Сладкая ночка - Екатерина Черкасова

Я махнула ему рукой и, когда бармен приблизился, заказала сухого «Мартини».

— Увы, мадам, у нас нет спиртного, — с сожалением напомнил мне парень.

— Ах, да! — с досадой произнесла я. — Тогда, пожалуй, молочный коктейль со свежей клубникой.

— Сию минуту! — бармен умчался, довольный, что для него нашлась хоть какая-то работа.

От вида огромного запотевшего стакана, заполненного густой бело-розовой жидкостью, у меня потекли слюнки. Я взяла с подноса ледяной коктейль.

— Простите, мадам, откуда вы? — полюбопытничал бармен. — Египтянка?

— Почему египтянка? — делано изумилась я.

— Я неплохо разбираюсь в диалектах и произношении арабского, — с гордостью заявил парень.

— Не угадал! Я из Парижа, — сказала я, недовольная, что меня так легко разоблачили.

— Простите, мадам, но происхождение ваше все-таки из Египта! — не отставал парень. — Я марокканец, лингвист, окончил университет в Касабланке. Просто работаю здесь по контракту, в Марокко проблемы с работой…

Я отхлебнула коктейль, собираясь с мыслями. Вот чертов лингвист-специалист, происхождение у меня, видите ли, египетское. Поди ж ты разбери, какое оно на самом деле, египетское или рязанское!

— Я родом из Алжира, но совершенно его не помню. А произношение… Париж — арабский Вавилон, кого там только нет, чего только не наберешься!

— Да, да, — с сомнением покачал головой марокканец.

Я улеглась на шезлонг и прикрыла глаза, демонстрируя, что не намерена продолжать разговор.

Довольно долго я слышала только шелест пальмовых листьев на ветру, легкий звон протираемых бокалов, мелодичные телефонные звонки. Затем уловила два мужских голоса, говоривших на арабском. Они заказали чай с мятой. Я приоткрыла глаза и увидела парней из придорожного ресторана. Странная идея, однако, прийти в бар у бассейна, чтобы выпить стакан чая! Боже, как мне надоели все эти слежки, непонятные люди со своими шпионскими страстями!

Обслужив гостей, марокканец подошел ко мне и протянул тарелку, на которой лежала пара плодов манго даже на вид необыкновенной спелости и остро заточенный нож.

— Это бесплатно, мадам, от администрации. Вам очистить или вы сами? Извините, ножом для фруктов здесь не справиться, — он смущенно улыбнулся.

У меня потекли слюнки. Надо сказать, я большой любитель манго, только спелых, с ярко-оранжевой нежной, сладкой и одновременно терпкой мякотью, с легким запахом хвои.

— О! Спасибо, я сама! — оживилась я и выхватила из его смуглых рук тарелочку.

Я очень ловко разрезала плоды, размышляя о том, какой здесь замечательный сервис и любезная администрация. Как только я расправилась с плодами, бармен появился передо мной с горячей влажной махровой салфеткой, чтобы я могла вытереть руки. Я немедленно воспользовалась этим. Мои шпионские приключения начинали мне даже нравиться.

Тем временем мужчины выпили чай и направились к входу в отель. Я понадеялась, что хоть здесь они не станут швырять салфетки и другой мусор куда попало. Я живо представила себе горы мусора, плавающие в бассейне и покрывающие газон. Но не тут-то было. Проходя мимо меня, один из них выронил пачку сигарет. Пачка красно-белого «Мальборо» упала прямо мне на полотенце. Ну что за неуклюжее создание!

— Прошу прощения, мадам, — пробормотал один из них. Он наклонился и поднял сигареты. На полотенце остался клочок бумаги. Только теперь я, кажется, начала соображать.

Бармен, протирая бокалы, пялился на меня. Видимо, я была здесь единственным развлечением.

Поправляя бретельку купальника, я сунула бумажку за вырез, как сделала бы на моем месте любая женщина независимо от национальной принадлежности. Читать записку под пристальным взглядом бармена-марокканца (а может, и не бармена, и не марокканца) было бы непростительной глупостью. Поэтому я прикрылась парео и улеглась на шезлонге.

Густое, как мед, солнце, от которого не спасала даже тень деревьев, одновременно обжигало и ласкало мою кожу. Перед закрытыми глазами плыли то сужающиеся, то расширяющиеся фиолетовые и зеленые круги на алом фоне. Они гипнотизировали меня, погружали в дрему.

Я думала об Абдул Азизе, чья нелепая, почти случайная смерть привела меня сюда.

О, Абдул Азиз, любимый, божественный Ра, согревающий своим теплом мою душу, озаряющий своим светом мою жизнь! Как жить без тебя? О ком думать, мечтать? К чему стремиться? Зачем рваться в Египет, в Луксор, если я больше не увижу тебя, не загляну в твои черно-золотистые глаза, не обниму… Если я больше никогда не войду в твой кабинет, где горячий желтый ветер с западного берега Нила рвет белые занавески, чтобы встретить твой радостный взгляд, увидеть твой жест, которым ты расстегиваешь верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, словно тебе при виде меня вдруг стало душно. Мы никогда не жили вместе и никогда не жили бы вместе, не обсуждали покупок на рынке к обеду, не ссорились из-за того, какую передачу смотреть, не приглашали на праздники твою многочисленную родню. Короткие дни, проведенные вместе на конференциях, в Каире, когда слишком мало времени, чтобы говорить о пустяках, и слишком мало времени, чтобы говорить о серьезном… Когда лучше просто молчать, обняв друг друга, потому что мы чувствовали: все равно не найти слов… Мы так мало были вместе. Но почему, почему сделалось так пусто, когда тебя не стало? Почему моя жизнь вращалась вокруг тебя, если я так редко видела тебя?

Я не знаю, сколько прошло времени, звуки и приглушенный голос бармена, разговаривавшего по телефону, слышались, словно сквозь вату.

— Мадам, ваш муж просит вас подняться в номер. Звонили из рецепции, — теперь голос звучал почти над ухом.

Я открыла глаза:

— Спасибо. Давайте я подпишу счет…

Я неторопливо поднялась и отправилась в номер. Портье приветливо помахал мне рукой из-за стойки. В холле было пусто и прохладно, работал кондиционер.

Глянув в зеркало лифта на свое отражение, я осталась вполне собой довольна: стройное тело, смуглая кожа, оттененная ярким купальником и парео.

Дверь в номер была не заперта. Конечно, ведь Патрик ждал меня. Я вошла и, входя в роль домашней хозяйки и примерной жены, крикнула:

— Милый, ты где? Ты меня искал?

Было очень тихо. Только равномерно гудел кондиционер, обдавая меня холодным воздухом, отчего по обнаженным плечам сразу же побежали мурашки. Может, не от холода, а от страха. Запах. Этот смутно знакомый запах страха, который я не могла определить. Он навязчиво лез в ноздри, заставлял сердце биться часто-часто, покрывал кожу холодной испариной. Только потом я поняла, что это был за запах. Запах крови…

На кровати среди окровавленных простыней лежал Патрик. Мне не надо было приближаться, чтобы понять, что он мертв. На полу у кровати валялся нож. Бедняге просто перерезали горло. Я с ужасом представила, что было бы, вернись я на полчаса раньше. Скорее всего я составила бы ему компанию. В ту же секунду море, шикарный отель и бесплатные манго перестали казаться мне привлекательными, я осознала, в какую опасную игру меня втянули.