Питомец «Ледового рая» - Николай Романов

Однако поговорить им не дали. Над плацем разнесся голос прапорщика, командующего зеленью:

– Рота! Закончили перекур! Стройся!

Курсанты-новички кинулись к центру плаца.

– Я найду тебя! – крикнул Кирилл убегающей Светлане.

Та обернулась, на ходу кивнула и помчалась дальше.

И Кириллу ничего не оставалось кроме как посмотреть ей вслед.

31

Потом он вернулся к товарищам и коротко рассказал им о своих приключениях. Не обо всех, разумеется, он не был настолько легкомысленным.

Тут Спиря отозвал его в сторону.

– Слушай, а Громильша, случаем, не к тебе в увольнение бегала?

– Не ко мне, – сказал Кирилл с самым честным видом. – Хотя я бы и не отказался. – Он подмигнул Спире, и тот осклабился.

Потом рота отправилась на занятия физподготовкой, а Кирилла вызвали к прапору Оженкову, вновь снабдили курсантским персонкодером, и жизнь окончательно вернулась на прежний курс. Правда, после встречи с прапором, который исполнял теперь обязанности еще и ротного, его тут же, не переодев в курсантское обмундирование, отправили в госпиталь, и Кирилл понял, что не все еще окончательно решено, что существует вероятность нового возвращения в безмундирники, теперь уже на полностью законных основаниях.

Весь следующий день пришлось провести в госпитале – начальство приказало провести углубленное медицинское освидетельствование. Оказывается, с некоторых пор менталотравма перестала быть трагическим событием, до конца жизни отрезающим пострадавшего от военной службы. Медицина, курсант Кентаринов, на месте не стоит, так что не надо раньше времени выдавать самому себе оборванные концы…

То ли и правда медицина не стояла на месте, то ли ради количества снизили качественные требования. Видно, курсантов требуется все больше и больше (а иначе с какой стати потащили в Корпус таких низкорослых метелок как Светлана?), и это о многом говорит.

Весь день, с перерывом на обед, Кирилла возили на гравитележке от кабинета к кабинету, от аппарата к аппарату, подключали, просвечивали, прослушивали. Разве что не облизывали… К вечеру вернули в палату и оставили в покое. Только дежурная сестренка время от времени заглядывала. По делу и не по делу – так что у Кирилла вновь возникла мысль о всплеске к нему девичьего интереса …

После ужина в недолгое личное время под окно притащилась Ксанка. Разумеется, в сопровождении Спири. Палата Кирилла находилась на первом этаже, так что даже удалось переброситься парочкой слов. И не только слов. Покончив с медицинскими процедурами и дожидаясь ужина, Кирилл сотворил триконку, простенькую, без акустического сопровода, лишь переливающуюся всеми цветами радуги. Она висела над кроватью у стены, вызывая удивление дежурной сестренки.

Тут небо есть, а Солнца нет,И липы не растут.И тут курсантов на обедКому-то подадут.

Кирилл подтащил сверкающие строчки к окну, перенастроил начальные установки, и триконка повисла перед Ксанкой.

– Это тебе, – сказал Кирилл.

– Спасибо, – прошептала Ксанка, не в силах оторвать глаз от радужного сверкания.

Надо думать, таких подарков ей в жизни еще не преподносили. Он-то, Кирилл, точно не преподносил. Честно сказать, и сейчас бы не стоило, но почему бы и не порадовать девчонку? В самом деле, разве подаренная триконка говорит о чем-либо серьезном? Это же не букет цветов и не упаковка прозаса…

– Тоска смертная, – отозвался Спиря. – За такое проявление боевого духа начальство ржавых пистонов навешает.

Ксанка перевела на него глаза, и до нее тоже начало доходить.

– Да уж, Кир, ты это… – сказала она. – Не поймут офицеры. Как минимум наряд вне очереди…

Кирилл вновь изменил настройки. Триконка поблекла, растаяла в воздухе.

– Она здесь. Но будет видна только тогда, когда ты захочешь.

Ксанка посмотрела в пространство перед собой. Триконка тут же вспыхнула, завертелась, разбрасывая радужные лучи. Ксанка протянула руку, коснулась сияющего слова «курсантов», и пальцы ее засыпало драгоценными камнями. Потом триконка всплыла кверху и снова погасла.

– Повесь ее в казарме.

– Спасибо, – снова прошептала Ксанка. – Ты изменился, Кир.

– Ни хрена он не изменился, – тут же отреагировал Спиря. – Как был ростом два двадцать, так и остался.

Ксанка посмотрела на него, словно на последнего придурка, и Спиря сразу привычно угас.

– Кстати, – сказала Ксанка. – Говорят, будто из-за тебя на Дога наехал капеллан. Говорят, он приложил лапу к тому, чтобы Димитриадия Олегыча убрали от нас.

– Серьезно? – спросил Кирилл. Почему-то сейчас это его совершенно не волновало.

Он представлял себе, как дарит такую вот триконку Светлане Чудиновой, как метелка с восхищением смотрит на него, как улыбается…

– Ты меня не слушаешь, – сказала Ксанка.

– Почему? – Кирилл пришел в себя. – Слушаю.

– Ты очень изменился, Кир, – повторила Ксанка.

Над лагерем разнесся сигнал горна, предупреждающий курсантов о том, что через десять минут им надлежит явиться на плац, на вечернюю поверку, и Ксанка со Спирей, махнув на прощание лапами, исчезли.

А Кирилл вернулся на койку и задумался.

В каком это смысле он изменился? Неужели со стороны заметно, как ему хочется увидеть Светлану Чудинову? Интересно, кстати, чем сейчас занимается метелка? Да впрочем, тем же, что и вся зелень, – готовится к вечерней поверке. Меняет подворотнички и чистит ботинки. Или подмывается и меняет тампоны, если у нее критические дни… Кстати, Спиря утверждает, что в былые времена, когда липучек еще не существовало, подворотнички пришивали. Интересно, как это делалось? Неужели у каждого курсанта была швейная машинка? Или стояли в очереди к, скажем, двум машинкам, выделенным роте?

Он представил себе эту картину и рассмеялся – настолько невероятной она ему показалась.

Потом мысли Кирилла обратились к событиям последних дней, и он с удивлением обнаружил, что ему хоть и чуть-чуть, но жалко утраченной воли. Это было чувство из прошлого, из первых дней в ГК, казалось бы, давно забытых, да вот, оказывается, все еще живущих в глубинах курсантской памяти… А ведь тоскливое было время: еще вчера ты ощущал себя беззаботным, как птица (ну разве что о заработке приходилось думать, но это были не слишком печальные думы), и вот опять!.. Подъем, занятия, отбой… Завтрак, обед и ужин – по команде… Всё, как в приюте. А с другой стороны, все за тебя решено, все определено, все запланировано. Может, это и есть настоящая беззаботность? И лучшее находится здесь, в «Ледовом раю», а все, что за пределами Периметра, – сплошной голимый целлофан?

Интересно, где сейчас Лони Ланимер? Почему он хотел сунуть свой нос на кухню этой Дельфины Громаденковой? Это и правда был заказ со стороны, или у Лони в этом деле свой интерес? И какова все-таки связь между Дельфиной и капралом Гмырей?

Вот за то, чтобы узнать характер этой связи, Кирилл отдал бы многое. Потому что, похоже, имеется в этой связи нечто, касающееся и его, Кирилла, и ждать от этого нечто можно только сплошных ржавых пистонов… Как все-таки странно устроена жизнь! Там, за воротами лагеря, Кирилл мог бы вскрыть эту связь, но тогда она его не слишком волновала, а вот теперь, когда лапы стали коротки и ни в жизнь не добраться до парочки Дельфина-Гмыря, ему вдруг стало интересно! Да, кстати, а ведь Громильша-то наверняка в этом деле что-то сечет.

И тут Кирилла едва не скрутило от ненависти.

Ай да Сандрочка! Похоже, она была с ротным заодно. Иначе с какой стати он утащил ее с собой?.. Строила из себя влюбленную в Кента, а самой-то скорее всего требовалось совсем другое! Наверняка ведь выполняла некое задание Димитриадия Олегыча, метла без ручки! Интересно, где они с Догом теперь? Вряд ли за пределами Марса, хотя «Райская Птица» и отправилась сегодня к Земле. Перевели, наверное, в какой-нибудь соседний лагерь… Но все равно не достанешь! А я бы им отвесил ржавых пистонов!

Потом ненависть ушла, и Кирилл принялся удивляться самому себе. Как бы он, интересно, им отвесил? Да Сандра превратила бы его в шнурок от ботинка, с ее-то бицепсами, а уж про Гмырю и говорить нечего! И вообще Дог мог взять ее с собой по самой простой причине – потому что сохнет по метелке. Против природы не попрешь, даже если ты во всем остальном кремень и железо..

За Сандриными бицепсами в памяти Кирилла всплыли и прочие ее женские достоинства, потом их сменили прелести Светланы Чудиновой, никогда не виданные, а потому еще более привлекательные, и все кончилось тем, что заведенный желанием обрезок отправился в ванную – снимать плотское напряжение. Дежурная медсестра проводила его очень заинтересованным взглядом, но ему стало страшно оказаться с нею один на один, и он сделал вид, будто не заметил этого взгляда, с равнодушным видом прошествовал мимо, и совершил необходимое. А потом, приняв успокаивающий душ, умиротворенный, вернулся в палату, улегся в койку, укрылся одеялом, и через минуту уже дрых без задних ног, и все грозящие ему ржавые пистоны улетели за пределы Солнечной системы.