Миражи мегаполиса - Диана Рэйдо

Эми была бы рада ответить, но ей было нечем… Диалог, как правило, предполагает включение обеих сторон.

Эми валялась на разбросанных ярких подушках, цвет которых поглощала обступившая все темнота. Поздний вечер, тишина вокруг…

И вдруг наступает понимание того, что ее бесцельное валяние в темноте под одеялом не принесет никаких плодов. Она ведь все равно не в состоянии до конца оценить случившееся. Только сама жизнь впоследствии расставит события по местам, тогда станет немного понятней, для чего это было нужно.

Сейчас Эми твердо знала только одно: она купилась на разноцветный стеклярус, на фальшивку. И хотя та довольно быстро обнаружила свою сущность, погружение в иллюзию оказалось болезненным. Эми приняла горсть цветных стекляшек за драгоценные камни.

Но она, черт подери, ни о чем не жалела! Собственный жизненный опыт не продашь и не подаришь другому человеку, но он важен для нее самой, вот что главное.

Эми встала и зажгла в комнате яркий свет. Ее взгляд упал на заброшенный мольберт. Эми уже давно стащила его с антресолей, планируя хоть немного порисовать на природе. Когда-то ей неплохо удавалось это занятие. Вытащила, а потом, закрутившись, напрочь забыла о том, что приносило ей пусть небольшую, но чистую радость творчества, когда через пальцы свойственными только ей движениями, индивидуальными штрихами на бумаге начинает проявляться что-то, чем уже можно поделиться с другими…

И Эми начала рисовать, выплескивая в пространство, ограниченное контурами белоснежного листа, все, что жило и бушевало внутри. Хаос ее мыслей рождал чудовищ – на мольберте преобладали черные, багровые, лиловые и грязно-зеленые цвета. Водовороты, цунами, смерчи, тайфуны, беспорядочные нагромождения пирамид оседали бесформенными пятнами на бумаге. Так Эми прописывала всю причудливость своих ощущений на белоснежной поверхности ватмана.

Постепенно, однако, она начала замечать, что грязные тона исчезают с мольберта, цвета смягчаются и светлеют. Штрихи меняются – от стремительных и резких переходят к более плавным и тонким линиям.

Вот набор ярких красок на палитре сменяется пастельной гаммой, и она прописывает легкие, едва обозначенные движения светлыми и нежными цветами. Словно Эми мыла дочерна закопченное, до невозможности грязное окно и потоки черно-бурой жижи стремительно стекали по нему. Но по мере отмывания вода светлела, вид из окна прояснялся, и, наконец, наступил момент, когда по стеклу начали сбегать лишь прозрачные капли.

Очередной лист бумаги на мольберте остался нетронутым, рука не поднималась, кисть не шла… Прикасаться к краскам, наносить их на бумагу больше не хотелось. Предыдущий лист был чуть тронут голубым и бежевым. Чистые, едва обозначенные, нежные тона. Рука не шла. Новый лист остался белым.

Эми упала на пол рядом с мольбертом и проспала шестнадцать часов подряд…

Ее разбудил настойчивый звонок в дверь.

Сперва она не могла понять, почему вообще проснулась. Потом попыталась нашарить мобильный – может, звук исходит от него? После этого проснулась окончательно, и до сознания дошло, что звонят в дверь. Пришлось подниматься и идти открывать.

На пороге стоял Роланд. Эми почему-то даже не удивилась.

– Привет, – робко произнес он.

– И тебе привет. Проходи, что ли, – предложила она.

Роланд смущенно переступил через порог.

– Я беспокоился. На звонки ты не отвечала, а узнавать через Мей, что с тобой, было бы верхом неприличия в медовый месяц. Слушай, на кого ты похожа?

– А в чем дело? Ты не очень-то любезен.

– Бледная, растрепанная…

– Еще что-нибудь? – уточнила она.

– Это, пожалуй, основное. Ты чем вообще занималась все это время?

– Чем? – Эми задумалась. – Лежала, думала, иногда спала, время от времени пыталась разыскать на кухне сок.

– Успешно? – заинтересовался Роланд.

– Поначалу – да, а потом мне как-то перестало везти с добычей. Еще рисовала.

– Можно посмотреть?

– Да там, собственно, и не на что. – Эми пожала плечами. – Получилось не то, что обычно предназначается окружающим для просмотра.

Роланд улыбнулся.

– Жаль, мне было бы интересно посмотреть.

– Если хочешь, то могу тебя нарисовать, – неожиданно для себя предложила Эми. – Вот и посмотришь.

– Договорились. Так и сделаем. Но сначала ты отправишься в душ и будешь находиться там до тех пор, пока румянец на щеках не появится. А я пойду и поищу сок в ваших окрестностях. Может быть, мне больше повезет на охоте, чем тебе. Какой предпочитаешь?

– Да мне все равно.

– Понятно. Принесу, что понравится. Не вздумай отключать телефон и баррикадировать дверь.

Наверное, насчет портрета Эми погорячилась – людей она давно не рисовала.

Многие вещи у нее выходили неплохо. Иногда под настроение удачно получались портреты карандашом. Несколькими линиями удавалось передать как выражение лица человека, так и его облик в целом.

Эми очень ценила свое умение ухватывать во внешности позирующего ей человека самое главное и запечатлевать увиденное на ватмане…

Эми устроилась у окна, а Роланда усадила напротив, чтобы тени не искажали лица. Придирчиво командовала ему повернуться то так, то этак и в итоге выбрала наиболее импонирующий ей ракурс: в три четверти. Лишь потом сообразила, что рисовать в нем куда труднее, чем в фас или профиль.

Битых два часа она вовсю работала карандашом, досадовала на саму себя, тихонько ругалась вполголоса. Эми не нашла в доме даже самой завалящей резинки, поэтому ей пришлось рисовать сразу начисто, а это значило, что любая неверная линия могла испортить рисунок. Но, посмотрев на Роланда, который сидел с самым что ни на есть расслабленным видом, она усовестилась, прикусила кончик языка и ювелирными штрихами стала завершать работу.

– Ну? – не выдержал Роланд, который до сих пор проявлял чудеса терпения.

– Что ну? – хитро покосилась на него Эми.

– Закончила?

– А то! – кивнула она.

– Так показывай.

– Ты уверен, что хочешь это видеть? – с сомнением в голосе переспросила она.

Роланд разочарованно вздохнул.

– Я так и знал.

– Что ты там знал?

– Что у тебя ничего не получится.

– Это еще почему?

– Да потому. Наверное, это не самое веселое занятие – столько времени малевать мою физиономию.

– Малевать?!

– Ну, ты же мне не показываешь, что вышло. И как я могу оценить твой феерический талант?

– Вот балда! – не сдержалась она.

– Это как?

– Ой, прости, пожалуйста, у меня просто вырвалось, – поспешила уверить его Эми.

– Вырвалось у нее. Отдай рисунок! Кто, в конце концов, модель? Где моя компенсация за двухчасовую неподвижность?

– Осторожно, помнешь!