Небесный лабиринт. Прощение - Мейв Бинчи

— Понимаешь, Сара была шлюхой, — сказал он.

Ева слышала, как тикали часы.

— Шлюхой, похоть которой удовлетворяли все здешние слуги. Я помню, из-за этого мы потеряли многих хороших конюхов.

Пришедший в ужас Саймон вскочил. Хитер продолжала сидеть у ног деда на скамеечке, отделанной бисером. Ее лицо было белым.

Но старик еще не закончил:

— Не будем вспоминать те неприятные времена. Может быть, ты действительно дочь нашего работника Джека Мэлоуна. Если хочешь верить, верь… Ничего другого тебе не остается…

Уэстуорд потянулся за чашкой. Длинная речь утомила его. Чашка зазвенела о блюдце.

Голос Евы был негромким, но это делало его еще более грозным.

— В моей жизни была только одна вещь, которой я стыдилась. Я стыдилась того, что мой отец использовал религиозный обряд, которым являлись похороны моей матери, чтобы проклясть вас. Мне хотелось, чтобы он больше уважал людей, пришедших оплакать покойную. Я даже думала, что Господь гневался на него за это. Но теперь понимаю, что он проклял вас недостаточно и его желание не исполнилось. Вы прожили жизнь, полную злобы и ненависти. Я больше никогда не посмотрю на вас. И никогда не прощу сказанного сегодня.

Ева не стала оборачиваться и смотреть, как другие восприняли ее слова. Она вышла в коридор, направилась на кухню и, не сказав миссис Уолш и Би Мур ни слова, выбралась из дома через заднюю дверь. Потом села на велосипед и, не оглядываясь, поехала к воротам Уэстлендса по выщербленной подъездной аллее.

У окна малой гостиной стояла Хитер. По ее лицу текли слезы.

Когда Саймон пришел утешать сестру, она замолотила его кулаками по груди.

— Ты позволил ей уйти! Позволил уйти! Ты не остановил его! Она больше никогда не будет моей подругой!

Милая, дорогая моя Бенни!

Ты помнишь припадки гнева, которые случались со мной в школе? Я думала, они остались в прошлом, как прыщи, но оказалось, что это не так. Этот дьявол, который сидит в инвалидном кресле в Уэстлендсе, оскорбил меня так жестоко, что я не в силах говорить. Я возвращаюсь в Дублин. Я не сказала о ссоре матери Фрэнсис и не сообщу о ней ни Кит, ни Эйдану. Но тебе расскажу, когда буду в состоянии. Пожалуйста, прости меня за побег и за то, что сегодня вечером мы не сможем встретиться. Я попросила Мосси отнести тебе записку. Честно говоря, ничего лучшего мне в голову не пришло.

Увидимся в понедельник.

С любовью,

твоя обезумевшая от злобы Ева.

Когда Мосси передал записку Бенни, она решила, что это гневное послание от Шона Уолша, решившего положить конец ее расследованию.

Известие о том, что Ева пришла в ярость и уехала, расстроило ее. То, что при этой ссоре, судя по всему, присутствовала бедная Хитер, расстроило Бенни еще больше.

Но больше всего ее расстроило собственное эгоистичное желание вечером рассказать Еве о своей растущей уверенности в том, что Шон Уолш где-то прячет украденные деньги, и попросить совета, где их следует искать.

Влетев в дом, Ева обнаружила на кухне Кевина Хики.

— Почему ты проводишь субботний вечер дома, а не с девушками? — спросила она.

Ева поклялась себе, что не нарушит профессиональную этику. Она работает в этом доме и не станет срывать зло на жильцах.

— У меня были кое-какие планы, но я решил побыть здесь, — ответил Кевин, кивком указав на комнату Кит. — Похоже, она получила плохую новость. Ее старик умер в Англии. Знаю, она его ненавидела, и все же это для нее сильное потрясение.

Ева вошла в темную комнату с двумя чашками чая и села рядом с кроватью. Она знала, что Кит не спит.

Кит лежала, подсунув под голову несколько подушек, и курила. За окном поблескивали огни дунлаогхейрского порта.

— Как ты догадалась, что нужна мне?

— Я — телепат. Что случилось?

— Сама толком не знаю. Кажется, неудачная операция.

— Мне очень жаль, — сказала Ева.

— Она сказала, что все случилось очень неожиданно. Он понятия не имел, что болен. И велел в случае его смерти позвонить мне и передать, что он не имел об этом понятия.

— Кто сказал?

— Какая-то квартирная хозяйка. Он дал ей пятьдесят фунтов в конверте и сказал, что это для нее.

Ева молчала. Это было странно, сложно и запутанно, как все, что имело отношение к Джозефу Хегарти.

— Кит, что вас тревожит?

— Он должен был знать, что умирает. Именно поэтому он и вернулся. Наверное, хотел провести здесь последние оставшиеся ему недели. А я ему не позволила.

— Нет. Разве он не подчеркнул это? Он не знал.

— Он должен был так сказать из-за страховки.

— Из-за чего?

— Из-за страхового полиса. Он сделал то, чего не делал никогда в жизни. Решил обеспечить меня.

У Евы возник комок в горле.

— Похороны состоятся в Англии в следующий уик-энд. Порядки там странные. Покойников хоронят не на следующий день, а в уик-энд, чтобы люди могли приехать. Ева, ты отправишься со мной? Мы можем поплыть на пароходе.

— Конечно, отправлюсь.

За завтраком Хитер молча читала письмо. Мисс Томпсон — по мнению Хитер, единственная хорошая учительница — посмотрела на нее.

— Все в порядке?

— Да.

Мисс Томпсон пожала плечами и оставила ее в покое. Не стоит вызывать девочек-подростков на откровенность, если они этого не хотят.

«Она больше никогда не придет», — снова и снова говорила себе Хитер. Она твердила это во время утренней молитвы, во время математики и во время географии. Скоро это превратилось в припев песни, от которого невозможно избавиться. «Она больше никогда не придет».

Мисс Томпсон забыла про письмо, но обратила внимание на то, что Хитер всю неделю была непривычно тихой и рассеянной. И вспомнила об этом только в пятницу, когда Хитер не пришла на ужин. В школе ее не было, дома тоже. Никто не хотел в это верить, но в конце концов пришлось признать: Хитер убежала из школы.

Глава шестнадцатая

Как только Саймон услышал, что Ева Мэлоун уехала в Англию, он сказал, что именно там и следует искать Хитер.

Ева не ответила на записку, в которой он просил прощения и объяснял, что усиливающийся склероз превратил его деда в маразматика, на слова и мнения которого не стоит обращать внимания.

Саймон боялся, что записка была чересчур официальной. Он рассказал об этом Нэн, и та, к удивлению Саймона, осудила его. Обычно она была холодной, невозмутимой и редко высказывала собственное мнение.

— Чем тебе не понравилось мое письмо? — с тревогой спросил он.

— Оно такое же ледяное, как твой дед.

— Неправда. Я просто хотел спустить дело на тормозах. Так сказать, сбить температуру.

— Что ж, ты добился своего, — подтвердила Нэн.

В пятницу после звонка из школы он позвонил Нэн.

— Слушай, кажется, насчет письма ты была права… Как ты думаешь, зачем она взяла с собой Хитер?

— Ей такое и в голову не приходило, — отмахнулась Нэн.

— А где же тогда Хитер?

— Она убежала, потому что вы все ужасные.

— Если так, то почему не убежала ты? — обиженно спросил Саймон.

— Я люблю ужасных людей. Разве ты этого не знал?

Школьницы были напуганы. Ничего подобного раньше не случалось. Им задавали странные вопросы. Видели ли они человека, который приходил в школу? Видели ли, как Хитер с ним уходила?

Ее форменное пальто исчезло, но ненавистный форменный берет остался на кровати. Пижама, сумочка для губки, гербарий, моментальные снимки пони и Клары со щенками пропали. Обычно они лежали на тумбочке рядом с кроватью. Там, где остальные девочки хранили фотографии своих родных.

Одноклассниц Хитер спросили, не была ли она чем-то расстроена. Они ничего не заметили.

— Вообще-то она была очень тихая, — сказала одна.

— Ей здесь не нравилось, — сказала другая.

— Она ничего собой не представляет. Мы не обращаем на нее внимания, — сказала староста класса.

У мисс Томпсон было тяжело на душе.

В нокгленском автобусе девочку не видели. Майки сказал, что хорошо ее знает. Плотная коренастая девочка, что называется «так на так». Конечно, он бы ее заметил.

У нее было при себе максимум одиннадцать шиллингов, да и то вряд ли. Все знали, что Хитер тратит деньги на сладости.

Когда Саймон приехал в школу, там успели позвонить в полицию.

— Неужели это было необходимо? — спросил он.

Директриса удивилась:

— Ну, раз она не уехала домой и вы не сумели пролить свет на то, где она может быть…

Мисс Томпсон смотрела на Саймона с неодобрением.

— Мы убедились, что убегать домой, где ее ждут только пони и собака, девочке нет смысла. Кроме того, она все равно туда не приехала. Поэтому мы подумали, что вы не будете протестовать против вызова полиции. Это совершенно нормально. Любой поступил бы так на нашем месте.