Ничейная земля - Илья Бушмин

Заволокин скривился, одарив опера уничижительным взглядом.

– Тут не ты решаешь, что беспредел, а что нет.

– А я и не пытаюсь ничего решать. Это уголовный кодекс и закон «О полиции» давно решили за меня. И девушка, и ее мать отлично помнят, когда именно они пришли в наш отдел подавать заявление. Это было 19 февраля. Все, что нужно – просто узнать, кто дежурил в тот день пять лет назад и…

– Поляков, твою мать! – не выдержал и рявкнул Заволокин. – Мы ищем маньяка, а не виноватых среди своих же! Здесь все – менты, и все мы делаем одно дело.

Поляков отлично это знал. Но знал он и другое.

– Михаил Иванович, при всем уважении, его могли поймать уже тогда. Если бы дежурный делал свою работу, мы уже пять лет назад могли поймать этого маньяка. И не было бы последних убийств. Дочь мэра была бы жива. Как думаете, что будет, когда он узнает, что его дочь убили, потому что наш дежурный решил в свою смену глухарь себе на шею не вешать?

Заволокин с силой ударил кулаком по столу. Задрожал и завибрировал графин на перпендикулярно приставленном к столу шефа столике для совещаний.

– Мозги мне не надо е… ть, – прорычал Заволокин. – Я с тебя х… ею, Поляков! Ты, б… дь, что о себе тут думаешь? Хочешь, чтобы все узнали, как ты готов своих подставлять?! Если ты до сих пор, е… твою мать, кое-что не уяснил, то я могу тебе зенки открыть. Менты друг друга не сдают и не подставляют. А если кто-то так делает, то с крысами разговор короткий. Однажды они оказываются не на том вызове, а рядом вдруг никого не оказывается. Или еще что-нибудь в этом духе. Так будет всегда, потому что только так можно работать в этой системе. Ты меня понял? – Поляков угрюмо кивнул, но майору этого было мало: – Я тебя, б… дь, спрашиваю, ты меня понял?

– Так точно.

– Свободен, – процедил Заволокин и тут же демонстративно уткнулся в документы, игнорируя подчиненного. Поляков встал и вышел, кипя от ярости и мысленно проклиная майора…

– …Отдельно мы проверяем еще раз всех – подчеркиваю, всех – стоящих на учете у психиатров города, – говорила Катя. Опера делали пометки у себя в блокнотах. – Эксгибиционисты, сексуальное насилие, шизофреники с выраженным сексуальным уклоном, психи, которым свойственны вспышки ярости. Барсуков, займитесь этим вы, хорошо?

– Понял.

– Третье направление поиска: проверка старых, еще советских баз. Мы ищем след нашего маньяка в те времена, когда он был еще ребенком. Психиатры заявляют, что у него в детстве были эпизоды насилия. Сексуальное домогательство, изнасилование, в том числе кем-то из близких родственников, или что-то ужасное – насилие, убийство – чему он стал свидетелем. Что-то, из-за чего у него поехала крыша. Тогда он был ребенком, скорее всего, в возрасте от 3 до 10—12 лет. Соответственно, мы ищем все подобные случаи в этом временном промежутке. Тогда такие случаи фиксировались, каждое подобное событие было ЧП, и вся эта информация должна быть в базе. Все это – первый этап.

– А что дальше? – осведомился опер, которого Катя никогда раньше не видела.

– На втором этапе мы будем, во-первых, сверять все эти три списка и искать совпадения. А во-вторых, запрашивать информацию на каждую подходящую кандидатуру. В том числе в паспортном столе. У нас есть фоторобот, от него и будем плясать.

У Кати зазвонил сотовый. Взяв трубку, она увидела на дисплее имя абонента – «Поляков».

– Секунду, – Катя нажала кнопку ответа. – Слушаю, Сергей.

Поляков выложил все, что узнал сам. Если Заволокин запретил ему работать с информацией, это не означает, что с информацией работать не может никто.

– Сейчас я перешлю тебе телефон Рамили, – говорил Поляков. – Пригласи ее к себе, пусть даст официальные показания, поставит подпись. Потому что благодаря этой девчонке у нас есть ключ. Травма руки.

Катя сориентировалась – Поляков позвонил вовремя.

– Я как раз сейчас с ребятами из главка общаюсь. Могу попросить проверить все травмпункты и больницы.

– Так и сделай. Пять лет назад, вечером 18 февраля, нашему убийце вырвали кусок мяса из руки. Он должен был обратиться за медицинской помощью, в травмпункт или сразу в приемный покой. А может, и «скорую» вызвал, когда понял, что там все серьезно. Прошло всего 5 лет, все эти бумаги должны храниться.

– Поняла тебя. Спасибо, Сереж. Все сделаем.

– На связи, – попрощался он и положил трубку. Глубоко вздохнув, он нашел в ящике стола пепельницу, вырезанную из пивной банки, открыл окно кабинета и закурил.

Его нисколько не возмущала система круговой поруки. Законы, связанные с полицией, несовершенны настолько, что без нее работать нельзя. Что будет, если ты завел ценнейшего информатора, который может помочь тебе раскрыть десятки преступлений – но осведомитель наркоман, и в обмен на информацию ты должен снабжать его дозами героина каждый день? Такое бывает сплошь и рядом. У самого Полякова был такой стукач, пока не нарвался на нож в бессмысленной пьяной драке. Но если кто-то сдаст опера с наркотиками в кармане, ему не поздоровится. Увольнение и, возможно, условный срок обеспечены. Однако здесь речь шла о нормальной оперативной работе, которую не учитывают – потому что абсолютно не знают – те, кто рисует законы. Но история с дежурным, выгнавшим из отдела едва выжившую девушку, его возмущала до глубины души. Меру нужно знать. Тот дежурный потерял рамки. Поляков и не собирался раздувать скандал. Но черт побери, почему бы не найти этого сотрудника и просто не внушить ему одну простую мысль так, чтобы он запомнил ее навсегда: «Никогда так, скотина, больше не делай, потому что из-за тебя до сих пор на свободе находится серийный убийца»?

Поляков вернулся за стол. Включил компьютер. Тот загудел, загружаясь. В ожидании Поляков достал из кармана фоторобот маньяка. Разглядывая лицо врага, Поляков вспомнил бабушку Кирилла Фокина.

А что, если…? Нет, лицо на фотороботе не имело ничего общего с тем парнишкой из молодости в Яме. Но прошло столько лет… Поляков не видел Кирилла лет 17 – когда через год после страшного лета он устроился в ППС и перебрался в город. Сначала поселился в комнате милицейской общаги. А потом знакомство с будущей и теперь уже бывшей женой Женей, семья, ребенок… В Яме Поляков появлялся все реже, а если наведывался в поселок, то по служебным делам или повидать знакомых и родителей. Но Кирилла он больше не видел. С тех пор парень мог измениться, как угодно.

Вглядываясь в фоторобот, Поляков и сам поверил, что видит какое-то неуловимое сходство этой физиономии с тем парнишкой, взирающим на мир исподлобья, который бродил по улицам Ямы в то страшное лето 18 лет назад.

Неувязка была лишь одна. Тогда Кириллу было всего лишь 14 лет…

…Оставшись одна, Катя выдохнула. Опять второй приступ за неделю. И это несмотря на успокоительное, которое она пьет каждый день утром и вечером, чтобы держать в узде нервную систему. Именно от стрессов приступы учащались – это она изучила давно, жива и мирясь с ними последние 18 лет.

А потом у Кати зазвонил рабочий телефон.

– Мазурова, – привычно представилась она и услышала в трубке незнакомый голос:

– Екатерина Алексеевна? Следователь?

– Да, кто это?

– СИЗО №1, старший лейтенант Малышев. У нас тут постоялец, которого в ходе рейдов в Замаячном поселке задержали. Он хочет поговорить со следователем. Говорит, это очень важно.

5

– У меня это будет четвертый срок. И не по самой, че бакланить-то, авторитетной статье. К тому же, та чуха малолеткой оказалось. Попадалово, короче. И я не хочу, чтоб меня закрыли у хозяина хер знает на сколько.

– Нужно было думать раньше, – сухо заметила Катя.

– А я подумал сейчас. Типа, лучше поздно, чем никогда, так говорят? Короче, мне нужна скидка. В обмен на наколочку.

Махно, в миру Степан Шмурыгин. Был задержан одной из групп во время масштабных рейдов в Яме. Отсидев трое суток в ИВС, где его допрашивали опера и следователи, был переведен в СИЗО. Махно был судим трижды, причем все три срока за квартирные кражи и грабежи. Вот и в этот раз Шмурыгин хотел совершить кражу из квартиры – что называется, выставить хату. Вскрыл дверь монтировкой, шагнул внутрь – и обнаружил бледную от ужаса 15-летнюю девушку, которая держала трясущейся рукой сотовый телефон и умоляла кого-то приехать как можно быстрее и спасти ее.

Махно рассвирепел от такого поворота, но решил не убегать просто так, раз уж взлом и проникновение были налицо. Вырвав телефон у девушки, он разбил его о стену. После чего схватил ее за волосы, сжал горло и велел сказать, где лежат деньги. А потом швырнул девушку к окну, грудью на подоконник, сорвал с нее трусики и изнасиловал. Измываясь над подвывающей жертвой, Махно все это время смотрел в окно – на случай, если полиция приедет слишком рано.