Новые территории - Валентин Леонидович Юрьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ого, какой шкаф! Ну, Калигон, ну, шутник! Откуда он откопал этого гиганта, под стать себе?… И кого его раскрашенное для битвы лицо мне мимолётно напомнило? Надменный, развратный взгляд уверенного в себе баловня Фортуны, где же ты вчера был? Пока шли игрушечные бои… Неужели?… Похоже на то… Пока я стоял с папочкой в ложе, за сыном послали гонца… Или ещё раньше?… Может, поэтому король так перепугался сегодня? Сначала решил испачкать меня в свежем помёте, а тут, вдруг до него дошло, что это может быть опасным?
Крики восторга! Конечно же, такие нравятся женщинам! Ах, как нравятся! Возбуждают, лишают рассудка! Вечные любимцы, не знавшие ни в чём отказа, способные придушить ручищами, не думая, куда потом тайно исчезнет труп, хоть врага, хоть наложницы. Достойная смена отцу.
Но не это сейчас меня волнует, а маленький, изящный арбалет, блеснувший в руке, декоративная змейка с острым жалом, возможно, ядовитым, видя льдистый взгляд соперника ничуть не удивлюсь такому известию. Великим всё можно! И если уже сейчас, до гонга, нечаянно, сорвётся тетива и выплюнет наружу незаметную иглу, то мало, кто сумеет такой выстрел разглядеть. А меня с почестями закопают в кожаном мешке на здешнем холме, увеличивая и так уже недобрую славу Страшного Болота.
Что-то машет мне Принц, показывая на голову и потом отрицательно отмахиваясь руками, внимание раздваивается и я чувствую, что «плыву», почти теряя сознание, пытаясь сконцентрироваться на арбалете и неожиданно для самого себя трусливо ухожу за спины судей, отчего наглая ухмылка напротив становится попросту торжествующей.
Любой зверь умеет чувствовать своё превосходство и слабость жертвы, неведомые космические весы мгновенно в мозгу переводят массу мяса мышц и длину когтей в волны предчувствия успеха и это уже половина победы! Даже два одинаковых соперника сразу делятся на Хищника и Травоядное, поэтому рычат как можно громче, чтобы не проявить слабости.
Что со мной? О чём «кричит» руками Принц? Почему Пашка встал в боевую стойку, так хорошо мне известную? И почему стало темнее? Нет, не в глазах, точнее, в глазах, но в той их части, которая отвечает за зрение…
Но ведь и впрямь стало темнее! Забегали слуги с факелами, хотя и так уже дымная вонь мешает дышать, а пламя грозит прожечь полотно шатра… Дошло! Погасли мои светильники, плод работы волшебных сил, теперь ясно, о чём машет Принц! Колдовство не работает! Чёртов колдун! Хотя нет никого вокруг, хоть чем-то напоминающего премудрого старца, что-то сдавило мои мозги, но мало ли чего я ещё не вижу?
— Вызывается Кларон дер сак Мроган — Ящерица!
Громкий голос вмиг выводит из задумчивости, вот он, глашатай, совсем рядом, оглушил, джардух!.. Приходится выползать из тёплого и защищённого места, чтобы каждый миг теперь ощущать опасность с другой стороны ринга, где тоже стало темней. В мою руку упирается что-то твёрдое, но тело доверяет этой жесткости, позволяя нацепить на левую руку обычный облегченный щит королевской охраны.
С таким можно простоять хоть целый день в карауле, только вот, выходить в битву против кулаков и железа не рекомендуется. Тонкий плетёный диск обтянут разукрашенной кожей, бутафория. Но я сейчас боюсь смазанной иглы, а не лезвия, и не наконечника болта. Кроме того, за щитом не видно цель, только её ноги, а на ногах нет ни глаз, ни мозга, слава Сияющему, зато есть железные пластины… Пашка, умница!
Надменный взгляд становится чуть более усмешливым, видимо, отпрыск Калигона уже готов расхохотаться над трусливым Ящерицей, что и требуется моим недругам, но пока что сдерживается. А мне как-то сейчас не до смеха. Слишком уж хорошо и слаженно всё подстроено. Сначала два деревенских клановых увальня безобидно размахивают кинжалами, отвлекая и успокаивая внимание, а потом выходит убийца, защищённый трижды: — расстоянием, что даёт ему оружие, колдуном, пока не обнаруженным в толпе, и своим титулом. Как можно поднимать руку на будущего короля?
— Вызывается Принц иллирийский, Кларон Легорет дер сак!
Взрыв восторга заполняет весь шатёр, а мне стыдно за то, что не потрудился, дурень, заранее собрать сведения о родственниках всех королей, не изучил их портреты, родословные, чтобы хоть немного ориентироваться в толпе лиц, уже приговоривших меня к унижению, если не к смерти. Никогда мне не научиться плести дворцовые интриги, лестью, деньгами и враньём проталкивая свои желания. А, глядишь, можно было бы и не заниматься всей этой обременительной канителью, игрушечной войной, а просто получить требуемые указы с печатями на шнурках…
Как он идёт, красавец! Бог, спустившийся с небес, снизошел… Гонг! Смолкает шум и все застывают. Зрители — потому что ждут действия, а мы — потому что оба пока не знаем, каким образом нападать и чего ждать от соперника. Попытался сделать фантом, но только вихри окружили моё тело, похожие на пепел, попавший в позёмку… Значит, колдовство всё же начинает действовать, но тут же прекращается, разрушенное чем-то… Если бы можно было просто перерезать тетиву запрещённого правилами арбалета, то наши силы сравнялись бы, в смысле — оружие. Мышцы у гиганта, конечно мощнее моих, но в них нет яда и они не протыкают на расстоянии.
Что-то нужно срочно придумать, чтобы сбить эту спесивую ухмылку хищника, раздражающую всё сильнее. Неосознанное бешенство начинает возвращать мой разум в реальность и я швыряю камни из-под ног вертикально в надменное лицо принца. Да, колдовство слабое, лук был бы вернее, но его нет. Камни набирают скорость за короткое время, после чего моё воздействие на них гаснет. Они не опасны. Но раздражают не хуже, чем насмешка.
Следует быстрая реакция — выстрел! Я готов к нему и невидимая стенка появляется на мгновение, заставляя болт взлететь и удариться в ткань шатра. Игра начинает становиться опасной. И не только для меня, вокруг ириты. И сейчас мне неважно, хороши они или плохи, это мои соотечественники, моё племя, часть народа, в котором я живу, поэтому арбалет, уже перезаряженный, летит на землю от удара, на большее меня пока не хватит, а добежать не успею.
Короткий взгляд в сторону улетевшего острия натыкается на спокойное лицо одного из сановников свиты Калигона. Это спокойствие — не от воспитания, а от сознания своей власти над происходящим — настолько контрастирует с лицами перепуганных или развратно заинтересованных придворных, что впечатывается
