Искусство стильной бедности - Александр Шёнбург

Не так-то легко было вернуться из прекрасного дале­ка в маленькую кройцбергскую квартирку, где меня жда­ла стопка писем с просьбой погасить задолженность и CMC-сообщение об отключении услуг на исходящие звонки с дружеской подписью телефонной компании. Тем не менее я окончательно понял: глупо пытаться пе­ренести размах чужой жизни на свою. Тот, кто так посту­пает, никогда не почувствует себя богатым: сколько бы он ни накопил денег, всегда найдется другой богач, у ко­торого их больше. А копить можно до бесконечности. Поэтому лучше научиться чувствовать себя богатым с тем имуществом, которое при тебе. Иначе можно вечно ощу­щать себя бедняком, не имея того, что есть у других.

Однажды мне довелось брать интервью для журнала «Эсквайр» у Аднана Кашогги, которого в восьмидесятых часто называли самым богатым человеком на планете. Он сидел в своем личном Boeing business jet (реактивном «боинге») в лондонском аэропорту Хитроу, когда грузо­вой автомобиль врезался в хвост его самолета. И пока он дожидался замены транспорта, я взял у него интервью. Из здания аэропорта мы видели, как к соседнему терми­налу подогнали «Гольфстрим V» сэра Джеймса Голдсмита. Кашогги не мог оторвать глаз от этого чуда техники. Белый фюзеляж был украшен полосками темно-зелено­го цвета (British racing green), тянувшимися вдоль всего корпуса. На хвосте вместо привычных инициалов был нарисован скорпион. От прежней невозмутимости мое­го собеседника не осталось и следа. Он начал говорить о всевозможных преимуществах «боингов», хотя было очевидно, что ему просто захотелось такой же самолет, как у Голдсмита.

Стремление ни в чем не отставать от других — один из вернейших способов лишить себя счастья. И не важ­но, на каком уровне достатка это стремление начинает развиваться. Счастье возможно лишь при условии, что человек умеет быть довольным тем, что у него есть, и не завидует состоятельным людям. А тот, кто хочет жить не по средствам, обречен на неудачу.

Вероятно, у богатых есть только один способ вести не­принужденную жизнь. Апостол Павел открыл его почти две тысячи лет назад, когда сказал, что «имеющие долж­ны быть, как не имеющие». Тот, кто живет по возмож­ностям, обладает многими преимуществами — напри­мер, хорошим вкусом. Вспомним хотя бы Розамунду Пилчер*. Родители ее были зажиточными англичанами, а она, выйдя замуж, поселилась в Шотландии, в про­сторном загородном доме. Когда к ней пришла извест­ность, она отнюдь не стала обустраивать жизнь на ши­рокую ногу, и, после того как гонорары за ее книги превысили миллион фунтов стерлингов, Пилчер вовсе сделала то, на что не решилось бы большинство из нас: они с мужем переехали из загородного дома в неболь­шой коттедж.

У максимы апостола есть и практическое значение. Тому, кто имеет, словно не имеет, не придется перекра­ивать свою жизнь, если в один прекрасный день он ли­шится своего состояния. Чем дороже привычки, чем вычурней мечты, тем больнее внезапное падение. Ког­да Карл Маркс оказался беженцем в Англии, то в отли­чие от своей жены Дженни, уроженки Вестфалии, вел себя далеко не лучшим образом. Маркс привык к мно­жеству слуг и скандалил из-за того, что его жене прихо­дилось готовить. А вот сама супруга была более кротким созданием и, нисколько не унывая, великолепно овла­дела кулинарным искусством. У нее было то, чего явно недоставало ее мужу: способность мириться с обстоя­тельствами.

Что же сказать о тех, кто вышел за рамки апостоль­ской максимы и совершенно отказался от обремени­тельного имущества? Кто заслуживает большего восхи­щения: те, кто стойко переносят потери, или те, кто Целиком отказываются от владения материальными бла­гами? На первый взгляд полный отказ от власти, денег и социального положения выгладит благороднее, но, по-моему, в нем всегда остается доля какой-то неестествен­ности.

* Современная английская писательница, книги которой приобрели особую популярность в Германии, поскольку были экранизированы немецким телеканалом ZDF.

Когда в истории или литературе нам встречаются лю­ди, прославившиеся своим пренебрежительным отно­шением к собственности, в большинстве случаев мы имеем дело с Детьми очень богатых родителей. Алексий, отпрыск римских аристократов, живший безвестным нищим под окнами родителей и питавшийся объедками с их стола, Франциск Ассизский, сын торговца сукном, и святая Клара, его спутница, ушедшая за ним от бога­тых родителей, Сиддхартха, сын брахмана, — слишком часто знаменитыми аскетами становились дети из знат­ных и состоятельных семейств.

Особенно выразительный пример — философ Люд­виг Витгенштейн. В пьесе Бернхарда «Племянник Вит­генштейна» племянник бросает дяде такой упрек: «Муль­тимиллионер и сельский учитель в одном лице — не кажется ли тебе, что это слишком?»

Людвиг Витгенштейн родился в богатейшей семье Австрии. Его слава во многом подкреплялась репута­цией аскетичного денди. Он гордился своей самоотре­шенностью, кичился своей бережливостью. Пройдя солдатом Первую мировую войну, Витгенштейн отка­зался от прав на наследство в пользу братьев и сестер. Вместо того чтобы изучать философию в университете, он стал сельским учителем в каком-то горном захолус­тье и лишь позже превратился в величайшего мыслите­ля своего времени, которого боготворили студенты. Пока кембриджские профессора еще ходили по улицам в мантиях, Витгенштейн намеренно одевался в поно­шенный твидовый пиджак. Целое поколение кемб­риджских студентов копировало поведение Витген­штейна до мельчайших подробностей. Они спали на узких кроватях, овощи носили в сетках, чтобы те «ды­шали», а ели совсем немного, в основном пареный сельдерей, пили кипяченую воду. Правда, сам Витгенштейн, когда ему надоедала аскеза, отдыхал от нее у своих родственников в Австрии.

Как бы человек ни старался, а от аристократических привычек избавиться сложно. Люди, знавшие Витген­штейна лично, утверждают, что его умеренность была исключительно показной. Чрезвычайная проницатель­ность ума сочеталась в нем с заметным высокомерием. При всей отрешенности у него всегда сохранялись мане­ры представителя высшего венского общества.

В качестве другого примера можно привести Уилья­ма С. Берроуза, с которым я познакомился благодаря своему другу, коллекционеру Карлу Ласло. Берроуз был одним из основателей движения битников вместе с Ал-леном Гинзбергом и Джеком Керуаком. В знак недо­вольства цивилизацией он вел подчеркнуто антибуржу­азный образ жизни, но всегда оставался отпрыском богатых южан, предпочитавшим, как большинство бух­галтеров, серые костюмы. Его дед был изобретателем счетной машины и основателем могущественной корпо­рации «Берроуз». А внучок Билл жил в Нью-Йорке сре­ди сутенеров и уличных воров, обирал пьяных в метро, чтобы купить очередную дозу героина, а после перебрал­ся в Танжер и писал романы о жизни низших слоев об­щества.

Когда Гинзберг и Керуак, у которых не было бога­той родни, хотели подшутить над Берроузом, они вспо­минали об инвестиционных фондах, созданных для него родителями. Фондов-то, конечно, никаких не бы­ло — Берроузу во время путешествий по Южной Аме­рике однажды даже пришлось продать свою пишущую машинку. Тем не менее на протяжении многих лет он ежемесячно получал деньги от отца и свои первые кни­ги (в том числе роман «Джанки») издавал под псевдо­нимом, опасаясь лишиться родительского воспомоществования. Несмотря на то что Берроуз воспевал мелких жуликов, промискуитет и наркотическую зави­симость, ничто не заставляло его жить в этой среде, она требовалась ему только для чувственного и интеллектуального удовлетворения. Качеству его прозы подобная смесь буржуазности и уличных материй повредить ни­как не могла. Напротив, она только повышала притяга­тельность его книг.

Эрнесто Че Гевара тоже относился к числу простых денди. Че превратился в культовую фигуру целого поко­ления, стал мучеником и мстителем за обездоленных, но ему никогда не удавалось скрыть свое знатное проис­хождение, хотя он и демонстрировал открытое прене­брежение к деньгам и разделению общества на социаль­ные классы. После свержения Батисты в 1959 году Гевара стал президентом Национального банка Кубы и министром национальной промышленности, а прозви­ще Че сделалось нарицательным и приобрело значение «дружище, приятель». Че Геваре нравилось принимать гостей в незаправленной рубашке, положив ноги в ды­рявых носках на письменный стол. Его вдохновляла идея отмены денег на Кубе, мораль, ориентированная на общее благо, должна была стать двигателем экономики и общественной жизни. При этом Че выступал и в роли палача: он вынес более двухсот смертных приговоров, один из которых привел в исполнение собственноручно.

Когда его миссия на Кубе была закончена, Гевара от­правился в Конго, чтобы разжечь там мировую револю­цию. Затея не удалась во многом потому, что конголез­цы не доверяли революционеру-аристократу. В итоге Гевара перебрался в Боливию, где с небольшим отрядом своих приверженцев пытался устроить государственный переворот. Однако боливийские крестьяне не видели в нем освободителя. Самые бедные из них владели крохот­ным участком земли и не подходили на роль тех неиму­щих, о которых часто рассуждал Че. Но революционера это нисколько не смущало: скромные потребности бо­ливийских крестьян казались ему незначительными в масштабах мировой революции — в этом он оставался верен высокомерию верхних социальных слоев. Когда спецподразделения ЦРУ захватили его отряд в октябре 1967 года посреди джунглей, у Гевары нашли двое часов «ролекс» и пятнадцать тысяч долларов.