотрите!

Огромный золотистый нетопырь снижался, держа путь прямехонько на колокольню. Исполненный той же хищной грациозности, поневоле заставлявшей любоваться, он изогнул правое крыло, бесшумно, плавно скользил над избами… На колокольне торопливо застучали выстрелы, судя по всему, направленные в нападающего, — но вряд ли они способны причинить этой твари хоть малейший вред, даже если пули и впрямь помазаны лампадным маслом или святой водой…

Золотое облако, с неуловимой для глаза быстротой, меняя форму, окутало колоколенку, проникло внутрь звонницы, заполнило ее золотистым густым туманом… Выстрелы смолкли. Через короткое время туман метнулся вверх, вновь приобретая вид огромного нетопыря, описывавшего круги высоко в небе.

Мохов перекрестился. Самолетов произнес без выражения:

— Я так думаю, кончено там все…

«А почему мы, собственно, решили, что оно нам враждебно? — подумал поручик растерянно. — Изничтожило Парочку ямщиков… а там и перестало… никто из путешественников не пострадал, разве что золота лишились, да и то не всего… Сны, правда, дурацкие и тягостные насылает регулярно… но ведь это только сны, материя неощутимая и реального вреда не приносящая? А вдруг и обойдется?»

Он презирал себя за эти мысли — скорее всего, он не правду пытался угадать, а попросту убаюкивал себя успокоительными эгоистичными догадками… Но вдруг и обойдется? Прямой враждебности как-то не замечается который день… А Кызласовы сказки и есть сказки, мало ли какие байки сочинили неграмотные шантарские татары, дикие и примитивные дети природы…

— Пойдемте? — предложил Самолетов.

Никто не двинулся с места. Тогда купец решительно выпрямился, обошел возок, остановился перед ним на открытом, отлично простреливаемом с колокольни месте, замахал руками над головой, закричал:

— Эгей, вояка!

Лицо у него оставалось напряженным, отчаянным. Стояла тишина. Сделав над собой нешуточное усилие, поручик присоединился к Самолетову — и вновь никто по ним не стал стрелять.

Тогда только из-за возка осторожно выбрались остальные. Показались ямщики ближайших возков, под них и нырнувшие с первыми выстрелами. Раненая лошадь по-прежнему кричала и билась на снегу. Самолетов, зло кривясь, шагнул к ней. Грохнул «смит-вессон», и жалобное ржание оборвалось.

— Вот так… — покривился Самолетов, убирая револьвер. — Ну что, делом займемся? Аверьян Лукич, пошли. Вразуми своих ребят, чтобы выползли из-за печек и — за дело… Да за фельдшером надо послать, а то эти дураки кровью чего доброго изойдут. Живенько!

— Исправника бы развязать… — вздохнул Аверьян Лукич.

— Он что здесь? И связан? — насторожился жандарм.

— Заночевал у нас, не ехать же на ночь глядя без особой необходимости… Когда началась замятия, он было порывался пресекать, казаками грозил, как давеча ваша милость, в ухо залезал тому и этому, за саблю хватался… Ну его и повязали… У Демидки в избе лежит…

— Пойдемте, — сказал ротмистр, мимолетно касаясь кобуры. — Поручик, не составите ли компанию? У вас есть оружие, мало ли что эти перепуганные насмерть космачи выкинут…

Поручик нехотя кивнул и зашагал рядом. Остальные потянулись следом. Увечные заворочались, кто-то прохрипел вслед:

— Христом Богом… Фершала покличьте…

— Покличем, — бросил Самолетов, не оборачиваясь. Аверьян Лукич откровенно суетился — забегал вперед, заглядывал в глаза, искательно улыбался:

— Во-он та изба, где розвальни с расписным задком во дворе стоят… Демидка, я так полагаю, в одиночку не рискнет власти противиться, в запечье, поди, со страху забился, как таракан. Ну, что поделать, коли стряслась такая история, народишко малость одурел со страху…

Ротмистр, вырвав револьвер из кобуры, распахнул калитку. В углу двора залился яростным лаем здоровенный пестрый кобель, вставал за задние лапы, хрипел, надежно удерживаемый прочной цепью. Не обращая на него внимания, ротмистр поднялся на крыльцо, оглянулся:

— Оружие выньте, поручик, мало ли…

И распахнул дверь, вошел внутрь, не колеблясь. Держа револьвер на изготовку, поручик ввалился следом. Обширная чистая горница с русской печью в углу, устланный самоткаными толстыми половиками скобленый пол…

Исправник, крупный чернявый мужчина, лежал возле лавки, связанный по рукам и ногам на аккуратно расстеленной дохе. Волосы у него были растрепаны, глаз подбит, оторванный погон свешивался с правого плеча. Увидев вошедших, их мундиры, он облегченно вздохнул, выпустил длинную матерную тираду. Хозяев по-прежнему не видно и не слышно, словно исчезли неведомо куда — может, схоронились в хлеву или в других надворных постройках…

— Поглядывайте, — настороженно бросил поручику ротмистр.

Убрал револьвер, присел на корточки и достал складной ножик. Исправник прокряхтел:

— Не извольте беспокоиться. Хозяин с семейством затаились где-то на дворе, туземцы бессмысленные…

Гостеприимство Ротмистр быстренько освободил его от пут. Поднявшись на ноги, исправник помахал затекшими руками, разгоняя кровь, конфузливо усмехнулся:

— Вот такие пертурбации, изволите-с видеть… Спутали, как курицу в базарный день… Ничего, голубчиков я запомнил всех до одного, розог еще отведают… Как вам с ними удалось сладить? Они, аспиды, всей толпой намеревались вам преграждать дорогу, ружья собрали…

— Удалось вот… — ответил ротмистр уклончиво. Выходя за ними во двор, исправник, явно ощущая конфуз за свое пленение, преувеличенно громко восклицал:

— Не было возможности с ними ничего поделать. Навалилось человек с полсотни, где уж тут… Вот что я в первую очередь произведу: немедленно посажу под замок Корнеича, чтобы в другой раз не изображал пророка и духовидца… Давненько я до него добирался, да случая не было… С волхвованием со своим надоел…

— Скончался ваш Корнеич, — сухо ответил ротмистр.

— Да-а? Ну, одной заботой меньше…

Исправник все пытался приладить на место сорванный погон, но тот повисал на одной пуговице.

— Вы себе только вообразите, господа! — сказал он с той же наигранной бодростью. — Покойничек, чтоб его черти в аду ворошили, стал втемяшивать мужикам, что в обозе с вами едет некая нечистая сила наподобие Черта или демона, каковая всех и погубит до единого…