Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова - Бояшов Илья Владимирович

Наутро пошёл Садко по рядам с умелыми слугами и всё, что увидит, скупает. Увидит меха – берёт меха. Увидит бочки – берёт бочки. С утра до вечера ходил Садко по торговым рядам – скупил весь новгородский торг.

Ночью спит без ног, сладко подхрапывает, да того не ведает, что вслед закату прибежали корабли по седому Волхову: выкатили с них на берег новые бочки, ряды и лавки заполнили новой рухлядью. Утром продрал гусляр глаза, глядит: товара-то на новгородском торгу вдвое против прежнего.

Вновь ходит Садко по торгу с умелыми слугами, сыпет серебром-золотом. Увидит меха – скупает меха. Увидит бочки – берёт бочки. Опустел к ночи новгородский торг, но вот только опять прибежали корабли по седому Волхову. Утром все лавки заполнены, товару там втрое против прежнего.

Не сдаётся Садко, хорохорится, гоголем выхаживает, на слуг своих покрикивает. Тащат слуги в его склады-амбары всё, что им попадётся под руку, – уже весь двор у Садка заполнен товарами, во всех конюшнях, в погребах его бессчётно покладено. Садко со слугами спят как убитые, ног не чуют, руками не шевелят. Вновь ночью прибежали корабли-ладьи по седому Волхову: за смоленскими подоспели товары рязанские, за рязанскими – тверские, за тверскими – ростовские. Лавки-ряды новгородского торга вчетверо против прежнего товаром завалены.

Вышел тогда Садко на торговую площадь: крест он кладёт по-писаному, поклоны ведёт по-учёному, на новгородские церкви крестится, на Святую Софию молится.

Говорит Садко всему честному народу:

– Прости меня, народ православный! Простите и вы меня, купцы-спорщики, за моё бахвальство глупое, за мои неразумные слова! Правы ведь вы оказались: как бы ни был я богат, а не могу тягаться с Господином Великим Новгородом.

Отвечает народ:

– Бог тебя простит, Садко Микулович!

Отдал тогда Садко спорщикам половину имущества, как и было уговорено; пошёл к себе на двор, собрал слуг-дружинников, говорит им таковы слова:

– Верные мои товарищи! Ступайте-ка вы на пристани, купите на всё моё оставшееся богатство крепкие корабли, снесите на них весь товар, какой только на моих складах отыщете. Стыдно сидеть мне в Великом Новгороде, стыдно смотреть в глаза всем честным купцам, работящим новгородским мужичкам. Впору отправиться за синее море, за далёкие горы, поглядеть на белый свет, увидеть заморские страны.

Пошли его слуги на пристани, купили они на оставшееся богатство тридцать кораблей, заполнили их товарами, вставили крепкие вёсла в уключины. Ступил Садко на большую ладью и вновь народу кланяется:

– Прости меня, народ новгородский! Не поминай лихом!

Ему отвечают:

– Кто старое помянет, тому глаз вон! И тебе доброго пути, Садко Микулович!

Оглянулся тогда Садко на слуг-дружинников, их спрашивает:

– Все ли здесь собрались?

Отвечает один из его молодцев:

– Нет, не все ещё.

Удивился Садко, посчитал своих слуг и вновь спрашивает:

– Все ли здесь?

Тот же молодец ему отвечает:

– Нет, не все ещё, Садко Микулович!

Рассердился Садко, нахмурился:

– Или я считать не умею, или надо мной насмехаются.

Отвечает молодец:

– Не сердись, Садко Микулович, не гневайся! Нет между нами самого верного твоего товарища, самого надёжного твоего друга. Его-то ты и позабыл на берегу.

Понял Садко, о чём речь, приказал принести свои яровчатые гуселышки. Однако не обиделись перегуды на хозяина: как только тронул он серебряные струночки, тотчас ему ответили.

Поклонился Садко молодцу:

– Прав ты был: едва не проглядел я самого верного друга.

И пошли корабли по седому Волхову, по озеру Нево, по реке Неве, по славному Варяжскому морю. Да так резво они бегут, словно кто-то их в паруса подталкивает, словно кто-то их направляет. Дружинники тому не нарадуются, лишь Садко невесел.

Добрались Садко с дружиной до заморских стран, продали там весь товар. Закатила дружина на корабли сорок бочек чистого серебра да сорок – красного золота. Гуляют слуги в заморских платьях, карманы их полны монетами. Обратно ладьи ещё резвее бегут, словно по глади скользят. Садко же места себе не находит.

Вдруг вздыбилось синее море, заходили по нему волны, надвинулись тучи; ладьи качаются, словно лёгкие щепочки, паруса их порваны, весла поломаны.

Говорят дружинники:

– Бросим в море бочку с серебром. Авось оно над нами смилуется.

Бросили бочку в море, однако буря ещё страшнее сделалась.

Дружинники говорят:

– Сбросим тогда бочку с золотом. Примет море такой богатый дар – успокоится.

Бросили они бочку с золотом, да только море совсем разбушевалось.

Догадались дружинники:

– Видно, просит море не серебра и не золота. Просит оно человеческую душу. Остаётся нам бросить жребии: кому из нас не посчастливится, тот в пучину и отправится.

Говорит Садко верным слугам:

– Коли бросать нам жребии, побросаем их на дубовых щепочках. Чья щепка в море скроется, тому в пучину идти.

Побросали они в воду дубовые щепочки. У всех дубовые щепки гоголями плавают, а у Садка на дно пошла.

Говорит Садко:

– Нет, то жребии неправильные. Вы бросайте жребии на дубовых щепочках, а я брошу на берёзовой.

Вновь бросают они в воду жребии – все жребии гоголями плавают, а у Садка щепка на дно пошла.

Говорит Садко:

– И эти жребии неправильные. Бросайте-ка вы жребии на дубовых щепочках, а я брошу на липовой.

В третий раз они бросили – у всех жребии гоголями плавают, а у Садка щепка на дно пошла.

Вздохнул Садко:

– Делать нечего: по мою душу синее море волнуется. Достаньте-ка мне дубовую доску и принесите яровчатые гуселышки.

Принесли тогда ему слуги дубовую доску, дали в руки гусли-перегуды. Помолился Садко всем святым, а особо Пресвятой Богородице, попрощался с верными товарищами. Подхватила его волна, унесла в открытое море, и сразу буря затихла – будто её и не было.

Долго плавал по морю Садко Новгородский. Море его убаюкало, заснул гусляр, а проснулся на дне морском. Сквозь воду печёт красно солнышко, а рядом-то белокаменная палата. В той палате Морской царь гостя своего дожидается.

Говорит царь Садку:

– Ну, здравствуй, богатый купец Садко Новгородский! Так-то ты наш договор держишь, так-то тешишь меня, старика, своими песнями.

Поклонился Садко царю:

– Не сердись на меня – искуплю я вину, отыграю тебе за все годы, потешу тебя перегудами: ударю такую плясовую, какую ты ещё не видал, песни такие напою, каких ты ещё и не слыхал.

Снял Садко с плеча яровчатые гуселышки, ударил по серебряным струночкам. А как начал он играть в яровчатые гусли, не сдержался царь – заплясал плясовую. Синее море возмутилось, взбаламутилось, затрясло на нём корабли – стали те корабли под воду подныривать, хоронить своих корабельщиков. Люди на кораблях – купцы православные. Принялись купцы молиться святому Николе: «Утихомирь, Никола, море, спаси нас, грешных, от великой бури!»

Играет Садко – пляшет Морской царь без устали. Вдруг гусляра как что толкнуло в плечо. Оглянулся он, видит – стоит позади беленький старичок, борода у того старичка треплется. Говорит старичок таковы слова:

– Уж больно разыгрался ты, Садко Микулович! Уж больно хочешь угодить Морскому царю. А знаешь ли, что делается на свете от твоей игры?

Садко спрашивает:

– Что же на свете от игры моей делается?

Старичок отвечает:

– Началась от твоей плясовой на море великая буря. Тонут в ней корабли с православными. Бессчётное число их уже потонуло и ещё больше потонет, если будешь тешить Морского царя.

Говорит Садко:

– Не моя на то воля: заставляет меня играть Морской царь.

Старичок ему советует:

– Ты струночки на перегудах повырви, шпинчики на них повыломай. Говори царю: «Беда со мной, царь, приключилась, струн у меня не случилось, шпинчиков не пригодилось, играть более мне не на чем». А как скажет тебе тогда Морской царь: «Не угодно ли тебе, Садко, жениться у меня в синем море на душечке, на красной девушке?» – соглашайся на то безбоязненно. Как скажет царь: «Выбирай себе девицу», – выбирай её по уму да по разуму. Ты первое стадо в триста девиц мимо себя пропусти. И второе стадо в триста девиц пропусти. Как третье стадо пройдёт, в самом его конце увидишь девицу-раскрасавицу, зовут её Чернавою. Вот её и бери в замужество. Но и здесь есть хитрость великая: первой ночью к своей жене прикасаться не смей. Сблудишь с женой в ту ночь, у царя останешься навечно. Если же от блуда воздержишься, проснёшься утром не в синем море, а на Святой Руси. Об одном лишь прошу, Садко Новгородский: как вернёшься на родину, построй соборную церковь, и не кому-нибудь, а Николе Можайскому. Я и есть тот великий Николище.