Дом на болотах - Зои Сомервилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хильди говорит, для тебя это обычное дело. С девушками, – выпалила я.
– Это в прошлом, Рози. – Фрэнк устроился на скамье с ногами, а я, дрожа, стояла над ним.
– Ты с ними делал… то же, что мы? Он не ответил.
– Я почувствовала, как в глотке у меня собираются непрошеные слезы, и шмыгнула носом, загоняя их обратно. Ты… ты мне отвратителен, Фрэнк. Ты меня обманом завлек. Я не знала.
– Да ладно, Рози, – сказал он, широко улыбаясь. – Неправда. Тебе нравилось не меньше, чем мне.
– Не нравилось, – ответила я, но это не имело смысла, потому что он знал правду. Не сразу, но потом, вскоре, да.
Он вздохнул и сказал:
– Я хочу только тебя, малышка Рози. Поднял руки, потянул меня на скамью и коснулся моей шеи под волосами. Прижался губами к верхушке позвоночника, и я с огромным усилием отстранилась. Он удрученно выдохнул.
– Что подумает твоя мать, Фрэнклин? Она говорит, я должна быть осторожна.
– Ты ей нравишься. Она думает, ты милая девочка. – Он потрепал меня под подбородком, как ребенка. – Она тебя не знает так, как я. Не знает твоей истинной природы. Иногда я задумываюсь, – сказал он, касаясь моего лица, обводя пальцами мои скулы и линию роста волос, – нет ли в тебе средиземноморской или арабской крови. Это бы объяснило твое неистовство.
Он прикусил мочку моего уха. Я поморщилась.
– Рассказать ей, как ты кричишь? Такова твоя природа, моя неистовая милая Рози. И моя. Мы должны прекратить, – сказала я, но в следующую секунду моя речь превратилась в бормотание, а потом в стон, потому что его губы коснулись моего горла, ключицы, спустились мне на грудь, а его руки нырнули мне под юбку.
Все бесполезно. Я сдамся. Я закрыла глаза и вспомнила свет, игравший тем летом на воде в Заводях, руки Фрэнка на штурвале и то, что в мире не было ничего естественнее этого, этого одного.
19
Накануне Рождества Иоанна Крестителя, в середине года, в сумерки, я пошла с Джейни собирать фенхель, руту и зверобой, чтобы отвести зло, а потом, когда наступила ночь, на ручей в конце нашей дорожки, где Джейни собиралась провести обряд с жабьими косточками. Джейни всегда серьезно относилась к этим обрядам. Как я уже сказала, я в них не верила, но теперь понимаю, что они были частью меня, как и дом, и болото. Это был наш мир: мой и Джейни. Тайный мир, в который больше никто не был вхож. Даже мой отец. Вообще-то особенно мой отец. Смешно, но каждый раз, когда мы совершали один из тех обрядов, я чувствовала себя ближе к матери, чем когда-либо. Когда она приехала в Норфолк из Индии, до того как я родилась, – в тот год, когда построили Дом на Болотах, – она сказала Джейни, что оставила дома айю, это такая няня, которая присматривала за ней, когда родители уезжали управлять Индией, и обучила ее разным магическим ритуалам. Так что я могла представить, что мать рядом со мной на берегу ручья.
Джейни использовала дохлую жабу, которую приберегала заранее (она никогда бы не убила жабу, как другие). За ручьем, в глубине болота, плясали над трясиной голубоватые огни. Джейни вечно рассказывала мне истории про огни, которые заводили путников в беду, но я знала, что это болотный газ и что люди раньше болели болотной лихорадкой. Джейни разжигала костерок из сухого тростника под розоватой Луной Роз (моей Луной, говорила Джейни), и в полночь, при свете костра и болотных огней, мы клали мелкие косточки в илистую воду и отпускали их прочь. Я знала, что, пока смотришь на косточки в воде, с них ни в коем случае нельзя сводить глаз. Джейни мне говорила, что должна следить за ними взглядом, иначе потеряет силу. Даже если бы мир вокруг нее стал рассыпаться, ей нельзя было оторвать взгляд от жабьих костей. Когда она наконец вышла из транса, то выловила из ручья одну косточку и сказала, что это тазовая кость. Она собиралась отнести ее домой, запечь, истолочь в порошок и спрятать в коробочку; масло из костей позволяло творить могучее древнее волшебство. Остальные мелкие жабьи косточки блестели в свете костра и луны, а потом исчезли среди мерцающих отражений. Я про себя вознесла молитву Господу, чтобы Джейни всегда защищала меня от темного колдовства, чтобы ее силы, какими бы они ни были, уберегли меня от зла. Я думала о том, как Фрэнк прижимался губами к моей шее и как Джордж Бейфилд меня хватал. Гадала, достаточно ли сильно масло из жабьей кости, чтобы отвадить их прочь, и решила, что спрошу у Джейни заклинание. Я чувствовала, что стою на краю чего-то отчаянного и вместе с тем неимоверно унизительного.
В ту ночь я прибавила к коллекции на своем подоконнике пучок фенхеля, руты и зверобоя, положила его рядом с ростком сведы и белыми, сухими скорлупками яиц морской улитки.
На следующий день, когда я помогала Джейни готовить травяной чай, она вышла, чтобы дать Пачкуну кость, и я взяла с полки один из флакончиков с жабьим маслом. Она посмеялась надо мной, когда я попросила заклинание, сказала: «Не ведаю я такого колдовства, Рози, сама знаешь», – и взъерошила мне волосы, как ребенку.
Я и не думала его брать, просто взяла. Я тогда не знала, что стану с ним делать, до следующего воскресенья, пока не увидела, как семья бакалейщика выходит перед нами из церкви, не увидела блестящие черные кудри на затылке Джорджа. Я шмыгнула вперед, поравнялась с ним и прошептала ему на ухо:
– Я хотела извиниться за тот день. Он бросил на меня быстрый взгляд.
– У меня кое-что для тебя есть, Джордж.
Он покосился на меня, видимо, опасаясь, после того раза, когда я укусила его за язык. Но глаза и голодные, и жадные. Я слышала, как он дышит, часто и хрипло.
– Приходи в сумерки на болота, – сказала я. – Я тебе это отдам.
Я смотрела на него не отрываясь, пока он не покраснел и не пробормотал:
– Ладно.
– В это время года солнце садилось поздно, так что после ужина я
