Каникулы Элси - Марта Финли

Аделаида ответила только нежным пожатием маленькой ручки, которую она держала, и новым потоком слез. Но после этого, она, казалось, полюбила Элси больше, чем когда-либо раньше. Она постоянно нуждалась в ее присутствии, часто просила ее прочесть главу из Библии. Это была просьба, на которую маленькая девочка всегда отвечала с радостью.

Аделаида стала молчаливой, похоронив свои мысли в своей груди, но ясно было, что благословенное учение святой Книги оставило свой след. Чрезмерная сила ее горя постепенно утихла, и выражение ее лица, хотя еще и печальное, стало более нежным и кротким.

И разве могла Элси, таким образом служившая утешением для другого, не извлечь драгоценных уроков для себя? Конечно же, нет.

Она не могла повторять своей тете множество сладкозвучных и драгоценных обетований Божьего святого Слова, чтобы не донести их до своего собственного сердечка с обновленной силой. Она не могла рассказывать об Иисусе другим, не чувствуя, что Он стал дороже и ее душе. Но все равно бывали времена, когда она была переполнена печалями. Она вполне могла сказать: «Утешения Твои услаждают душу мою» (Пс. 93:19). Часто в сердце у нее возникала томительная, нестерпимая боль от чрезмерной тоски по любви и вниманию своего отца. Это приводило ее, плачущую, на колени, и она умоляла долго и искренне, чтобы это испытание кончилось. Однако Элси хорошо знала, Кто послал его, и была удовлетворена, что это было одним из того, «что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу» (Рим. 8:28). Наконец она была в состоянии ответить: «Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42) и нести свой крест с терпеливой покорностью.

Но ах! Как много горьких страданий было вначале! Сколько печальных томительных часов прошло в одиночестве, и бывали моменты, когда желание ее бедного маленького сердца видеть отца и чувствовать его любовь было больше, чем в состоянии было вынести слабое человеческое существо.

Иногда она ходила по своей комнате, заламывая руки и горько рыдая.

— Ох, папа, папа! — восклицала она снова и снова, — как я могу это выдержать? Как я перенесу это? Неужели ты никогда, никогда не вернешься? Неужели ты никогда опять не будешь меня любить?

И затем в ее памяти всплывали его слова в этот ужасный, печальный день, когда он ее оставил: «В любое время, когда моя малышка напишет мне слова, которые я так безуспешно стараюсь заставить ее произнести, в тот самый день, если будет возможно, я отправлюсь домой». В ее власти было вызвать его, только лишь написать несколько слов и отправить их ему, и он скоро опять будет с ней. Он снова прижмет ее к своему сердцу, и эти ужасные испытания кончатся.

Искушение было очень сильным, а борьба часто продолжалась долго и жестоко. Эта суровая битва повторялась снова и снова, и однажды сражение было проиграно.

Боролась Элси долго, снова и снова она повторяла, что она не будет, не может, не решится уступить, но тщетно она старалась избавиться от чувства щемящей, давящей пустоты в своем сердце, от непрекращающейся тоски по отцовской любви.

— Я не могу перенести это! Ох, я не могу выдержать! — наконец воскликнула она, и сжав ручку, дрожащими пальчиками торопливо стала писать, в то время как горячие, слепящие глаза слезы быстро падали на листок бумаги.

— Папа, приезжай! Ох, вернись ко мне, и я буду делать все, что ты попросишь, все, что ты потребуешь».

Но ручка выпала из ее пальцев, и она, склонив голову на руки зарыдала в горьком отчаянии:

— Как я могла сделать такое великое зло и грех против Бога? — молнией пронеслись слова в ее голове, и затем она как бы услышала слова Иисуса, звучащие тихо и торжественно: «Кто любит отца или мать более нежели Меня, недостоин Меня» (Мф. 10:37).

— Что же я сделала? — закричала она. — Неужели дошло до того, что я должна сделать выбор между моим папой и моим Спасителем? И неужели я откажусь от любви Иисуса? Ох, никогда, никогда!

Я хочу за Тобою идти

Мой Спаситель, куда б Ты ни вел,

Помоги крест тяжелый нести,

Чтоб безропотно, с радостью шел.

Когда я упаду на пути,

Ты простри ко мне руку Свою,

Помоги за Тобою идти,

Ведь Тебя я, Спаситель, люблю,

— повторила она вполголоса, сжав руки и подняв к небу полные слез глаза. Затем девочка разорвала на мелкие кусочки свое письмо и, склонившись на колени искренне молилась о прощении и о силе, чтобы противостоять искушению, чтобы быть верной до смерти, чтобы получить венец жизни.

Когда на следующее утро Элси постучалась в комнату своей тети, то никто не ответил. Подождав немного, Элси тихонько открыла дверь и вошла, предполагая, что тетя спит. Но хотя Аделаида и лежала на диване, она не спала. Уткнувшись лицом в подушку она горько рыдала.

Глаза Элси наполнились слезами, и тихонько приблизившись к сраженной горем, она попыталась утешить ее нежными словами любви.

— Ох, Элси, ты не можешь меня понять, это невозможно! — страстно воскликнула девушка. — Ты никогда не знала страданий, чтобы сравнить их с моими! Ты никогда не любила и не теряла, ты ничего не знаешь, кроме детских огорчений!

«Сердце знает горе души своей» (Пр. 14:10), — подумала Элси. Молчаливые слезы побежали по ее щекам, и грудь вдруг наполнилась обидой.

— Дорогая тетя Аделаида, — сказала она дрожащим голосом, — я думаю, что могу вас понять. Разве я не знаю страданий? Разве это ничто — всю мою жизнь томиться по материнской любви? Разве ничто — быть разлученной со своей любимой няней, которая почти заменила маму? Ох, тетя Аделаида! — продолжала она вдруг, потеряв самообладание. — Разве это ничто, ничто — быть разлученной с моим любимым отцом, с моим единственным дорогим родителем, кого я люблю больше моей жизни? Быть лишенной ласки даже при разлуке? Жить месяц за месяцем и год за годом, испы-

тывая его негодование, в страхе, что его любовь может быть потеряна для меня навеки? Ох, папа, папа! Неужели ты никогда не будешь больше любить меня? — зарыдала она, опускаясь на колени и закрывая лицо руками, а слезы струйками бежали между тоненькими пальчиками.

Она совершенно забыла о присутствии своей тети, и казалось, осталась наедине со своей горькой печалью.

Аделаида удивленно смотрела на нее. Она никогда еще раньше не видела ее в таком состоянии, потому что Элси обычно была спокойной в присутствии других.

— Бедное дитя! — проговорила она, притягивая девочку к себе и ласково отводя со лба ее спутавшиеся кудряшки.— Я не должна была этого говорить. У тебя свои переживания, я знаю, и довольно тяжкие, чтобы вынести их. Я думаю, что Хорас на самом деле жестокий, и если бы я была на твоем месте, то бы навсегда перестала его любить и не обращала бы внимание на его отсутствие или недовольство.

— Ох, тетя Аделаида! Не любить моего родного милого папочку? Я должна его любить! Я бы не смогла, разве только я... нет! Нет, если бы он даже собирался убить меня. И, пожалуйста, не обвиняйте его, он не имеет в виду быть жестоким. Но ох! Если бы он только любил меня! — всхлипнула девочка.

— Я уверена, что он любит, Элси, если это для тебя какое-то утешение. Вот от него письмо, и он спрашивает о тебе в конце, ты можешь взять его к себе в комнату и прочесть, если хочешь, — ответила Аделаида, протягивая письмо Элси. — Иди теперь, дитя, и посмотри, не сможешь ли ты извлечь из него утешение.

Элси ответила новым потоком слез и поцелуем благодарности. Говорить она не могла, потому что ее маленькое сердечко было слишком переполнено переживаниями. Крепко сжав драгоценное письмо, она поспешила в свою комнату и заперлась. Затем, вытащив его из конверта, она снова и снова целовала хорошо знакомый почерк, затем смахнула слепящие глаза слезы и стала читать.

Письмо было коротким, просто выражение соболезнования Аделаиде, выражавшее братское сострадание в ее утрате, но приписка бросила лучик радости в маленькое печальное сердечко его дочери:

«Как Элси? Я не могу избавиться от чувства тревоги за ее здоровье, она выглядела очень бледной и худенькой, когда я уезжал из дома. Я верю тебе, моя дорогая сестра, что ты немедленно пошлешь за доктором и сразу же мне напишешь, если заметишь какие-либо признаки заболевания. Помни, она моей единственный и любимый ребенок, очень близкий и милый мне, несмотря на печальное отчуждение между нами».

— Ах, так значит, папа не забыл меня! Он все еще любит меня, он назвал меня свои милым ребенком! — бормотала маленькая девочка, роняя слезинки на листок бумаги. — Ох, как рада, как я рада! Конечно же, он когда-нибудь вернется ко мне. — И она подумала, что с радостью бы заболела, если бы это ускорило его возвращение.

Глава 10

Приблизительно через неделю после этого дедушка вручил Элси письмо, адресованное ей. Узнав почерк отца, девочка бросилась в свою комнату, сердце ее бешено билось от затаенной надежды и страха. Руки ее дрожали, и она была едва в состоянии разорвать конверт, глаза застилали слезы, и прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла прочесть хотя бы одну строку.